Борис Батыршин - Египетский манускрипт
Но – не случилось. В который уже раз она поддалась словам Геннадия, его напору и неотразимой логике. Ей и раньше случалось задумываться – как магнетически этот, достаточно невзрачный, в общем-то, молодой человек, действовал на собеседников. Ольга не особенно увлекалась историей, в школе имела по этому предмету твердую тройку, а о девятнадцатом веке судила в основном по романтическим телесериалам и «Анне Карениной», прочитанной еще в глубокой юности.
Гена сумел увлечь девушку – страстные глаза, яркая речь, непоколебимая уверенность в том, что они, группа единомышленников, смогут повернуть ход истории, переписать события, начавшиеся с провала заговора первомартовцев, с неудавшегося убийства Александра III. А они, вооруженные революционной теорией двадцать первого века, всеми его техническими достижениями, конечно же, смогут заново, по своим чертежам, построить партию социалистов революционеров. И Геннадий сделает то, что не удалось ни Чернову[19], ни Гершуни[20], ни Савинкову[21] – никому. И он, именно он – ну и конечно, его верные соратники – заложит фундамент, на котором люди возведут по-настоящему справедливое общество, не искаженное ни большевизмом, ни сталинским культом, ни уродливой государственно-капиталистической действительностью. Такое, что им впору было бы гордиться и Че и Ефремову и многим другим – отчаянным и одухотворенным мечтателям двадцатого века.
Надо признать, Ольга не одна поддалась завораживающей силе и убедительности Геннадия. Можно было лишь удивляться тому, что он, разочаровавшийся в свое время и в идеях национал-большевизма и в патетическом патриотизме иных «профессиональных русских» политиков, не ушел с головой в форумные войны и интернет-склоки, а сумел сколотить вокруг себя небольшую, крепко спаянную группу единомышленников.
Брат Ольги, Роман, в идеи Геннадия не вникал, а потому не был допущен к информации о целях организации. Тем не менее, Ромка относился к другу сестры с уважением, ценил его за острый ум и логику, при случае охотно помогая группе. Кроме Геннадия и Ольги, в состава «Бригады Прямого Действия» входили еще пятеро – Виктор, студент мехмата и неплохой хакер, двое сокурсников Геннадия по философскому факультету МГУ – Олег и Валентин, – и Андрей Лихачев, которого обычно звали Дроном.
Знакомый с лидером БПД еще со школьной скамьи, Дрон был в группе своего рода «боевиком» – он давно и упорно занимался страйкболом, интересовался диггерством и черной археологией. Дрон сам, без подсказки Геннадия, увлекся романтикой кубинской революции – идеями Кастро, Че Гевары и перуанских маоистов из «Сендеро Луминосо». Собирался учить испанский язык, хотел ехать в Латинскую Америку – но доехал только до Киева, приняв участие в майданном безумии 2014-го года. Однако, после кошмара Одессы и восстания на Юго-Востоке, Андрей разругался с соратниками по одной из майданных «сотен» и еле унес ноги назад, в Россию. Как выяснилось – очень вовремя: через какие-то две недели его бывшая сотня получила автоматы и отправилась на Донбасс. Назад, как водится, вернулись немногие.
В Москву Дрон приехал мрачный и подавленный – и ожил, услышав рассказ Геннадия о перспективах путешествий во времени. В Бригаде Дрон держался особняком, общаясь, в основном, с Геннадием – тот явно доверял школьному приятелю больше, чем остальным.
Последним членом БПД была Вероника – миниатюрная, решительная, смахивающая на мальчишку-подростка девица, пришедшая из ролевого движения и исторического фехтования. В группу её привёл Олег; девушка оказалась студенткой исторического факультета пединститута, и охотно приняла участие не только в вечеринке (на которой, собственно, и состоялось это примечательное знакомство), но и в спонтанно возникшей дискуссии о Первой Мировой войне и революции. К концу вечера она стала уже своей. Вероника проявляла некоторые способности к исторической науке и даже собиралась переводиться на истфак МГУ. Она легко нашла общий язык с Дроном и вместе с ним устраивала для Бригады выезды в лес, тренировки по страйкболу и обращению с холодным оружием. На дилетантском уровне, конечно – но и это оказалось для вновь сколоченной «боевой группы», чрезвычайно полезным опытом, не давая скатиться в привычную форумную борьбу.
К маю 2014-го года на счету БПД уже было участие в нескольких законных и не слишком акциях – от «болотных» выступлений до беспорядков на московских окраинах, заселенных гастарбайтерами. Геннадий тянул своих соратников в эти дела для того, чтобы, как он выражался, «закалить волю к борьбе и освоить методику городской партизанской войны». О том, чем им предстоит заниматься, когда «придет время» не говорилось – Геннадий старательно сколачивал группу людей преданных ему лично и держащихся друг за друга, не давая им задуматься о текущих вопросах политики. И когда Ольга позвонила ему и рассказала о невероятной истории с морским офицером, появившимся из 1886-го года – он увидел в этом ШАНС. Тот самый, единственный и неповторимый, который выпадает раз в жизни – и упустить который ни в коем случае нельзя.
Геннадию было нелегко заставить себя отнестись к этой, по любым меркам, фантастической истории серьезно. Но, убедившись, что это не розыгрыш или какая-то дикая случайность, он с головой ушел в рискованную и головокружительную затею – и теперь ради ее успеха готов был пожертвовать чем угодно.
«Да, чем угодно», — горько думала Ольга. И для начала, Геночка легко и непринужденно пожертвовал их отношениями. Элементарно – раз ради Великого Дела надо отказаться от интрижки с симпатичной подружкой и с ее помощью захомутать полезного общему делу лейтенанта – какие могут быть сомнения? Вперед!
Больше всего Ольгу поражало то, с какой безропотностью она сама соглашалась с планами Геннадия; как охотно делала все, что он говорил. А ведь можно было бы и иначе
Девушка помотала головой, отгоняя ненужные мысли. Нет уж, романтика романтикой – но что она сможет одна? Да, Никонов, кажется, влюблен в нее – но разве ей одной справиться с грузом ТАКОЙ тайны? Или же – остаться там, в девятнадцатом веке навсегда? А что? Супруга блестящего морского офицера, балы, выезды, платья, шляпки, Ницца, особняк в Петербурге
Ольга горько усмехнулась. Ну да – а заодно, туберкулез, войны, революции, отсутствие привычных удобств, и, главное – то, что тайна портала между веками известна отнюдь не ей одной. А значит – в любой момент можно ждать какого-нибудь пакостного сюрприза. И, рано или поздно, кто-то из «единовременников» до нее доберется – и тут уж никакой муж, будь он хоть адмиралом, не спасет. Зачем, спрашиваете, доберется? А затем. Найдет причину. А может и не сам не доберется – поставит это уютное, спокойное время на уши в угоду своим амбициям… приметно так, как собирается это сделать Геннадий. И что ей тогда делать? Нет уж, лучше держаться, пока возможно, за друзей… они ведь ей, и правда, друзья?
Глава двенадцатая
По ушам ударил грохот копыт – троица арабов в очередной раз пронеслась мимо дома. Олег Иванович привычно повел стволом, выцеливая среднего всадника. О том, чтобы не задеть араба, он уже не думал – захватил азарт боя. «Лебель» грохнул, всадника мотнуло в седле, будто кто-то невидимый резко дернул его за плечо, удержался – и конники влетели в мертвую зону. За спиной Олега Ивановича прогрохотала лупара Ивана, заглушая щелчок бандитского ружья, и тут же торопливо захлопали выстрелы чего-то помельче. Мужчина обернулся – сын с двух рук палил в окно из большого револьвера незнакомой модели и орал какую-то похабщину. Грохот копыт стих – бедуины в очередной раз унеслись вдаль. Олег Иванович перевел дух и улыбнулся:
— Ну что, сын, как воюется?
Ваня попытался солидно кивнуть, но не вышло – мальчика била крупная дрожь и кивок получился судорожный.
— Н-ничего, — голос его срывался. — Только ни в кого так и не попал, очень уж быстро скачут, твари…
— Не попал – и не надо, — Олег Иванович откашлялся; горло было забито пылью и пороховой гарью. — Постреляют-постреляют, да и отстанут – что им, заняться больше нечем? Или караван подойдет…
Ваня затряс головой.
— Не-а, какое там! Мы же после этого гадского села почти час шли, да еще и все время рысью. А паломникам тащиться не меньше трех часов. Да еще и у колодца сколько простоят.
— Да, сынок, — невесело подтвердил Олег Иванович. — Похоже, мы таки влипли. И дернул черт нас польститься на этих лошадей… как они там, кстати?
Лошади были в порядке. Иван привязал их к жерди, заделанной одним концом в стену; животные так и стояли, отделенные от хозяев полуразрушенной перегородкой высотой по пояс. Казалось, пальба и вопли бедуинов совершенно их не беспокоили – лошади принимались крутиться и мотать головами, только когда снаружи раздавалось ржание других коней – несомненно, хорошо им знакомых.
