Юлия Вознесенская - Юлианна, или Опасные игры
— А без названий никак нельзя?
— Можно, конечно, но это будет неправильный лимерик. В лимерике, написанном по всем правилам, в первой строчке обязательно должно указываться место жительства героя.
Аннушка задумалась: сказать Даре, что вообще-то она из Пскова, или не говорить? Решила пока оставить Петербург.
— Ладно. У этого города много всяких названий: Питер, бывший Ленинград, град святого Петра…
— Святые у нас тут не в моде, Ленинград слишком длинно, а вот Питер подойдет. Теперь не мешай, я буду сочинять.
Дара задумалась ненадолго, а потом выпалила:
В Норку к Даре девица из Питера заявилась и ноги не вытерла.
Почему не сидится этой русской девице на просторах любимого Питера?
— Кажется, я вытирала ноги… Тебя же не было в комнате, когда я пришла; почему ты думаешь, что я их не вытерла?
— Ой, тупица какая! Твои ноги нужны для рифмы, это поэтическая вольность!
— Так ты не хочешь, чтобы я здесь жила?
— С чего ты взяла? — вытаращила глаза Дара.
— Я так поняла из твоего стишка.
— Юлианна! Ты что, вообще шуток не понимаешь или это у тебя с дороги?
— Нет, но я подумала…
— Думать здесь буду в основном я, а ты только слушай меня и не пропадешь. И жилище наше больше комнатой не зови. Запомни, это Норка! Понятно?
Аннушка пожала плечами. И вдруг непонятным образом она мгновенно оказалась опрокинутой на шкуру носом в медвежий мех, а Дара — верхом на ней.
— Отвечай четко и внятно, — приказала Дара, хмуря широкие рыжие брови и сверкая зелеными глазами. — Понятно тебе, как называется мое жилище?
— Да понятно, понятно, — засмеялась Аннушка и чихнула. — Норка. Как у хоббитов. Только отпусти меня, пожалуйста, мне медвежья шкура в нос лезет. И мне очень нравится твоя Норка, Дара, честное слово!
— Наша Норка, — поправила ее Дара. — А как ты относишься к хоббитам?
— Они мне тоже нравятся. Я читала «Властелина колец» и кино смотрела. Разве хоббиты могут не нравиться?
— Тогда порядок, — Дара оставила Аннушку и побежала к своему шкафу. — Отныне мы обе — хоббиты, а вообще нас теперь трое!
Аннушка хотела спросить, кто у них третий, но не успела. — Я тебе дам мои старые хоббичьи сапоги, — продолжала Дара. — И учти: тем, кто живет в одной комнате, разрешается дружить, чтобы они друг друга не съели.
— Как это — не съели?
— Фигурально. Чтобы не затравили друг дружку насмерть, а то в Келпи никого не останется.
— Неужели все келпинки такие злые?
— Эй, ты в духовную школу поступила или куда?
— Разве Келпи духовная школа?
— Конечно! Нас тут учат общаться с духами, значит, это духовная школа.
— Я думаю, «духовное» означает совсем не это…
— Опять?
— Что «опять»?
— Опять думать вздумала? — Дара обвиняюще уставила на Аннушку не очень чистый указательный палец. — Учти, я ничего не буду тебе рассказывать, если ты будешь над каждым моим словом размышлять.
— Хорошо, хорошо, я не буду сейчас размышлять, я потом все обдумаю. Рассказывай!
— Девчонки у нас злющие, всегда помни об этом. И заруби себе на носу: без настоящей злости колдовству не обучишься.
— Колдовству? Но я в общем-то… — Аннушка хотела сказать, что никакому колдовству она не хочет учиться, но вместо этого спросила: — Дара, а ты тоже злая?
— Конечно, иначе тут не выжить. А дома, когда я жила с моими тремя тетками, я еще злее была.
— А почему ты жила с тетками, а не с родителями?
— Потому что мои родители развелись, как только меня родили. Вот они меня и подкинули на воспитание папочкиным сестрам, старым девам и старым ведьмам. Они с утра до вечера ссорились и грызлись между собой. Когда-то с ними жила еще одна сестра, младшая, но она от них сбежала. И я еле-еле дождалась, когда можно будет поступить в Келпи.
— А твои родители? Они не хотят забрать тебя обратно?
— У них обоих давным-давно другие семьи и другие дети, они и думать забыли, что когда-то у них был общий ребенок. Вот выучусь как следует колдовать и тогда, может быть, захочу с ними встретиться!
— А бывает на свете полезное колдовство, Дара? Белая магия — она, кажется, добрая?
— Запомни, Юлианна, колдовство должно быть полезным и добрым только для того, кто колдует! — важно ответила Дара. — Ну и клиенту, иногда. А всякие эти раскраски — белая, черная, голубая, зеленая магия — это все только маскировка для обыкновенных людей, для быдлов непродвинутых.
— Что ты говоришь, Дара? Разве можно называть обыкновенных людей быдлом? — возмутилась Аннушка.
— Мы называем быдлами людей, лишенных магии. Среди непросвещенных попадаются умные люди, но они все равно быдлы, то есть, ничего не смыслят в магии и колдовстве.
— Я знаю много хороших людей, которые и слышать не хотят ни о каком колдовстве. Моя бабушка, например.
— А она у тебя просвещенная?
— Моя бабушка бывшая учительница.
— Я не об образовании, а о духовности.
— Бабушка высокодуховный человек, она много лет была старостой в нашей церкви.
— В христианской церкви? —Да.
— Христиане — самые заклятые враги колдовства, это из-за них магия веками была в загоне. А насчет духовности запомни: духовность — это общение с духами!
— С какими духами? Духи разные бывают — добрые и злые, Ангелы и демоны.
— Ну кто там их различает! Нужно научиться использовать любых духов.
— А моя бабушка говорит, что нужно уметь различать духов и всячески избегать темных сил.
— Твоя бабушка из быдлов, и в духовных вопросах она не разбирается.
— Очень даже разбирается! — нахмурилась Аннушка.
— Ты со мной спорить хочешь? — Дара зло прищурила зеленые глаза и уставилась на нее.
Аннушка вдруг почувствовала колотье в висках и такую внезапно навалившуюся усталость, что даже мысль о том, чтобы что-то доказывать Даре, спорить с нею, вызвала у нее тошноту. Впрочем, это могло быть и от голода.
— Слушай, а когда у вас ужин? — спросила она, потирая виски. — Леди Бадб сказала, что девочки придут за мной и отведут ужинать.
— Леди Бадб так сказала? Вот шутница! — Злость у Дары уже прошла, и зеленые ее глаза перестали светиться. — Ужин, между прочим, давно прошел. Э, ты чего скисла? Ты голодная, что ли?
— Да. Я весь день почти ничего не ела.
Дара вскочила на ноги и подошла к своему шкафу.
— И что бы ты без меня делала в Келпи, Юлианна? — спросила она, распахивая дверцы. И сама себе ответила: — Пропала бы без меня бедная русская девочка! Но я тебя спасу от голодной смерти: у настоящего хоббита в норке всегда должны быть запасы продовольствия. Иди сюда и принимай!
Дара извлекала из глубин шкафа и передавала Аннушке чипсы, шоколадные батончики, банки с кока-колой, какие-то печенюшки в прозрачных упаковках.
— Хватит нам на ужин?
— Хватит, конечно, хватит! Остановись, Дара!
— Есть еще персики, хотя вообще-то я их для Бильбо украла.
— Бильбо — это твой кролик? — догадалась Аннушка.
— Ну да.
Дара вытащила Бильбо за уши из шкафа и пустила бегать по комнате. Она взяла из корзинки персик и покатила его по полу: Бильбо бросился за персиком, как котенок за клубком, и стал гонять его по комнате.
— Я его тренирую, чтобы он научился бегать быстрее Келпи, — пояснила Дара.
Они разложили припасы прямо на шкуре перед очагом и принялись за еду. За ужином Дара принялась снова просвещать Аннушку насчет порядков в Келпи, но та скоро наелась и начала клевать носом. Бильбо, наигравшись персиком, обгрыз его до косточки и тоже прилег рядом с Аннушкой, уткнувшись ей в живот.
— Смотри-ка, и Бильбо тебя признал, — удовлетворенно сказала Дара. — Э, да ты совсем спишь, Юлианна!
— Я устала. У меня сегодня был такой длин-ный-длинный-длин-н-н-ный день…
— Лезь на кровать и спи. Твоя постель в середине, моя — наверху. Ты ночью не храпишь?
— Нет.
— Откуда ты знаешь?
— Дома я спала с сестрой, она бы мне об этом сказала.
— А! Ну тогда ладно.
— А где можно принять душ и зубы почистить?
— В конце коридора туалет и душевая. Тут у нас только у самых богатых келпинок свой туалет и душ. Тебя проводить?
— Да, если можно. Одна я пока стесняюсь и боюсь.
— И правильно делаешь. Если девчонки не позвали тебя на ужин, это вовсе не значит, что они совсем о тебе забыли. У нас тут принято шутить над новичками, и шутки эти бывают злобненькие!
Умывание прошло без приключений, и, вернувшись в Норку, девочки тотчас забрались на свои кровати, и каждая задвинула свой полог. Дара попыталась еще поболтать перед сном, но Аннушка уснула почти сразу же.
«Что-то я еще забыла сделать перед сном?» — пыталась она вспомнить, засыпая, но так и не вспомнила.
Ангел Иоанн, сидя одиноко на холме, все ждал и ждал, когда же Аннушка начнет молиться и призовет его в молитве, но так и не дождался. «Ничего, — подумал он, — сегодня был такой длинный день, и столько было у Аннушки горя… Хотя в горе-то и молиться жалобно! Но завтра она обязательно утром помолится».
