Пётр Гордашевский - Их было четверо
– Вчера ты то же самое твердила, – напомнил Ван.
– Ну да, конечно. Здесь появляется отличный аппетит! – засмеялась Катя.
В самом деле, следовало подумать об обеде. Путешественники ничего не ели с утра. Виктор было взялся за одну из питательных трубок, но Тима его остановил:
– Подожди. Сейчас устроим чай с булочками.
Виктор недоверчиво взглянул на Тиму?
– Какой ещё чай? Разыгрываешь. Предупреждаю, я голоден, как шакал.
– Потерпи. Все голодны.
Тима открыл футляр, где лежал запасной радиомаяк, фонарь и ещё какие-то инструменты. Он извлёк оттуда нечто сплющенное, как бумажный фонарик, который вешают на ёлку, потянул за ободок – и получилось ведро. Тима вынул и крышку к нему.
– Нужно сходить к ситовидному сосуду, добыть сладкого сока. Кто пойдёт? – спросил Тима.
Ван вызвался с охотой.
– Отлично. А я отправлюсь в другое место.
Мальчики натянули костюмы, шлемы и пошли «на охоту», как объявил Тима.
Катя и Виктор остались одни.
Виктор возился с кинокамерой. Катя ходила из угла в угол. После утомительного плавания хотелось размять немного ноги. «Пол» клетки был мягкий, пружинистый, скользкий. Катя раза два чуть не упала.
– Уж лучше сяду, – сказала она.
Виктор ничего не ответил, Он дулся на Катю, сам не понимая толком почему. Его раздражало то, что Катя весело болтает с Тимой, Ваном и совсем не обращает на него внимания.
Раньше было по-другому. Авторитет Виктора стоял высоко, а теперь…
Действительно, Катя, приглядываясь ко всему, что их окружало, часто задавала вопросы то Тиме, то Вану. Виктора бесполезно было спрашивать. Ведь он сам ничего не знал. Это было справедливо и потому больше всего злило. Говоря правду, он чувствовал себя совершенно беспомощным в этом странном, удивительном мире и брёл словно с завязанными глазами, крепко держась за руки товарищей. В этом было что-то унизительное для его самолюбия.
– Виктор, почему у тебя такое недовольное лицо? – сказала Катя.
– Так… устал… – неохотно, сквозь зубы, бросил Виктор.
– Ты не раскаиваешься, что пошёл с нами?
– Что это тебе взбрело в голову? Сделаю фильм…
– Да, ты ведь мечтал об этом.
Катя сидела на «полу», обхватив руками колени. Виктор молча перезаряжал кинокамеру, укладывая в особое отделение отснятую плёнку. К ней он присоединил записную книжку Вана, заполненную до последнего листочка.
– Может, ты на меня сердишься, Виктор?
– Глупости!
– Мне показалось. Тогда улыбнись.
– Не умею по заказу.
– Нет, сердишься. Только не понимаю – почему?
Виктор ничего не ответил. Замолчала и Катя. Она обиделась.
Так сидели они в разных углах: Виктор – злой, Катя – надутая, когда вернулся оживлённый Тима. У него в руках была груда хлоропластов. Он бросил их на пол и стал стаскивать шлем.
Он почувствовал в молчании, встретившем его, что-то неладное и пристально посмотрел на Катю. Перевёл взгляд на Виктора.
– Что, поцапались?
– Нет, нет, что ты! – Катя поспешно кинулась собирать в кучу раскатившиеся зелёные комки. – Зачем ты их принёс?
– Сейчас увидишь. Будем печь булки!
– Всё фокусы! – недовольно сказал Виктор, разглядывая хлоропласт. – Есть хочется, а ты дразнишь, не велишь почему-то глотнуть концентрат.
– А ты послушался? – засмеялся Тима. – Не ожидал, не ожидал. Думал, назло мне всё проглотишь.
– Глупо… – пробормотал Виктор и снова занялся своей камерой.
Тима уселся возле собранных в кучку зелёных комьев и стал разрезать их, вынимая оттуда какие-то бесцветные лепёшки и палочки.
Катя помогала ему.
– Ты хоть объясни, что это?
– Крахмал.
– А что мы будем с ним делать?
– Есть…
Катя в недоумении вытаращила глаза и открыла было рот, чтобы задать вопрос, но Тима отмахнулся, заявив, что ему сейчас некогда.
Он разложил лепёшки и палочки рядом, достал лучемёт и стал облучать их синими лучами. Крахмал сморщился. Тогда Тима нажал другую кнопку, красную, и опять стал водить дулом лучемёта по рядам крахмала.
Он работал сосредоточенно. Катя и Виктор молча следили за всеми его движениями, ничего не понимая.
В это время вернулся Ван с полным ведром сладкого сока. Он осторожно поставил ведро, подошёл к Тиме и заглянул через его плечо:
– Что ты делаешь, Тима?
– Пеку булочки!
Между тем зёрна крахмала под действием красных лучей стали шевелиться, вспухать, покрылись темной корочкой, как настоящая булка.
– Вот это здорово!
Ван с удовольствием потирал руки, предвкушая блаженный час, когда можно будет утолить зверский голод.
– Можете пробовать, только не обожгитесь! – заявил Тима. – Это меня отец научил. Он сказал, что с помощью лучемёта можно сделать из крахмальных зёрен нечто вроде булки. Мы с ним ели, мне понравилось. Не знаю, как вам.
Катя разломила горячую булочку – от неё так и валил пар – и стала дуть на неё, чтобы поскорее остудить. Потом недоверчиво сунула в рот кусочек. Пожевала. Подумала. Сунула ещё кусок и в конце концов съела всю булку, аппетитно похрустывая корочкой.
– Вкусно! – прищёлкнула она языком.
А Тима в это время хлопотал над соком. Он достал из кармашка пояса какую-то баночку, высыпал часть её содержимого в ведро, и жидкость тотчас же вспенилась. Тогда он облучил её. Пена осела. Сок стал прозрачным. Из ведра повалил пар.
– Чай готов! – торжественно объявил Тима. – Особый сорт, кленовый. Давайте кружки.
Ведро поставили посередине, разложили булочки, и началось пиршество. Скоро подобрали всё до крошки.
– Сыты? – заботливо осведомился Тима.
– Ух, – ответил Ван, – даже отяжелел! Спасибо зелёному листу! Накормил и напоил.
– Он всегда нас кормит, – сказал Тима. – Всех на земле кормит. Без зелёного листа и нас с вами не было бы! Вот какие дела!
Зелёный лист!
«Ни один растительный орган не испытал на себе человеческой несправедливости в такой степени, как лист… – говорил знаменитый русский учёный Климент Аркадьевич Тимирязев, всю жизнь посвятивший исследованию зелёного листа. – В течение веков, до конца прошлого столетия, человек упорно отказывался видеть в нём прямую пользу. Тогда как польза корня, как органа питания, цветка и семени, как органов размножения, была неоспоримо признана за ними с незапамятных времён, лист продолжал пользоваться легкомысленной славой пышного, но бесполезного наряда… А между тем… можно сказать, что в жизни листа выражается самая сущность растительной жизни, что растение – это лист».
Зелёный лист! Он делает бессмертной жизнь на Земле!
В мире много секретов и загадок. Человек постепенно разгадывает их одну за другой, вырывая у природы её сокровенные тайны. Он постигает сложнейшие явления и отвечает на бесконечные: «как, что и почему?»
Тысячелетиями люди видели солнечный свет и были уверены, что он белый. Но вот знаменитый английский учёный Ньютон поймал солнечный зайчик, пропустил его сквозь трёхгранное стекло – призму – и нашёл, что солнечный луч – это смесь семи основных цветов: красного, оранжевого, жёлтого, зелёного, голубого, синего и фиолетового.
Теперь это знает каждый школьник. Знает он и то, почему мы видим разные предметы окрашенными в разные цвета. Знает, что лист растения потому нам кажется зелёным, что хлорофилл отражает зелёные лучи солнечного спектра и именно они-то и попадают в наш глаз.
Спектральный анализ хлорофилла открыл нам очень важную тайну работы зелёного листа. Какую? Об этом будет сказано немного позднее.
А сейчас поговорим о том, какую роль играет зелёный лист в нашей жизни.
Почему мы стараемся озеленить города и посёлки? Это известно каждому: растения очищают воздух – они поглощают углекислоту и выделяют живительный кислород.
Но об этой очень важной функции зелёного листа узнали не так уж давно. Было время, когда для учёных совсем не ясен был вопрос: откуда в воздухе берутся неиссякаемые запасы кислорода?
Мы дышим: вдыхая кислород, мы выдыхаем углекислый газ. Горят дрова, уголь, при горении также поглощается кислород и выделяется углекислый газ.
Куда же девается «испорченный» воздух? Откуда вновь и вновь появляется кислород? Ведь никаких запасов, как бы ни были они велики, не хватило бы при таком расходе. А между тем незаметно, чтобы состав воздуха менялся, перенасыщался углекислым газом. Его всегда немного в воздухе – сотые доли, и в кислороде нет недостатка. Кислорода вполне хватает миллиардам живых существ, населяющих нашу планету.
Над этим вопросом задумывались учёные. Для того чтобы разгадать тайну, они ставили опыты.
В стеклянную банку, где на донышке была налита вода, они ставили огарок свечи и прикрывали её стеклянным колпаком. Воздух извне туда не мог проникнуть, края колпака были погружены в воду.
Свеча горела не долго. Она потухла, потому что под колпаком исчерпался кислород, а новые порции его не поступали. Воздух под колпаком насытился углекислотой.
