Владислав Крапивин - Застава на Якорном поле (Сборник)
— Матросы, не стреляйте! — крикнул Бенецкий. — Вы с ума сошли! Горожане вам не простят смерти мальчика! Вас самих расстреляют в плену!
Карабины закачались.
— Простят! — с горьким бесстрашием крикнул Галька. — Я им не нужен, я изгнанник! Стреляйте!
— Кто вам сказал, что мы собираемся в плен?! — визгливо отозвался Хариус.
— А вы надеетесь выбраться отсюда? — Это Красс.
— Да! Матросы! Мы пробьемся! Броня крепкая, а из гаек и запасных заклепок мы сделаем картечь. Мы дождемся сумерек, обманем врага!.. Уйдем вверх по течению!
— Господи, какой дурак! — вздохнул Красс. — Клотт, скажите хоть вы ему…
— Мы будем пробиваться, — сказал Клотт.
Галька подался вперед:
— Вы же не сойдете с места! Вы сидите на сваях! — И отчаянно испугался: а если не вышло? Но ведь такая отдача!..
Над люком показалась голова механика фан Кауфа.
— Господин капитан, беда! Днище пробито, вода так и хлещет! Балкой заклинило вал!.. Что здесь происходит, господа?
Красс решительно взял у Хариуса свой кортик.
— Еще раз вынужден подчеркнуть, что вы идиот, Хариус. У вас же нет патента на командование монитором. Если вы попадете в плен в роли командира корабля, вас повесят, как пирата. А заодно и вас… — Он обвел глазами матросов. — Как разбойничий экипаж.
Шеренга перед Галькой вразнобой опустила карабины.
Справа, за оконечностью острова, громко застучала машина. Видимо, от форта шел паровой катер — парламентеры или разведка.
Надевая пояс, капитан-командор Красс приказал:
— Лейтенант Хариус, потрудитесь поднять белый флаг… Что? Вам еще не приходилось поднимать белый флаг? Тем более. В жизни все полезно испытать…
…Когда катер был уже совсем близко, а понурый экипаж выстроился, на полузатопленной палубе, Красс вполголоса сказал задумчивому Гальке:
— Со сваями было рассчитано безукоризненно… А как тебе удалось повторить это дело с порохом?
— Не повторял я, — честно сказал Галька. — Сам ничего не понимаю…
— Ну, все равно, — усмехнулся Красс. — Хотя ты и жив, я выполню твою последнюю просьбу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЛЕГЕНДА О КОМАНДОРЕ
Памятник
1
Капитан-командор сдержал обещание. Он рассказал офицерам форта, какую роль в поражении монитора сыграл бывший житель Реттерхальма Галиен Тукк. И жизнерадостный румяный форт-майор Дрейк облапил и расцеловал Гальку, исколов ему щеки могучими усами. Он велел немедля седлать лошадей — для себя, для Гальки и эскорта, чтобы с триумфом доставить героя в город.
— Ты умеешь ездить верхом?
— Можно я останусь у вас? — тихо попросил Галька. Он был задумчив.
— А… почему так?
— Ну, я же… меня ведь прогнали. Я даже права не имею…
— Тысяча каленых ядер в глотку этой обезьяне Биркенштакку! — взревел форт-майор. — Он будет бросать цветочки под копыта твоей лошади!
— Нет, не надо, — вздохнул Галька. — Можно остаться?.. Только пусть кто-нибудь скажет у меня дома, что я здесь…
Пленных матросов отправили под конвоем в город, на попечение магистрата. Офицеров монитора форт-майор Дрейк оставил в форте и обошелся с ними по всем правилам военного этикета:
— Господа, надеюсь, вы дадите слово не покидать форт и не предпринимать враждебных действий, пока не будут закончены переговоры об обмене и прочие формальности?.. Благодарю… Нет-нет, кортики оставьте при себе, трофейное оружие мы привыкли брать лишь в бою…
Дать слово отказался лишь лейтенант Хариус, и его, без кортика, с извинениями заперли в камере гауптвахты. Остальных тоже разместили в камерах, но не запертых и обставленных с некоторым комфортом. Лейтенант Клотт держался с прежней невозмутимостью, хотя Красс, Бенецкий и фан Кауф разговаривали с ним сквозь зубы. Вскоре в столовой на квартире командира форта за вполне приятельским столом собрались офицеры-артиллеристы и их пленники. Хлопнули пробки… Хариусу отправили бутылку в камеру… Да, это были времена, когда в воюющих армиях еще сохранялись остатки рыцарских понятий и правил.
Галька тоже был за столом. Неловко прятал под стул босые ноги и жадно грыз говяжий мосол из жаркого. Форт-майор Дрейк провозгласил тост в честь отважного и находчивого юноши («Вы ведь не станете отрицать этих его качеств, господа моряки?»). Офицеры, звеня шпорами, поднялись. «Юноша» тоже встал — немного испуганный, неловкий. Встретился глазами с прямым взглядом Красса и опустил голову. Вытер пальцы о мятые штаны. И вдруг понял, что хочет спать — неодолимо, смертельно.
Проснулся он в казарме, на солдатской койке, от которой пахло сеном. Барабанщик форта, парнишка лет пятнадцати, тряс Гальку за плечо:
— К тебе пришли.
Оказалось — мама и Вьюшка… Ну, тут, конечно, все было: и объятия, и слезы. Впрочем, не долго. По правде говоря, Галька не был в семье любимцем. Нельзя упрекнуть родителей, что они относились к нему хуже, чем к другим детям, но… Старших женить пора, масса забот, а младшая — она и есть младшая, над ней больше всех дрожишь. Средний же — ни то ни се… Вот и привык Галька жить без особых нежностей.
— Ты чего домой не идешь? Пошли! — требовала Вьюшка.
Галька упрямо качал головой. Мать вздохнула:
— Ободранный-то какой, мятый. Мы тебе выходной костюм принесем.
Галька вздрогнул — вспомнил, как стоял в этом костюме перед советниками магистрата.
— Не надо, господин Дрейк мне форму обещал.
К вечеру и правда готово было обмундирование. Солдат-портной взял одежду барабанщика, слегка укоротил брюки, немного ушил куртку — вот и все. Форт-майор сам вручил Гальке эполеты вольноопределяющегося. Он считал, что после всего случившегося юный Галиен Тукк имеет полное право на мундир артиллериста.
Галька улыбнулся и откозырял. Но за улыбкой осталась прежняя задумчивость и печаль.
— А где же я тебя устрою? — вдруг озадачился форт-майор. — В казарме теснота… Вот что, живи у меня!
— Если позволите, я хотел бы поселиться с капитан-командором Крассом, — тихо сказал Галька.
Майор изумился:
— С пленным? В камере?
— Ну и что?.. Я ведь и сам вроде как… преступник. Изгнанник, — опять улыбнулся Галька.
— Снова ты об этом! Да знаешь ли, что из столицы приехал королевский комиссар? Разбирать твое дело!
— Специально из-за меня?!
— Представь себе! Подробностей не знаю, но скоро этот господин сам будет здесь…
— Ну, будет так будет… — Прежнее иевеселое настроение не оставляло Гальку. — Значит, можно мне с капитаном?
— А он согласится?
— Я надеюсь.
Несколько раз на дню Галька встречался с Крассом взглядом и чувствовал: между ними какая-то ниточка.
Появился в форте Лотик. И с ним опять Вьюшка. Оба воззрились на Галькину темно-красную куртку с золотыми шнурами. Галька взъерошил у Лотика косматую голову.
А монетка твоя у меня. Больше не терял. Помогла…
Лотик счастливо вздыхал.
— А что за столичный господин приехал? Знаешь?
Лотик знал, конечно. И Вьюшка знала. Человек этот приехал потому, что в столице стало известно о бессовестном решении магистрата насчет Гальки…
— Это мадам Валентина в столицу сообщила, — торжествующе сказал Лотик. — Мо-мен-тально!
— Как моментально? У нас же нет телеграфа!
Лотик серьезно, даже с некоторой важностью разъяснил:
— Мадам Валентина и не такое может. Я с тех пор, как у нее живу, всего насмотрелся.
— У нее живешь? Почему?
— Он ушел от теток! — ввернула Вьюшка. — Потому что они против тебя тогда бумагу подписали!
Галька вопросительно посмотрел на головастика. Тот глядел исподлобья — и смущенно, и упрямо. Галька опять взлохматил его волосы.
— Мы завтра еще придем, — сказал на прощание Лотик.
Едва они убежали, прибыл верхом из города королевский комиссар. Это был сухой человек в черном мундире военного чиновника министерства юстиции. С длинным гладким лицом, со светлыми и совершенно бесстрастными глазами. Офицеры, став шеренгой, откозыряли. Посланец из столицы попросил дать ему возможность побеседовать с Галиеном Тукком наедине. Форт-майор Дрейк провел их к себе.
И тут же все разъяснилось.
Сухо и очень понятно чрезвычайный представитель правительства сообщил, что решение реттерхальмского магистрата незаконно по ряду причин. Главная — та, что в военное время, находясь под королевским протекторатом, город вообще не вправе принимать решений по вопросам хражданства. Всякое самоуправство чревато большими бедами, любое нарушение законов подобно ржавчине разъедает государственный механизм. Это во-первых.
А во-вторых, вагоновожатый Брукман признался пред ставителям магистрата и пастору Брюкку, что появление мальчика на рельсах не было причиной аварии. Трамвай затормозил раньше, сам собою. Что произошло с тормозами, Брукман и теперь не может объяснить. Но вины господина Тукка здесь нет.
