Наталья Суханова - Многоэтажная планета
Прижимая к груди фотографию, Аня бросилась искать Михеича. Все, кто встречался ей — а все, конечно же, уже видели утром обновившееся существо, — пристально смотрели на Аню, и она знала почему.
Запыхавшаяся, молча положила Аня перед Михеичем фотографию юной бабушки Матильды.
Михеич посмотрел на фотографию с интересом, Но без удивления.
— Ты очень похожа на свою бабушку, — только и сказал он. — Если бы это не была такая старинная фотография, я бы подумал, что это ты.
— Вы же прекрасно знаете — я совсем не о том! Скажите, эта, в боксе, — бабушка Матильда, да? Посмотрите на фотографию — совершенно то же лицо! Вы видите?! — Она показала на экран.
То странное, голое, но уже не белесое существо как раз обернулось к телекамере, и хотя на этом лице не было никакого человеческого выражения, как еще недавно не было никакой окраски, но даже без всякого выражения, даже нелепо гримасничающее, оно было лицом юной Бабоныки.
— Я вижу, — спокойно сказал Михеич.
— Тогда что же это?! Это бабушка? Или кто-то, подделавшийся под нее, надевший на себя ее лицо?
Ей уже чудились шпионы Флюидуса, проникшие в корабль под личиной юной бабушки!
— Наверное, это все-таки Матильда Васильевна, — задумчиво сказал Михеич. — Иначе она бы дышала воздухом Флюидуса и не могла дышать воздухом нашим, воздухом корабля.
— Но как? Но что это? Скажите же! Они омолодили ее, да? Значит, она и не умирала? Но она же была мертва! Или это был летаргический сон? Но если это она, почему она, как младенец? Почему она ничего не понимает, не разговаривает? Почему она меньше ростом, чем была? Я ничего, ничего пойму! А вы, вы что-нибудь понимаете?
— Матильда Васильевна была мертва — это точно.
— Значит, это не она?
— Нет, все же, видимо, она.
— Они оживили ее?
— Ты все время так говоришь, старушка, словно то, что случилось с ней, кем-то сделано преднамеренно. Я же в этом отнюдь не уверен. Послушай меня внимательно. Многое ты видишь, знаешь уже сама. Чего-то еще не знаешь, не понимаешь. Многого не знаем, не понимаем и мы. И все-таки примерно можно догадаться, что случилось с Матильдой Васильевной.
***
— Отрывок, который я тебе прочту, — начал свое объяснение Михеич, — принадлежит перу энтомологов Кэрби и Спенса.[3] Ты слушаешь?
— Да, да.
— «Предположим, что какой-нибудь натуралист вдруг объявил бы об открытии животного, которое в течение первых пяти лет своей жизни существует в виде змеи, потом углубляется в землю и, соткав себе саван из тончайших шелковых нитей, сжимается, в этом покрове в тело, лишенное рта и членов, похожее как нельзя более на египетскую мумию, и затем, пробыв в таком состоянии без пищи и движения в течение трех долгих лет, разрывает в конце этого периода свои шелковые пелены и из земли является на свет божий в виде крылатой птицы. Предположим это и спросим — каковы были: бы ощущения в народе, возбужденные таким необыкновенным известием?»
— Это о насекомых, — сказала нетерпеливо Аня.
— Народ несведущий, пожалуй, и не поверил бы, правда? — продолжал, словно не замечая ее нетерпеливости, Михеич. — Но мы с тобой, сами немного специалисты по насекомым, то есть энтомологи, знаем, что именно это и случается на протяжении жизни с большинством насекомых. Это называется…
— Метаморфоз.
— Вот именно — изменение формы. Не мифический метаморфоз, когда в сказках и мифах повествуется о превращении людей в животных или превращениях одних животных в других. А самый обыкновенный метаморфоз…
— …жуков, бабочек…
— Вот именно тот метаморфоз, когда начинает свою жизнь насекомое, скажем, червячком, личинкой, и часто очень свирепой — не зря Кэрби и Спенс уподобили личинку змее, — затем переходит в стадию куколки…
— Я знаю.
— …а затем переходит во взрослое состояние, становится мухой, бабочкой и тому подобное…
— Но я все это знаю! — воскликнула Аня. — Какое это имеет отношение к моей бабушке?
Она все не могла преодолеть нетерпения.
— Слушай внимательно, старушка! А если не умеешь, то хотя бы не задавай вопросов. Так вот, на стадии куколки природа, сотворившая червячка-личинку, как бы сминает сделанное ею, разминает тесто, чтобы слепить существо заново, по-новому. Разрушаются органы, разрушаются ткани. У таких насекомых, как мухи, в первые дни существования куколки внутри только жидкая кашица. Она — как мешочек с джемом. И только потом из этой кашицы начинают образовываться новые органы…
— Вы словно лекцию мне читаете! Ой, простите, я слушаю!
— …совершенно новые органы! Идет сборка практически нового организма из старого сырья. Ну, как если бы переплавили токарный станок, а потом из этого металла сделали автомобиль. А почему? Как это происходит? Скажем, переплавкой руководят люди. И новую машину они делают по чертежам. А вот чертежи любого животного, и человека тоже, находятся в его клетках… Не перебивай, Аня, я все это к делу говорю. Команда к построению дается гормонами — химически активными веществами.
— Гормоны, феромоны, телергоны — я знаю, это приказы.
— С самого начала в теле личинки есть так называемые имагинальные диски, а попросту говоря — скопления клеток, из которых потом разовьется взрослая бабочка или жук, или муха. Эти клетки хранят чертежи взрослого насекомого, но пока не отдан приказ гормонами, детские ткани не разрушаются, взрослые органы не строятся.
— Вы… вы хотите сказать, что бабушка была разрушена и создана заново? Да? Это вы хотите сказать?
— Да, старушка.
— Но… Но ведь у этих личинок заранее есть, как вы сами только что сказали, имагинальные диски! А что же было у мертвой бабушки?
— В мертвом теле есть еще масса жизнеспособных клеток. А ведь каждая из триллионов клеток нашего тела содержит же план тела, что и первая клетка, из которой развился взрослый человек. Пойми, в принципе из любой твоей клетки можно получить снова тебя. Потому что в ней, в этой клетке, полный набор чертежей твоей особи, те же сорок шесть хромосом, которые дали тебе жизнь. На Земле еще до нашего отлета эмбриологи разделяли клетки зародыша лягушки, и каждая клетка вырастала в самостоятельный организм, причем все они были совершенно одинаковы. Итак, в принципе из любой твоей клетки можно получить новую Аню. Из любой-клетки моей — нового Михеича. Из любой еще не отмершей клетки Матильды Васильевны могла возникнуть новая Матильда Васильевна.
— Из младенца вырастает ребенок, а из ребенка — взрослый человек по приказу гормонов. Но у старых людей таких гормонов нет, как нет их и у старых насекомых!
— На Земле, старушка, на Земле! Но мы ведь не знаем, что происходит с животными на Флюидусе. Помнишь, ты сама мне напоминала, что на батискафе, из которого исчезло тело Бабоныки, нашли следы дефилиппуса. Возможно, дефилиппус вбрызнул в еще жизнеспособные клетки тела гормон, одновременно разрушающий ткани и создающий их заново… Кстати оказать, и такие опыты, пока еще с малым успехом, делаются на Земле. Сказка о мертвой и живой воде — ведь это, в сущности, сказка о гормонах.
— Знаете, я как будто сплю!
— Ты сказала: имагинальные диски. Если бы Матильда Васильевна обладала имагинальными дисками насекомого дефилиппуса, из нее бы дефилиппус и получился. Но у нее были только клетки, в которых закодирована она сама, Матильда Васильевна…
— Почему же тогда ствол родил ее не младенцем, а подростком, почти девушкой? Почему она родилась совершенно бесцветная? И с мягкими костями?
— Ответ, по-видимому, содержится в самом твоем вопросе. Заново ее вырастил ствол Флюидуса, а не женщина земная. Вырастил на свой лад. Команда была, вероятнее всего, отдана гормонами дефилиппуса. Оплывок и гормоны, феромоны дефилиппуса строили, воссоздавали ее на свой флюидусовский лад…
— Почему же вы до сих пор молчали?
— Потому что все это пока предположения. Каждый день дает проверку этой гипотезе. И, честно оказать, с каждым днем эта гипотеза представляется мне все более истинной.
— Это… эта… она будет понимать, соображать, разговаривать?
— Мозг у нее, во всяком случае, есть…
— Кто же она мне теперь? Бабушка? Сестра?
— Ну это, по-моему, не самый существенный из вопросов.
Аня сидела, прикрыв глаза, свыкаясь с услышанным. Все это было так невероятно, что она не знала, радоваться ей или скорбеть.
— Я буду называть ее Матильдой, — сказала она, поднимаясь.
***
В рассказе Михеича история с возрождением, обновлением, созданием заново Матильды Васильевны выглядела более или менее понятно, просто, как всегда это бывает в кратко описанной гипотезе. Но для ученых здесь было так много вопросов, так много загадочных, темных мест, что они, будь на то силы, работали бы, кажется, день и ночь.
