Патрик Несс - Поступь хаоса
— Давай, дав-вай… — скрипя зубами, выдавливаю я.
И убираю нож. Мне удалось прорезать один тонюсенький слой резины на одном малюсеньком узле клятого здоровенного моста.
— Черт подери! — выплевываю я.
А потом пилю еще, еще и еще. И снова пилю, и снова, глаза заливает потом и жжет.
— Тодд! — лает Манчи, разбрызгивая тревогу по всей округе.
Я пилю. И пилю.
Нож соскальзывает, и я до крови разбиваю костяшки о столб.
— ЧЕРТ ПОДЕРИ! — ору я, бросая нож. Он падает прямо под ноги девчонке. — ЧЕРТ, ЧЕРТ, ЧЕРТ!
Теперь нам конец, так?
Конец всему.
Удача и не думала нам улыбаться.
Коней нам не обогнать при всем желании, а этот суперкрутой мост невозможно сломать. Нас поймают, Бен и Киллиан умерли, нас тоже убьют, и тогда придет конец света.
Мой Шум становится алым, первый раз со мной такое: внезапное и обжигающее чувство, как бутто к моему «я» прижимают раскаленное клеймо. Раскаленная докрасна боль, яростный рев и обида на ложь и несправедливость всего, что происходит.
Все сводится к одному.
Я поднимаю глаза на девчонку, и она в страхе отшатывается, видя мой взгляд.
— Ты, — выплевываю я. Теперь ничто меня не остановит. — Это все ты! Не появись ты на болоте, ничего бы не случилось! Я был бы ДОМА! Ухаживал бы за клятыми овцами, жил бы в своем клятом доме и спал бы в своей КЛЯТОЙ КРОВАТИ!
Только слова я выбираю покрепче.
— Так НЕТ! — ору я еще громче. — Появилась ТЫ! ТЫ со своей клятой ТИШИНОЙ! И мир полетел КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ!
Я и не замечаю, что подхожу к ней, пока она не начинает пятиться.
Черт, от нее по-прежнему ни звука!
— Ты НИКТО! — воплю я, делая еще шаг вперед. — НИКТО! У тебя внутри сплошная ПУСТОТА! В тебе ничего нет! Ты ПУСТАЯ, ты НИКТО, и мы умрем ПРОСТО ТАК!
Я стискиваю кулаки, пока ногти не впиваются в ладони. Я так разъярен, мой Шум так рвет и мечет, что я вскидываю кулаки и хочу ударить ее, избить до смерти, ЗАТКНУТЬ эту чертову тишину, пока она не ПРОГЛОЮТИЛА МЕНЯ И ВЕСЬ МИР!
Я замахиваюсь и бью себя по лицу.
Потом еще, прямо в подбитый Аароном глаз.
И еще, заново разбивая губу.
Дурак, никчемный гнусный дурак!
Бью снова, такшто теряю равновесие и падаю на руки, выплевывая на землю кровь.
Тяжело дыша, поднимаю взгляд на девчонку.
Ничего. По-прежнему ничего.
Мы оба смотрим на другой берег. Преследователи уже добрались до того участка дороги, с которого хорошо видно мост. И нас на противоположном берегу. Можно разобрать лица всадников, и слышно бормотание их Шума, летящее к нам через реку. Мистер Макирни, лучший конник мэра, едет впереди, следом сам мэр, спокойный и довольный, точно выбрался на воскресную прогулку.
У нас минута, может, меньше.
Я оборачиваюсь к девчонке, пытаясь встать. Я устал, страшно устал…
— Еще можно попробовать убежать, — выдавливаю я, сплевывая кровь. — Можно попробовать.
И вдруг ее лицо меняется.
Она широко открывает рот и глаза, а потом внезапно скидывает на землю сумку и начинает в ней рыться.
— Ты чего? — спрашиваю я.
Она достает зеленую коробочку для разведения костра, оглядывается по сторонам и находит большой камень. Ставит коробку на землю, замахивается камнем…
— Стой, она еще может…
Девчонка бьет, и коробка трескается. Она берет ее в руки и с силой выкручивает, такшто трещина становится шире. Оттуда брызгает какая-то жидкость. Девчонка подбегает к мосту и обливает горючим узлы на ближайшем столбе, а последние капли вытряхивает в лужицу у основания.
Всадники подъезжают к мосту, все ближе, ближе, ближе…
— Быстрей! — кричу я.
Девчонка оборачивается и жестами велит мне отойти в сторону. Я отползаю и оттаскиваю Манчи. Девчонка тоже отходит как можно дальше, держа сломанную коробочку в вытянутой руке, и нажимает кнопку. Потом швыряет ее в столб и отпрыгивает.
Кони почти на мосту…
Девчонка падает чуть не на меня, а коробочка летит…
Летит…
Летит…
Непрестанно щелкая, летит прямо в лужицу у основания столба…
Конь мистера Макирни уже ставит на мост копыто…
Коробочка падает в лужу…
Щелкает последний раз…
И…
ВЖИХ!!!
Весь воздух высасывает из моих легких, и огромный огненный шар, куда БОЛЬШЕ чем можно ожидать от такой крошечной лужицы, на миг гасит все звуки вокруг…
БА-БАХ!!!
Канаты и столб разлетаются в стороны, окатывая нас полной щепок и стирая все мысли, Шум и звуки.
Когда мы снова поднимаем глаза, мост полыхает так, что конь мистера Макирни встает на дыбы и пятится, хотя сзади на него напирают остальные кони.
Пламя какого-то странного зеленоватого цвета, и жар вдруг становится невыносимым, как самый ужасный солнечный ожог на свете. Я уже думаю, что мы вот-вот загоримся сами, когда наш конец моста рушится вниз, унося с собой мистера Макирни и его коня. Мы садимся и смотрим, как они падают, падают, падают в реку — она слишком далеко, им не выжить. Мост еще наполовину цел: он с грохотом врезается в скалу на другом берегу, но пламя такое сильное, что через несколько минут от него останется один пепел. Мэру, мистеру Прентиссу-младшему и всем остальным приходится поворотить лошадей.
Девчонка отползает от меня, и секунду мы молча лежим, отдуваясь и кашляя, пытаясь прийти в себя.
Вот это да!
— Ты цел? — спрашиваю я Манчи, все еще держа его за ошейник.
— Огонь, Тодд! — лает он.
— Ага! Большой-пребольшой огонь. А ты как, цела? — спрашиваю девчонку, которая корчится на земле и кашляет. — Черт, что было в этой штуке?
Она, разумеется, не отвечает.
— ТОДД ХЬЮИТТ! — слышится с другого берега.
Я поднимаю взгляд. Это мэр. Впервые в жизни он обращается ко мне лично, сквозь пелену дыма и жара, от которой по его телу словно идет рябь.
— Это еще не конец, малыш Тодд! — кричит он сквозь рев реки и огня. — Все впереди!
Мэр спокоен, одежда на нем по-прежнему чистенькая, сапоги блестят, и всем ясно: ничто не помешает ему добиться задуманного.
Я встаю и показываю ему неприличный жест, но он уже скрывается за клубами дыма.
Кашляю и снова сплевываю кровь.
— Надо идти дальше, — с трудом выдавливаю я сквозь кашель. — Может, он вернется, а может, другого пути через реку нет, но ждать нельзя.
В пыли валяется мой нож. Меня стремительно охватывает стыд, похожий на новую боль — она прибавляется к остальным. Что же я наговорил… Я нагибаюсь, поднимаю нож и убираю в ножны.
Девчонка все еще сидит с опущенной головой и кашляет. Я беру с земли сумку и протягиваю ей.
— Пошли. Хоть от дыма подальше отойдем.
Она поднимает взгляд на меня.
Я смотрю на нее.
Щеки у меня горят, и вовсе не от жара.
— Прости. — Я отвожу взгляд от ее лица, как всегда пустого и безучастного.
И делаю первый шаг по дороге.
— Виола, — вдруг доносится сзади.
Я резко оборачиваюсь и смотрю на девчонку.
— Что?!
Она смотрит на меня.
Она открывает рот.
Она говорит.
Меня так зовут, Виола.
Часть третья
13
Виола
На минуту я теряю дар речи. Девчонка тоже молчит.
Пламя полыхает, дым клубится, Манчи тяжело дышит, свесив язык, и наконец я выдавливаю:
— Виола.
Она кивает.
— Виола, — повторяю я.
Второй раз она не кивает.
— Меня зовут Тодд.
— Знаю, — отвечает девчонка.
— Так ты умеешь говорить? — спрашиваю я.
Она бросает на меня быстрый взгляд и тут же его отводит. Я поворачиваюсь к полыхающему мосту, к пелене дыма, которая скрывает от нас противоположный берег — не знаю, спокойней мне от этого или наоборот, что лучше — видеть мэра или не видеть?
— Это… — начинаю я, но девчонка уже встает и тянет руку к сумке.
До меня доходит, что я все еще ее держу. Отдаю сумку девчонке.
— Нам пора, — говорит она. — Пошли отсюда.
У нее смешной акцент, она говорит совсем не так, как в Прентисстауне. Губы иначе обрисовывают буквы: как бы налетают на них сверху и силой придают им нужную форму. А в Прентисстауне все говорят так, словно подкрадываются к словам из-за спины и норовят ударить исподтишка.
Манчи очарован девчонкой.
— Пошли отсюда, — повторяет он и неотрывно пялится на нее, как бутто она сделана из его любимой еды.
Вот сейчас, казалось бы, можно начать задавать вопросы, расспросить обо всем, что хотелось узнать: кто она, откуда, что случилось, и мой Шум сплошь состоит из этих вопросов, они летят в нее, точно сотня дробинок. Сказать хочется так много, что я ни слова не могу выдавить, и девчонка просто перекидывает лямку сумки через голову и проходит мимо нас с Манчи.
