Мачей Войтышко - Синтез
Муанту очень огорчало, что ему выдали скромные карманные деньги. Все его владения давно перешли в собственность государства, и даже речи не могло быть о возвращении Муанте хотя бы части былого состояния. По-прежнему возвышался его дворец, давно превращенный в музей. К тому же (что особенно бесило его превосходительство) единственным экспонатом и следом позорного правления тирана была та самая, символизирующая свободу статуэтка, обитая со всех сторон.
Все шло к тому, что, если планы Муанты окажутся несбыточной мечтой, ему не останется ничего другого, как приняться за работу. Впрочем, у него уже было несколько предложений: первое, довольно оскорбительное и тут же отвергнутое — работать гидом на развалинах лагеря «Милая Родина». Другое — «политическим комментатором» на головидении. Его воззрения должны были придать блеск программам сатиры и юмора. Третье — историческим консультантом. Ему обещали даже довольно большие суммы, если он согласится подробно пересказать свои беседы с Муссолини, генералом Франко и Гитлером. Такое предложение было заманчивым, но Муанта колебался, все еще надеясь на коренную перемену в своей судьбе. Он связывал эту надежду с подземным гротом, и все его шаги были направлены на то, чтобы туда проникнуть.
— Эй, ты, выжималка, — обратился Муанта к роботу, — можно ли мне выезжать из страны?
— Да, ваше превосходительство.
— А я могу ездить, плавать и летать, на чем захочу и как захочу?
— Да, ваше превосходительство. Но всегда со мной.
— Печальная необходимость. А чего ты мне не разрешишь?
— Я должен пресекать все действия, имеющие целью причинить зло другим людям.
— А если бы я хотел кому-нибудь дать пинка, так ты бы мне не позволил?
— Конечно.
— А я могу тебя обмануть?
— Нет, ваше превосходительство. В меня вмонтирован детектор лжи.
— Но ты не можешь улавливать мои мысли?
— Нет, только побуждения.
— Так какие, по-твоему, у меня сейчас намерения?
— Вы что-то скрываете, ваше превосходительство. И не любите меня. И хотели бы что-то узнать.
— Правильно. Головидение охватывает весь мир?
— Да.
— Можно ли передать программу сразу на весь мир?
— Да. Международные известия транслируются два раза в сутки.
— Очень хорошо. А я мог бы осмотреть то место, откуда они транслируются?
— Телевизионный центр? Сейчас узнаю.
И уже спустя час они входили в застекленное здание, по которому двигались люди в голубых комбинезонах: такая одежда помогала отличить работника от объемного изображения.
*Сынок!
Прошло уже столько дней с той минуты, как ты заснул, что я не могу припомнить нашей последней серьезной беседы. Было ли это объяснение по поводу школьного дневника и вписанного туда замечания преподавателя, которое ты не показывал мне целую неделю? Или же скорее всего это был разговор об отсутствии свитера во время тренировки? Самое странное в том, что чем больше мы отдаляемся друг от друга во времени, тем старше ты мне кажешься. И я подумал: может, лучше, вместо того, чтобы читать нотации четырнадцатилетнему ребенку, я поговорю с тобой, как мужчина с мужчиной. Хотя несомненно, что настоящим, взрослым мужчиной ты станешь только где-то там, в будущем.
Не знаю, какими окажутся нравы эпохи. Может, от тебя потребуется вовсе не то, что в свое время — от меня. Но я думаю, ты наверняка не будешь освобожден от личной ответственности. Мы живем не в вакууме. Тебе тоже предстоит жить не в пустоте, и поэтому в своих действиях придется по-прежнему руководствоваться чувством ответственности. Старайся, по возможности, поступать сознательно и с пониманием. Но защищай свое право на выбор, право на самостоятельное мышление. Помни, что ты действительно свободен, и твое мнение, твое независимое мнение, за которое ты отвечаешь, свидетельствует о том, что ты — индивидуальность, а не зритель, пассивный наблюдатель, лишенный собственной воли.
Может, я пишу слишком сложно и серьезно, но об этих двух понятиях — свободе и ответственности — трудно говорить иначе, потому что они самые важные для человека с момента возникновения рода людского.
Мы, люди, несовершенны и, наверно, никогда не будем иными. Мы зависим от окружения, обязанностей, личных способностей, времени. Но пока мы помним о том, что наши мысли свободны, что они не подвластны никаким ограничениям, мы — люди. Пока мы не забываем, что за свой выбор несем ответственность, мы сохраняем человеческий облик. Не верю, чтобы даже через десять тысяч лет эти две истины перестали существовать! Разве что вместе с людским родом.
Если я ошибаюсь, ты просто не будешь иметь возможности прочитать это письмо. А если — нет, то не относись к моим словам, как к нотации и пустословию. Попробуй в трудные минуты вспомнить об этом письме.
Я бы не хотел, чтобы ты вырос никчёмным, лишенным достоинства типом. Но я и не хочу, чтобы ты был какой-нибудь знаменитостью, великим героем, вождем, гением. Я бы желал только, чтобы ты умел отличать добро от зла, независимо от их внешнего обличья. Это вовсе не так просто, как в фильмах о «Зорро». Иногда зло так переплетается с добром, что неизвестно, как выбирать. Меньшее зло? Наверное, так. Но если одновременно утрачивается большая часть добра?
И пусть бы даже я привел тебе сто тысяч примеров, написал целые тома советов и наставлений, ты все равно можешь оказаться в ситуации, которой я не в состоянии предвидеть. Тебе придется решать самому, каждый день будет предлагать тебе новую загадку. Я не избавлю тебя от этих альтернатив, не дам универсальных рецептов. Выбирать способен только ты сам — свободный и отвечающий за свой выбор. Единственно, чем я могу тебе помочь, — это подобным напоминанием.
Пока, Маречек, пока, дорогой сынок, и не сердись на старого отца за то, что он читает тебе наставления. Ты бы, наверно, предпочел что-то более приятное, какую-нибудь историю о знакомых, но, знаешь, мне сейчас так тяжело разговаривать с ребятами...
Вчера я видел Яся Барвицкого, который сказал, что у «Молний» организационное собрание. Он страшно гордится воскресным матчем, поскольку они выиграли у «Победителя» со счетом 4 : 0. Он прыгал от радости, как безумный. Мне было стыдно признаться, что я пишу тебе эти письма, а то он бы еще подумал, что я сошел с ума. Поэтому, к сожалению, я ничего не могу тебе от него передать. Я думаю, ты меня понимаешь.
Отец
*— Привет, Янек!
— Привет, Артек! Чему я обязан твоим появлением в видеофоне? Опять сюрприз?
— Тут у меня один твой знакомый. Припоминаешь Марека?
— Это твой внучек? Он очень вырос с тех пор, как...
— Нет, нет. Это Марек Торлевский. Он играл с тобой в «Молниях».
На лице пожилого человека отразилось сначала изумление, а потом недоверие. Дедушка вынужден был объяснить ему все подробно, и только тогда беседа продолжилась.
— И ты говоришь, Марек, что твой старик разговаривал со мной?
— Здесь так написано: «Он прыгал от радости, как безумный, поскольку они выиграли у «Победителя» со счетом 4 : 0».
— «Прыгал, как безумный». Сколько же это лет прошло с тех пор, как я вообще прыгал?! О-го-го!
— А все оттого, что ты превратился в страшного рохлю, — сказал дедушка. — Всунул нос в аппарат для чтения и сидишь так уже лет двадцать!
— Знаешь, ты отчасти прав. А уж в футбол я не играл с незапамятных времен! У меня теперь искусственное сердце, и мне как раз даже нужно разминаться.
— Ясное дело! Заскакивай к нам, и мы организуем такой матч, что... — дедушка ткнул Марека в бок.
— «Молнии» против всех остальных, — выпалил Марек.
— «Молнии» и «Ураган», — поправил дедушка. — Вы забываете, что я...
— В «Урагане» играли переростки, — возмутился Янек. — Это не была достойная команда.
— Я всегда так считал, — начал вторить Марек. — Наверно, четверо были переростками.
— Разве это моя вина? — возмутился дедушка. — Я им постоянно твердил...
— Ну ладно, ладно, ты был на высоте положения — никто ничего не говорит, — утешил его Янек. — А действительно можно заглянуть к вам... ну, например, в конце недели?
— Ясно. Ждем. И мяч наготове.
— Правда, столько лет...
И тут произошла странная вещь, которая была для Марека настолько очевидной, что он ее даже не заметил.
— Слушай! — сказал он Янеку. — Не будь фраером! Кореши ждут с мячом, а ты что?
И девяносточетырехлетний профессор истории Ян Барвицкий ответил также совершенно естественно:
— Разве я говорю, что не приеду? Мне бы только смыться из дому!
*Подводная лодка, нанятая диктатором в туристическом бюро, называлась «Нептун» и была роскошно оборудована. Никаких металлических дверей, тяжелых покрытий и узких проходов. Всего лишь прозрачная капсула с четырьмя мягкими креслами и распределительным щитом, на котором находились основные приборы.
