Елена Ленковская - Спасти Кремль
— Бьюсь об заклад, он тоже только что проснулся, — подумал Руся, глядя на встрёпанного лакея. — Горит?! Москва горит?! — зазвенел взволнованный мальчишеский голос.
— Уи, уи! — просипел француз, суетливо застёгиваясь на бегу. — Мсье Коленкур велел разбудить обер-гофмаршала.
Не получив никаких распоряжений, Руслан благоразумно вернулся к своим фарфоровым амурам, зарылся с головой в ворох покрывал и закрыл глаза. Он, как бывалый солдат в походе, уже научился ценить каждую минуту отдыха. Однако, несмотря на усталость, заснуть не удавалось. Проворочавшись не меньше часа, мальчик забылся, наконец, смутным тревожным сном.
Ближе к утру Руся снова подскочил на своей, когда-то крахмальной, скатерти. Какое-то время он сидел, приходя в себя и раскачиваясь, как ванька-встанька. Потом пошлёпал к окну. Небосвод был багровым. Ошеломлённый увиденным, Руслан сунулся было вперёд, и с размаха ткнулся лбом в стекло.
— Уй! — пискнул он возмущённо, отскакивая и потирая лоб. — Стекло оказалось горячим.
Мальчик распахнул балконную дверь. Раскалённый вихрь ворвался в комнату. Он принёс рёв ветра и пламени, грохот взрывов на водочных складах, треск рушащихся зданий, лязг срываемых ветром кровель.
— Да тут как в парилке! — заслонил глаза ладонью Руся и шагнул вперёд. Чугунные перила балкона раскалились не на шутку. Мальчик машинально тронул их, и тут же отдёрнул руку. Выругавшись, он сунул пальцы в рот, и с безотчётным ужасом уставился на огненный свод небес, исчерченный горящими головнями.
В Кремле уже царила суматоха. К четырём часам утра вся гвардия была приведена в боевую готовность. Наконец-то решились разбудить императора. Тот послал офицеров разузнать, что происходит, и как это могло случиться.
«Это» случилось не вдруг. Пожары в разных частях города начались ещё накануне. Позавчера Наполеону донесли, что в Москве горят Торговые ряды. Был поздний вечер. Император ночевал у Дорогомиловской заставы, в грязном кабаке с аляповатой вывеской. Его походная кровать стояла посреди пропитанного кухонным чадом зала, освобождённого расторопными слугами от засаленных столов и истёртых мужицкими портками скамеек. Наполеон, задремав, уже вовсю свистал носом (сказывался недавний насморк), когда с вестью о пожаре прискакал адъютант Мюрата.
Весть эта не вызвала особых опасений. Тем не менее, император поднялся и, обстоятельно просморкавшись, отдал приказ усилить меры охраны. Меры не слишком помогли. В течение ночи было ещё два небольших пожара в предместьях. Их приписали неосторожности солдат на бивуаках. Тем не менее, во все кварталы, охваченные огнём, были отправлены патрули.
Наутро император въехал, наконец, в опустевший город. Москва была прекрасна, однако к восхищению французов примешивались недоумение и страх. Безмолвие на улицах древней столицы пугало бравых вояк сильнее артиллерийского грохота. Разгоняя сомнения громким барабанным боем и мерным топотом, гвардейцы маршем двигались по лабиринтам московских улиц.
Штаб-квартиру и старую гвардию Наполеон расположил в Кремле. Устроившись в парадных покоях императора Александра, он с удовольствием осмотрел раскрывающийся из окон вид на реку и город, и с не меньшим удовольствием пообедал. Вскоре пришло известие об очередном пожаре. Последнее, разумеется, не доставило императору никакого удовольствия.
Горели Гостиный двор и Каретный ряд. Тушить огонь послали молодую гвардию под командой маршала Мортье. Мортье, он же герцог Тревизский, по предписанию императора теперь исполнял обязанности московского губернатора. Едва вступив в должность, герцог с досадой обнаружил, что большая часть пожарных насосов увезена неприятелем. Оставшиеся же механизмы были злонамеренно приведены в негодность.
Тем временем, к вечеру поднялся ветер. Его порывы становились всё сильнее и сильнее, и скоро огонь начал распространяться с ужасающей скоростью. С пылающих строений огненным дождём летели головни. Ветер раскидывал пылающие обломки на двести метров вокруг. Падая, они зажигали соседние дома. Свирепый ураган налетал то с севера, то с запада, и гнал огненную метель к центру столицы.
Ныне все улицы вокруг Кремля были в огне.
Ближе к полудню загорелся кремлёвский Арсенал, точнее балки, поддерживающие его крышу.
Руся уже с утра был там, во дворе. Он, вместе с гвардейцами императора, поливал паклю. Паклю, так нужную в артиллерийском хозяйстве, бросили под открытым небом русские, отступавшие в спешке.
Теперь, несмотря на все усилия старой гвардии, пакля поминутно загоралась от летящих сверху огненных искр. То обстоятельство, что рядом лежали ящики французской артиллерии, не давало импровизированным пожарным расслабиться ни на минуту.
Дышать было трудно. Горячий воздух обжигал лёгкие. Руся, размазывая сажу, вытер слезящиеся от дыма глаза и устало огляделся. У его соседей, рослых усачей-гренадеров, тлели на головах меховые медвежьи шапки.
— Дворцовые конюшни горят! — услышал он чей-то крик.
Руся только охнул, бросил паклю и Арсенал на произвол судьбы, и помчался со всех ног спасать лошадей.
Во дворцовых конюшнях стояла часть лошадей императора. Там же находились поразившие воображение мальчика кареты русских царей. Но главное — во дворцовой конюшне стоял Руськин Шоколад. Мальчик пристроил его там, воспользовавшись своим новым положением.
Примчавшись к конюшням, Руся увидел споро снующих туда-сюда с вёдрами конюхов и берейторов. Коленкур был здесь же. Громко крича, он руководил работой двух водоналивных труб.
— Ура, эти работают! — обрадовался Руся.
Ещё вчера утром насосы были неисправны, и Руся слышал, как Коленкур отдавал распоряжение, чтобы их починили.
Люди упорно боролись с огнём. Часть конюхов взобралась на крыши. Макая мётлы в вёдра с водой, они смачивали кровлю и сбрасывали с неё горящие головни. Руся, недолго думая, сунул под мышку веник и полез на крышу.
Часа через два после полудня стало известно, что император отдал приказ о выступлении. В Кремле должен был остаться лишь Мортье с батальоном гвардии и приказанием делать всё, чтобы не допустить пожара. Наполеоновский штаб и старая гвардия в спешке покидали древнюю крепость. Для ставки был предназначен дворец в Петровском на Петербургской дороге. Из-за огня и ветра невозможно было проехать туда прямым путём. По пути они видели, как немногие оставшиеся в городе жители выбегали из домов и собирались в церквах. Повсюду слышны были только стоны. Двигаться приходилось среди обломков, пепла и пламени. До Петровского добрались уже под вечер.
Пожар меж тем продолжался. Наполеон, закрывшись у себя, предавался мучительным размышлениям о серьёзных последствиях, которые могли иметь эти события для армии. Его удручала мысль об огромных ресурсах, потерянных в огне великого пожара.
Советник Наполеона Коленкур утверждал, что всё произошедшее было результатом великой решимости и великой добровольной жертвы. Император никак не мог до конца поверить в это.
Мрачный и подавленный, все это время Наполеон никого не принимал, никуда не выходил и не делал никаких распоряжений.
Весь вечер Руся бродил окрест, мысленно представляя себе эту чудесную местность свободной от мелькающих тут и там французских мундиров.
Теперь же вокруг Петровского дворца образовался целый лагерь французской армии. Люди, лошади, экипажи помещались под открытым небом среди поля. Штабы, расположенные со своими генералами вокруг дворца, устраивались в английских садах, ютились в гротах, китайских павильонах, киосках, садовых беседках. Весь парк был изрыт землянками, украшенными мебелью и зеркалами из богатых московских домов.
Руся прислушивался к обрывкам разговоров. Пока что французы объясняли московский пожар беспорядком в своих войсках и той небрежностью, с которой жители покинули дома.
— Не могу поверить, что русские сжигают свои дома, чтобы помешать нам спать в них! — передавали друг другу французы заявление своего императора.
Уже потом пошли разговоры о заложенных в разных казённых и частных зданиях фитилях, изготовленных на один и тот же лад. Поговаривали, что фитили эти были найдены и в предместье, через которое французы вступили в город, и даже — о ужас! — в спальной в Кремле. Вспоминали арестованного несколько дней назад полицейского офицера. Его показания сочли бредом сумасшедшего. Этот полоумный полицейский, меж тем, с самого начала предвещал большую беду. Услышав о небольшом пожаре, который приписали неосторожности солдат, расположившихся лагерем слишком близко от деревянных домов предместья, он воскликнул, что очень скоро будет много других пожаров. Когда же начался большой пожар, этот тип стал кричать, что будет уничтожен весь город, и что на этот счёт даны соответствующие распоряжения. Словом, все предсказания, которые, как казалось, объяснялись умственным расстройством этого человека, оправдались!
