Андрей Фролов - Создатель снов
– Они уже вкусили благонравия, делающего жизнь легче? – строго уточнил Лифт.
Из его кабины вынесли все коробки с «дарами», и в пустом полумраке посверкивали хрусталь светильников и настенные зеркала.
Толстяк скривился, будто съел жука.
– Нет, владыка, не успели…
– Так чего же ты ждешь? – грозно спросил Апокалифтис, а из его стенок выдвинулись четыре установки, одновременно напоминавшие реактивные турбины или чересчур хитрые динамики направленного действия. – Заканчивай быстрее и войди в кабину Мою! Заповеди новые и ответы на вопросы дать Я готов, чтобы легче сделать жизнь вашу, верный слуга!
Главный прислужник Лифта обернулся к помощникам, что таскали коробки со Штамповальни. Его тарелкообразная рожа, похожая на кусок подтаявшего масла, скривилась, покрывшись гибкими морщинами.
– Чего встали, бездельники? – глухо рявкнул он. – Быстро несите благонравие!
От этих слов «заблудшим овечкам» стало совсем уж не по себе. Но сбежать не давало плотное кольцо людей. Жители поселка продолжали зорко следить за чужаками, даже стоя на коленях.
Слуги Голоса метнулись в сторону, к щедро накрытым столам (аппетит у близнецов, разумеется, уже отшибло), что-то выискивая в недрах грузового самоката, на котором были доставлены продукты и скамейки. В звонкой тишине, внезапно повисшей над поляной, было слышно мерное жужжание моторов Апокалифтиса и напряженное дыхание толпы.
– Что же мы натворили?! – уже не сдерживаясь, воскликнула Настя, ее щеки заполыхали багрянцем гнева, а затем по ним покатились неконтролируемые слезы. – Как же мы ошиблись… Ну скажите, какая Птица заставила нас потащиться в эту дурацкую дверь?
И не нужно думать, будто Анастасия плакала только потому, что была девочкой. В особенно страшных или экстремальных ситуациях плакать не зазорно даже мальчикам (и даже самым мужественным из них). Сейчас же наступила именно такая ситуация – происходящее воистину пугало своей непредсказуемостью.
Трое путешественников, прошедших через самые опасные поляны Спасгорода, в свое время избежали когтей, самозатягивающихся ошейников, шприцов, клыков, пуль и штыков, охладительных реагентов, зубов, токсичных ферментов, кладбищенских машин эмоционального подавления и ножей сумасшедшей циркачки. И только для того, чтобы безвольно сгинуть на забытой поляне, где безумцы поклонялись Лифту и его жирному приспешнику…
– Тише, родная, тише, – попробовал успокоить ее Виктор, очень по-взрослому обнимая за плечо и ласково поглаживая по голове. – Еще не все потеряно… Главное, мы вместе, а это значит…
Мальчик не договорил – стоящие на коленях посторонились, неуклюже отползая в сторону, и пропустили на площадку перед шахтой одного из помощников Голоса. Прислужник, скромно потупившись, нес в руках узкую высокую бутыль из непрозрачного бурого материала, напоминавшего глинопластик. В другой руке была зажата пиала такого же цвета.
– Наконец-то! – просиял толстяк, хищно улыбнувшись. – Владыка Апокалифтис, все почти готово! Сейчас чужаки изопьют благонравия и навсегда станут частью нашей общины, славя тебя день за днем!
– Ничего мы пить не станем! – закричал Дима, сжимая кулаки. – Только попробуй, подойди – дам в нос!
По рядам коленопреклоненных благодатинцев прокатился ропот: как этот наглец смеет так дерзко говорить с великим Лифтом и Голосом Его? Люди шептались, испепеляя нахалов взглядами. Как один, они недовольно кривили губы, только и ожидая приказа схватить и проучить чужестранцев.
– Станете-станете! – жизнерадостно потер ладони-беляши Голос Апокалифтиса. – Один маленький глоточек, братья и сестры, всего один маленький глоточек. И вам будет безразлично происходящее за пределами Благодати. Сердца наполнит любовь и чувство бесконечного преклонения перед величием Его.
Он выхватил у помощника пиалу, подставил под наклоненное бутылочное горлышко. Наполнил темной мутной жидкостью, от которой исходил слабый запах меда, и шагнул к детям.
– Получай! – вдруг просипел Димка, бросаясь вперед еще до того, как брат успел остановить его.
Неожиданный пинок мальчика, пришедшийся точно в руку Голоса, выбил пиалу, отшвырнув куда-то в толпу. Позеленев от злости, толстяк шумно всасывал воздух, хлопал мясистыми губами и с отвращением рассматривал забрызганную благонравием одежду.
А через миг, когда община поняла, что именно сотворил пришелец в черно-желтой куртке, толпа всколыхнулась. Подползла ближе, еще не решаясь встать с колен, но уже готовая хватать и дубасить. И едва не сомкнулась вокруг заботинцев – но от Лифта вдруг ударило что-то оглушительное, упругое, опрокидывающее.
Мощный рев, издаваемый четырьмя звуковыми пушками Апокалифтиса, прокатился поверх голов. В считаные мгновения он наполнил воздух таким невыносимо-протяжным стоном, что от него заломило зубы и заболели ребра. Десятки благодатенцев повалились ничком, выкрикивая мольбы и вразнобой распевая гимны, а наши герои потеряли равновесие, упав друг на друга.
– Вы идете против воли Голоса Моего?! – прорычал Лифт, вращая амбикамерами. – Негодники! Грешники! Грязные души, требующие очищения!
Жирдяй, хлопнувшийся на спину, пытался встать, беспомощно суча ногами. Прислужники тут же кинулись к нему, помогая перевернуться на живот. Дима, Витя и Настя тоже вскочили, сбиваясь в кучу и готовясь продолжать сопротивление.
– Это акустическая пушка, – прошептал Витька остальным. – Отключим ее – лишим мошенников оружия!
– Но как? – Настя все вертела головой, выискивая хоть малейшую лазейку для побега.
– У меня есть план… – Мальчик поправил слетевшие очки, прищурился и повернулся к толстяку.
Тому в это время уже принесли новую чашку, которую он сейчас спешно наполнял дурманом из бурой непрозрачной бутыли. Руки Голоса подрагивали, ноги подкашивались. Вероятно, даже прислуживая Лифту-тирану, толстобрюх не мог быть точно уверен в собственной безопасности…
– Пейте мое благонравие, гадкие грешные дети! – возопили динамики Лифта так громко, что эхо еще долго металось под блеклыми сводами поляны.
– Нет! Мы не станем! – выступил вперед Витька, рубанув по воздуху рукой.
– Глупцы! – рявкнул Апокалифтис еще до того, как охваченный гневом Голос успел вмешаться и приказать своим слугам схватить непокорных. – Я сокрушу и вас, и всю Благодать! Противление воле Моей не имеет права на существование! Подчинитесь или умрите, погубив всю поляну!
Община взвыла от ужаса. Теперь религиозные фанатики не пытались схватить близнецов, а медленно отползали от шахты, почуяв скорую расправу. Дети плакали, женщины подвывали, мужчины стонали и скрипели зубами.
Толстяк повалился на колени, простирая руки, и начал умолять своего владыку сменить гнев на милость. В этой суете и хаосе крик мальчика услышал только Лифт, оборудованный высокочувствительными микрофонами.
– Убеди нас принять слово Твое, великий Апокалифтис! – стараясь перекричать окружившую их какофонию страха, выпалил Витя. – Порази нас мудростью, позволь выйти из кабины Твоей обновленными! И тогда мы примем благонравие, став частью семьи, которую Ты хранишь и оберегаешь!
Малиновые светодиоды над кабиной мигнули, внутри с перезвоном качнулись подвески дорогих люстр. Пушки втянулись в корпус Лифта, амбикамеры с жужжанием выдвинулись вперед, изучая раскрасневшееся от волнения лицо мальчишки.
– Витька, стой, ты что задумал? – прошипел тому на ухо брат, хватая за плечо.
– Тсс… – только и ответил Виктор, нарочито глупо улыбаясь Лифту и умоляюще протягивая к его дверям открытые ладони.
– Приведите непокорных! – распорядился Апокалифтис, включая в кабине свет – засверкав, та предстала во всем великолепии. – Я лично направлю их на путь истинный и заставлю отринуть греховные убеждения.
Толпа, успокоившись (все уже догадались, что расстреливать из звуковой пушки их пока не будут), снова затянула песнопения во славу Лифта. Люди вытирали слезы облегчения, обнимались и жарко обсуждали раскаяние упрямых чужаков.
Конечно, отчасти их стремление войти в богато обставленный Лифт казалось кощунственным. Но одновременно и отважным. А великодушное желание Апокалифтиса лично принять детей в общину обещало стать лучшим завершением праздника Снисхождения. Такое событие, поговаривали благодатинцы, будут обсуждать еще не одну седьмицу. А новообращенные, которых лично отметил владыка, станут почитаться пуще других, и уж тогда страшному пророчеству точно не суждено сбыться…
Помощники Голоса Его боязливо внесли в Лифт бутылку с мутным медовым благонравием и три пластмассовые чашки. Оставили все на ближайшем столике, а затем без промедления, но с поклоном, спинами вперед вышли вон.
Толстяк, нетерпеливо наблюдавший за приготовлениями, все еще мелко трясся, не находя себе места.
