Жалейка - Мельникова Мария Александровна

Истукан остался безучастен и недвижим, но из углей вырвалось не то черное пламя, не то дым. Он превращался в разные силуэты, копируя тех, ради кого эти люди спустились к границе с самой преисподней.

Первыми к идолу взметнулись тени детей. Они держались за руки, слышались их ледяные, бесчувственные голоса: «Ты нам больше не мать! Не мать! Умри и ты!» Эхо подхватило эти слова и стало множить, заполняя пещеру.

Настасья упала как подкошенная. Она рыдала и корчилась от внутренней боли среди пепла и праха, которые устилали землю.

Вместо детей уже взмыли вверх и плясали другие сполохи, другие призраки. Они сменяли друг друга, исчезали и появлялись снова. Но повторяемые эхом проклятия продолжали звучать, смешиваясь друг с другом, превращаясь в неистовый гул, гимн ненависти.

– Пришли и сразу прощены? Как легко вы решили от нас отделаться!

– Даже смертью не откупитесь!

– Горите огнем!

– Вечные муки! Вечный позор!

Слышать это было невыносимо, гул угроз и ненависти сводил с ума. Пещера оказалась ловушкой, любая надежда в ней задыхалась и умирала. Ни прощения, ни примирения здесь произойти не могло.

Фрося, не отрываясь, смотрела на метущиеся тени, надеясь разглядеть среди них маму и папу. Но все было тщетно. Родителей она не нашла и здесь…

Отрывисто и грубо заиграла на этот раз жалейка, но никто не обратил на нее внимания, все были ошеломлены происходящим и с ужасом ждали развязки.

– Скоро все закончится… Скоро всему конец… – вкрадчиво повторял идол. И слова эти падали как комья земли на крышку гроба.

Постепенно все стихло, кроме этих двух фраз. Люди, словно статуи, стояли неподвижно и безразлично смотрели в пустоту.

Игнат

Ужас происходящего захлестнул и Лиду, и Илью. Но сердца и души их остались свободными, так что они единственные оставались непричастны к происходящему и видели все со стороны. Брат и сестра спустились сюда, только чтобы поддержать подругу, совесть их была абсолютно чиста и спокойна. У жалейки не было над ними власти.

Лида первой увидела тонкие серебристые нити, которые потянулись от застывших омертвевших людей к жалейке. Она словно вытягивала жизни, насыщалась ими и набухала, становясь все больше и больше…

– Смотри, что это?.. – помертвелыми губами прошептала Лида. – У всех! И у Фроськи нашей тоже…

– Не знаю… Но похоже на что-то очень плохое… Надо срочно прекратить это, пока не поздно…

Мысли, тяжелые и громоздкие, приторными звуками и страхом от увиденного, едва ворочались в голове, не слушались, не рождали идей и решений. Илья успел сделать лишь несколько шагов к жалейке, и в тот же миг чернота завертелась вокруг него, сплетая плотный, непроглядный кокон. Но зло еще не обрело плоти и не могло остановить юношу. Даже окруженный чернотой, Илья упрямо продвигался туда, откуда слышался звук жалейки.

Оставалось сделать всего пару шагов, когда чудовищный рык вдруг сотряс пещеру. И в тот же миг юноша услышал испуганный крик Лиды:

– Медведь! Он ожил!!!

Тени расступились и уползли в круг, открывая страшную картину: рядом с юношей стоял огромный медведь со стеклянным шаром вместо глаза! Голова его, все время торчавшая на шесте, теперь обрела туловище, сотканное из призраков и теней. Медведь, распаленный яростью, поднялся на задние лапы, выпрямился во весь рост и прорычал: «Смерть!»

Не стараясь защититься от чудовища и не тратя зря последних минут своей жизни, Илья бросился вперед, схватил жалейку и начал ее ломать, ничего другого он все равно не успел бы предпринять. Как оказалось, справиться с дудочкой было не так просто: берестяная жалейка даже не сгорела в огне, когда ее пыталась сжечь баба Клава! Времени на размышления не было. Надо было срочно остановить ее. Прямо сейчас. Пока она не успела поглотить жизни людей.

Едва Илье удалось отломать пищик и размотать берестяной лоскут, сверкающие ниточки освободились и упорхнули обратно в сердца, но не оживили их. Люди продолжали стоять на своих местах недвижимые, закаменевшие.

Только одна ниточка оставалась привязанной к жалейке. Это была жизнь Фроси. Девочка не хотела жить дальше, не узнав правды и не увидев родителей. Она не хотела расставаться со своей призрачной мечтой.

Медведь опомнился, встряхнул головой и начал вновь наступать на юношу.

– Лидка, держи! – крикнул Илья и бросил сестре берестяной сверток с драгоценной нитью.

Юноша отступал под натиском огромного, лохматого чудовища, но вскоре уперся спиной в сырую земляную стену.

Лида плакала, не зная, как помочь брату и подруге, жизнь которой трепетала в ее руках.

– Фроська, очнись! Помоги мне! Помоги! – плакала Лида и трясла Ефросинью.

И вдруг в пещере вспыхнул яркий свет, будто в это самое мгновение разверзлись земля и небо и само солнце встало посреди окаменевших людей.

Лида отпрянула от подруги, ослепленная этим светом. Теплое, но пронзительное сияние исходило от любящего и чистого сердца Ефросиньи.

Свет заполнил пещеру, вытесняя тьму, укрыл людей, делая их недосягаемыми для сил зла. И все вокруг начало меняться. Люди стали приходить в себя и, словно очнувшись от глубокого сна, озирались по сторонам, стараясь вспомнить, где находятся и как здесь очутились. Идол оставался на месте, но молчал, и на него беспрепятственно сыпались белесые хлопья пепла. Угли погасли, тени рассеялись. Лоскут бересты превратился в прах и неслышно упал под ноги Фросе.

Но самые невероятные метаморфозы происходили с медведем. Он поднялся во весь свой исполинский рост и начал, словно освобождаясь от плена, когтями сдирать с себя шкуру, будто она горела и сжигала его, причиняла жгучую, нестерпимую боль. Отчаявшись освободиться от нее, медведь дико заревел, вцепился лапами в пасть и… разорвал себя надвое.

Отбросив шкуру в сторону, перед толпой стоял Игнат. Его волосы были всклокочены, взгляд блуждал, бледное лицо кривила и уродовала ненависть.

– Игнатушка, мил человек, что происходит? – бросилась к нему баба Тиша. Но увидев вблизи его жуткие, полыхающие злобой глаза, отступила и умолкла.

– Вот тебе раз. Он же спас нас от медведя-людоеда, а как же теперь это?..

– Хорош помощничек…

– Еще и лечил…

– Вот кошмар-то…

Пещера начала медленно проседать, но люди не замечали этого. Все взгляды были прикованы к Игнату. Картина была настолько ужасна, что никто не мог поверить своим глазам. Игнат всем был другом и советником… Улыбался, подбадривал, отпаивал снадобьями. В дикой чаще, спасая ребят, не пожалел себя и бросился с голыми руками на медведя. Что же тогда происходило на самом деле?

– Ненавижу вас! – прорычал Игнат.

Не в силах и дальше удерживать украденную человеческую жизнь, он предстал в своем истинном облике. Это был не человек, а демон, безобразный и бесформенный дух подземного царства.

Он метнулся к Фросе, но свет остановил его. Тогда Игнат в бессильной ярости проскрежетал:

– В чем же твоя сила?! Почему ты до сих пор не сломалась?!

Огонь, полыхающий в его взгляде, вырвался наружу и начал пожирать его самого. То, что осталось от Игната, сгорало в огне его собственной злобы.

Точно так же полыхала в избе, испепеляя все вокруг себя, старуха, названная Фросина бабушка. Никого не было рядом с ней. Лишь баба Клава, которая бегала по кладбищу, рвала на себе волосы, звала Фросю домой и не могла дозваться, увидела далекое зарево.

Земля вздрогнула, почернела и хлынула в пещеру, в которой были заточены пленники.

Никто не знал, где выход и есть ли он вообще. Или это конец, и ловушка, несмотря ни на что, захлопнулась…

Лабиринт

Свет Фросиной любви пронизал тесное подземелье, распахивая врата между двумя мирами, видимым и невидимым, разрушая границу между живыми и мертвыми. Любовь, которая столько вытерпела, стала могущественной силой. Именно в любви, которую отрицал идол, была главная сила девочки, с которой зло так и не смогло справиться.