Анатолий Димаров - Вторая планета
— А чего это они с луками и стрелами? — спросил я тихонько папу.
— Это ритуальное оружие специальных отрядов, которые охраняют держи-дерево, — объяснял папа. — Кстати, ты знаешь, откуда взялось это держи-дерево? — обратился он уже к тёте Павлине. — Оно сконструировано здесь, на этих плантациях. В качестве биологического оружия.
— И они его отпустили? — ужаснулась тётя.
— Ага…
Плантации держи-дерева были обнесены высокими и довольно толстыми стенами. На стенах вымощены узенькие дорожки, огороженные с обеих сторон заборчиками.
— Чтобы никто не упал вниз, — объяснил экскурсовод.
— Я если всё-таки упадёт?
Экскурсовод лишь усмехнулся. И ткнул рукой вниз.
Там шевелилось держи-дерево. Не прикрытое травой, оно то сплеталось в зелёные клубки, то расползалось, выбрасывая перед собой тысячи колючих плетей. Подползало к стене, пробовало подняться по ней, оседало и снова лезло наверх.
— Оно что, голодное? — поинтересовалась тётя Павлина.
— Да. Скоро его будут кормить.
— А чем вы его кормите?
— Вон тем…
Экскурсовод показал рукой в сторону, и мы увидели сотни стоящих впритык клеток. Одни из них были пусты, из других выглядывали мелкие существа. «Роботы».
— Вы кормите держи-дерево ими? — спросила тётя Павлина.
Её лицо побледнело.
— Конечно, — ответил немного удивлённый экскурсовод. — Это обходится дешевле всего. Попробуйте напастись дичи, чтобы прокормить этакую прорву! Пока не началась война, мы вынуждены кормить держи-дерево вот этими существами. А потом, я надеюсь, ему хватит корма, — усмехнулся переводчик. — Который час? Без четверти двенадцать?.. Ровно в двенадцать будем наблюдать захватывающее зрелище!
Я весь аж содрогнулся: вспомнил, как оранги бросали через костёр съёжившихся существ. Папу также не привлекала будущая процедура, и он холодно ответил:
— Спасибо, но у нас мало времени. А нам ещё нужно побывать в храме держи-дерева.
Храм держи-дерева стоял неподалёку от плантаций. Это было высоченное сооружение с позолоченным куполом. Над ним торчала гигантская чёрная колючка: символ держи-дерева.
Там уже были предупреждены о нашем приходе: нас встретила толпа жрецов. Все они были в причудливых плащах, напоминающих листья дерева, с непокрытыми гладко выбритыми головами. Старший жрец выступил нам навстречу, предостерегающе поднял нал головой плеть держи-дерева, усеянную ядовитыми колючками.
— Знаете ли вы, что эти нечистые существа не имеют права даже приближаться к храму? — гневно вопросил он и ткнул плетью в сторону Жорки и Ван-Гена.
— Знаем, — спокойно ответил папа. — Но мы получили разрешение.
— Знаете ли вы, что за нарушение этого закона мы должны немедленно бросить их держи-дереву? — наступал на папу жрец; его глаза так и пылали.
— Знаем, — точно так же бесстрастно отвечал папа. — Но разрешение нам выдал сам Оранг Третий.
— Наш фюрер не мог дать такого богохульного разрешения! — завопил жрец.
Папа полез за пазуху, достал небольшую золотую пластинку.
— Вот это разрешение!
Жрец уставился на ней так, словно не верил собственным глазам. потом неохотно вернул пластинку папе, склонил бритую голову:
Мы обязаны выполнить волю нашего божественного фюрера… Но в храм мы впустим только вас, без этих двоих нечестивцев!
Нам пришлось подчиниться.
Внутри было темно и мрачно. Высокие сёрные стены, такой же чёрный пол, застеленный толстой чёрной тканью, приглушавшей шаги. Мы невольно стали разговаривать шёпотом.
— Не подходи близко к стенам! — предостерёг меня папа.
Я присмотрелся повнимательней: со стен свисали плети держи-дерева. Ядовитые колючки торчали повсюду, а впереди, перед позолоченным алтарём, была словно бы нора, сплетённая из держи-дерева.
— Что это? — спросил я папу.
Папа не знал. Тогда мы спросили экскурсовода. Тот с видимым страхом посмотрел на нору.
— Это — путь для тех, у кого перед фюрером нечиста совесть, — неохотно объяснил он.
— Какой путь, что он городит? — тётя Павлина присела перед норой, попробовала заглянуть внутрь.
Старший жрец вдруг что-то выкрикнул. Глаза его триумфально блеснули. Несколько жрецов метнулись вглубь храма, к стене. Стена тут же раздвинулась, в ней образовался тёмный проход. Жрецы нырнули в него, затопотали вниз. Какое-то время стояла напряжённая тишина, потом из отверстия вырвался рёв.
Кто-то кричал, надсадно и страшно. Сперва низкий, рёв становился всё выше и выше, и в конце концов превратился в такой пронзительный визг, что у меня в голове зазвенело. Я заткнул уши, но визг проходил сквозь ладони, сквозь всего меня — я сам еле сдерживался, чтобы не закричать.
Вот жрецы снова появились в жуткой щели: они волокли какой-то тёмный клубок, извивающийся и визжащий.
— Кто это? — вцепился я в папину руку.
— Молчи! — прошептал он.
Клубок оказался орангом. Страшно грязным и голым. Шерсть на нём сбилась в сплошные колтуны, рёбра ходили ходуном, глаза бездумно блестели.
Старший жрец стоял неподвижно, ожидая, пока жертву подтащат к нему. Потом опустил ветку, толкнулся колючками оранга. Крик сразу же оборвался, по голому телу пробежала судорога. Оранг тут же обмяк, и жрецы, которые до сих пор держали его, расступились.
Оранг лежал на полу. Тяжело дышал, мелко дрожал.
Старший жрец подошёл к нему, пнул ногой. Что-то выкрикнул, властно и резко.
— Лезь! — перевёл нам толмач.
Оранг поднял голову. Глаза его всё ещё были бездумны; она, наверное, ничего не понимал.
— Лезь! — заорал жрец снова. — Помогите!
Жрецы тут же подскочили к орангу, потащили к норе. Бросили перед самым отверстием, ткнули головой в нору.
— Лезь!
И оранг полез. Прижимаясь к полу, извиваясь всем телом. Вот уже не видно плеч… Вот исчезла спина… У меня внутри всё сжалось, аж мышцы заболели, словно я сам сейчас лез по этой норе. Вот уже видны лишь ноги… Ещё немного, и оранг выберется с другой стороны, невредимый… Внезапно он громко вскрикнул, забился в конвульсиях, замер… Два жреца, стоявшие на той стороне, зацепили его двумя длинными крюками, поволокли прочь из храма.
— Он не выдержал испытания, — объявил старший жрец. — У него перед фюрером нечиста совесть, и священное держи-дерево его покарало.
— Пошли отсюда! — дёрнул меня папа.
Вышли из храма — старший жрец увязался за нами. Понурый его взгляд остановился на Ван-Гене, потом — на Жорке. Подошёл вплотную, стал разглядывать, долго и внимательно. Потом повернулся к папе, что-то спросил.
— Он спрашивает, где вы взяли этих существ, — перевёл нам толмач (папе переводить было не надо, он уже и так знал язык орангов). — Они не похожи на роботов.
Папа что-то ответил.
Застывшее лицо жреца сразу ожило, он с ещё большим интересом посмотрел на Жорку. Почему-то только на Жорку. Потом повернулся к папе, снова что-то спросил.
— Известно ли вам, что скоро наступит великий праздник цветения? — перевёл нам толмач.
— Да, я про это слышал, — ответил ему папа.
Лицо у него сразу сделалось встревоженное, он, должно быть, почувствовал, что жрец задумал что-то плохое.
— В это время держи-дерево покрывается цветами! — выкрикнул жрец; он аж раскачивался в экстазе. — прекрасными чёрными цветами, прекраснейшими на свете цветами! И тогда ми, жрецы, со священным трепетом подступаем к нему. Мы собираем его колючки, ибо во время цветения яд в них самый сильный, мы несём их в храм и обвешиваем стены. А потом изготавливаем из них стрелы для воинов храма… И в пору цветения, во время великого праздника цветения мы приносим в жертву вот этих существ, — он показал на Ван-Гена и Жорку. — Вы отдадите их нам!
Мы онемели. Папа побледнел ещё больше, а тётя Павлина метнулась к Жорке и схватила его за руку:
— Чёрта лысого!
Жрец и без толмача понял, что ответила тётя Павлина. На его лице возникло такое удивление, что я едва не рассмеялся. Потом он понимающе ухмыльнулся:
— О, я догадываюсь, почему вы не хотите с ним расставаться! — презрительный жест в сторону Жорки.
Поднял вверх руки, щёлкнул пальцами. И сразу же из низенького помещения, стоявшего недалеко от храма, появилась ещё одна группа жрецов: каждый из них вёл на цепочке «робота».
— Выбирайте… Берите себе любого…
— Скажите ему, чтобы убирался ко всем чертям! — взорвалась тётя Павлина. — Скажи этому остолопу, что нам его роботы не нужны.
— Двоих берите!.. Троих — вместо одного вашего! — выкрикнул жрец.
Я не знаю, чем бы закончился этот торг, потому что тётю Павлину уже трясло от злости, если бы не папа. Опасаясь, что тётя Павлина вот-вот накинется на жреца, он выступил вперёд и примирительно заговорил:
— Мы прилетели с планеты Земля впятером, и пятеро должны вернуться на Землю Таков наш закон. Пошли! — Папа отвернулся от жреца и пошёл прочь.
