Анатолий Димаров - Вторая планета
Я подумал, что увижу товарища обиженным и сердитым за то, что его посадили в клетку, но Жорка был весёлый-превесёлый. Чуть не прыгает.
— Ты чего? удивлённо спросил я.
— Ничего.
— С тобой что-то случилось?
— Случилось, только тебе не скажу!
Ну и не надо! Подумаешь!.. Вот не буду допытываться — он же первый не выдержит!
И он таки не выдержал: я ещё и до носилок не дошёл, а он меня — дёрг за рукав!
— Я виделся со своим папой!
— Ну-у?.. Где?
— В клетке. Мы сидели вместе. Ведь вы теперь — господа, а мы — низшая раса, — не удержался от укола.
— Знаешь что, у тебя зубы целые?..
— Да ладно, не кипятись… Пока вы там по гостям ходили, я много чего узнал…
— Чего?
— Потом расскажу. А сейчас лезь в носилки.
Мне стало так любопытно, что я даже не смотрел, куда нас несут. Опомнился лишь перед небольшим двухэтажным домом, утопающим в цветах.
Рядом были такие же домики, а позади возвышалось огромное кубическое сооружение.
— Генная лаборатория, — объяснил мне Жорка: он таки не терял в клетке времени. — Там твоя тётя будет работать. А вот тут мы будем жить.
Мне досталась отдельная комната на втором этаже. Тёте Павлине — целых три: спальня, приёмная и рабочий кабинет, заставленный стеллажами с фильмотекой. Здесь была собрана огромная библиотека: тысячи книг, сфотографированных на плёнку. А на специальной подставке — проектор.
Тётя Павлина сразу вцепилась в этот проектор и забыла про всё на свете. Теперь, пока не просмотрит все стеллажи, не успокоится.
У меня же в комнате не было ничего, кроме шкур антилоп.
— А где же кровать?
— Кроватей здесь знать не знают, — ответил Жорка, который и это уже знал. — Оранги спят прямо на шкурах.
Я примерился к самой большой шкуре, лёг. А что, спать можно! Даже интересно.
— А где твоя комната?
— Комната? — горько засмеялся Жорка. — Ты что, забыл, что я — ваш слуга? Мне надлежит жить в подвале, вместе с другими слугами. И спать не на шкурах, а на подстилке из веток.
— Знаешь что, давай жить вместе!
Жорка отрицательно помотал головой.
— Нельзя.
— почему? Ты что, боишься, что нам двоим здесь места не хватит? Да ты глянь, сколько здесь шкур!
— Нельзя, — снова повторил Жорка. Ты забываешь, что я — ваш слуга. Представитель низшей расы. Папа меня предупредил. Потому что оранги могут убить. Ты ещё не знаешь по-настоящему, что это такое — фашизм.
— А ты знаешь?
— Знаю… Папа рассказал, пока сидели в клетке… Ну, я пошёл в подвал. А то оранги могут заметить, как слуга разговаривает с хозяином.
Бедный Жорка, ему сейчас гораздо хуже, чем нам. Носить этот ошейник, падать на колени перед каждым орангом… Спать в подвале, среди тех полуроботов… Бр-р-р-р… Я ни за что не смог бы!
Грустный, пошёл к тёте Павлине.
— Чего это ты, как в воду опущенный?
Рассказал про Жорку.
— Нельзя ли добиться, чтобы он хотя бы спал со мной?
— Нельзя, — ответила тётя Павлина. — Мы не должны раздражать орангов… Жорка — разумный парень, и на нас обижаться не станет. Ведь это необходимость…
Я лишь вздохнул. Подошёл к узкому окну, стал разглядывать строение напротив. Оно напоминало огромный куб: сплошная стена, совсем без окон. Ещё и обнесено высоким забором из колючей проволоки. А по ту сторону вдоль забора прохаживаются туда-сюда вооружённые оранги.
Интересно, что там внутри? Я ещё никогда не был в генной лаборатории. И почему ей так охраняют? От кого?
— Мы скоро туда попадём?
— Наверное, скоро… Может, уже завтра…
Тётя Павлина как в воду глядела: на следующий день, после завтрака, нас повели в лабораторию. Мы шли в сопровождении двух орангов в коричневой форме: таких мрачных и неприветливых существ мне ещё не приходилось видеть.
Прошли мимо одного поста, другого. На каждом спрашивали, не несём ли чего-нибудь с собой. Даже переводчику не верили. Прощупывали каждую складочку на одежде, заставляли разуваться. Тётя Павлина терпела-терпела, а потом взорвалась?
— Поворачиваем назад! Я шла в лабораторию, а не в тюрьму!
Переводчик едва её успокоил. И после этого охрана уже нас не обыскивала: хмуро пропускала дальше.
Наконец мы оказались в узком коридоре с многочисленными лифтами. Лифты всё время двигались вверх и вниз, огоньки так и бегали на панелях, непрерывно гудели электромоторы. Мы зашли в пустой лифт, переводчик нажал на кнопку, и мы помчались вниз. «Один… два… три… — считал я про себя этажи, которые так и мелькали. — Двенадцать… тринадцать…» На семнадцатом этаже лифт остановился, открылись узкие дверцы. И я аж зажмурился от яркого света.
Мы вступили в огромный зал с большим количеством колонн. Стены были где-то далеко, сверху лился свет: резкий и неприятный. Ярко белели столы, сплошь заставленные приборами. Колбы разнообразнейших форм и размеров, от такой, в которую я мог бы засунуть голову, до размером с мизинец, трубки, шланги, какие-то металлические коробки — всё это переплеталось, громоздилось на длиннющих столах, там что-то гудело, булькало, капало, оседало и пенилось.
А между столами, куда ни глянь — оранги. В ослепительно белых халатах и шапочках, они либо медленно прохаживались, либо сидели, упёршись взглядами в колбы, либо что-то быстро записывали. Нас уже, должно быть, ждали: не успели мы появиться, как навстречу нам двинулась целая группа.
— Профессор, — шепнул почтительно толмач. — Начальник лаборатории.
Тот, кого толмач назвал профессором, шёл впереди. Это был худющий оран, уже довольно старый. Он сильно горбился, а его длиннющие руки свисали ниже колен.
— Я рад приветствовать коллег с Земли в своей лаборатории! — такими словами встретил нас профессор. — Надеюсь, вам у нас будет интересно. Начнём с небольшой экскурсии, с первого, так сказать, знакомства…
«Небольшая экскурсия» длилась несколько часов: тётя Павлина не успокоилась, пока не обошла все этажи. Меня уже и ноги не слушались, и в глазах мельтешило, а тётя Павлина всё порывалась побывать ещё на одном этаже. В конце концов замучила и профессора, который нас сопровождал.
* * *
С того дня тётя Павлина погрузилась в проблемы генной инженерии. То целыми днями пропадала в лаборатории, где для неё был выделен целый этаж и десятки орангов-помощников, то корпела над столом в кабинете, выводя формулы, такие длинные, что иногда для одной не хватало и страницы.
И при этом иногда загадочно улыбалась.
А я как-то подсмотрел: тётя бегала по кабинету. Возбуждённо размахивала руками и выкрикивала:
— Вам нужны агрессоры?.. Будут вам агрессоры!.. — Тётя Павлина мстительно засмеялась и подбежала к столу. — Вот они!.. Вот!..
Тыкала пальцем в кипы бумаг, аж стол содрогался.
Во второй раз она запела. И я понял, что тётя Павлина довольна результатами своей работы. Она всегда пела, когда у неё что-то получалось. Только лучше это пение не слушать: тётя фальшивила так, что могла бы испортить и самый лучший музыкальный слух.
В свободное время мы знакомились со страной орангов.
Я уже знал, что кроме лаборатории здесь есть много фабрик, где выращивают роботов. Тех бессловесных существ. Их выращивают в огромных камерах с постоянной температурой и давлением, в таких своеобразных инкубаторах, в специальных физиологических растворах. Выходят они из инкубаторов не детьми, а уже взрослыми, с готовыми рабочими навыками.
— Мы свели все затраты к минимуму, — объяснял нам экскурсовод. — Коэффициент полезного действия у них очень высокий. Ведь они, кроме работы, больше ничем не интересуются.
— А еда?
— Да, им, к сожалению, нужно определённое количество калорий, чтобы пополнять энергию. Но мы сконструировали породу, которая питается очень низкокалорийной едой. Пищевыми отбросами…
— А сон?
— Над этой проблемой сейчас и бьются наши учёные. Мы снизили их потребность во сне до четырёх часов в сутки. Но это, согласитесь, неоправданная роскошь. Полчаса, ну, в крайнем случае, час — и хватит… И наши учёные добьются этого, будьте уверены! Хайль!..
— А сколько они живут?
— Ровно пятнадцать лет. Учёные подсчитали, что на протяжении этих пятнадцати лет у них наивысший КПД. Наибольшая отдача…
— А потом?
— А потом мы их сжигаем.
— Сжигаете?
— Да… Мы их отправляем в крематории, а переел используют как удобрение. И это самое лучшее удобрение!
После этой экскурсии я на овощи и фрукты смотреть не мог!..
В другой день мы уже вместе с папой посещали плантации держи-дерева. У орангов был какой-то праздник, лаборатория не работала, и папа зашёл за нами.
Плантации были за городом: огромные, огороженные колючей проволокой. Вообще я заметил, что орангам присуща какая-то необоримая тяга к высоким заборам и колючей проволоки. У них даже школы были за проволокой! И все ученики — в пропусками. Стоят двое огромных орангов возле входа и проверяют пропуска у малышни! Показали одноразовые пропуска и мы — орангам, которые были уже в чёрном, с луками и дубинками.
