Юрий Томин - А, Б, В, Г, Д и другие…
— На дне живут, — пояснил Гена. — Я их руками наловил. На них хорошо клюет. А червей здесь нет.
— Очень интересно, — сказал Алексей Палыч. — Но почему все-таки не клюет?
— Погода…
— Но погода как раз отличная.
— В этом все и дело.
Последнее замечание Гены вызвало у Алексея Палыча цепочку туманных воспоминаний. Знакомые рыбаки, возвратясь без улова, нередко жаловались на погоду: то слишком хорошую, то слишком плохую. В случае переменной погоды жаловались на переменную.
Сзади зашелестело. Алексей Палыч обернулся. Осторожно ступая, подошел Веник. Он понимал, что шуметь не следует. Веник потряс бородой, чихнул, погладил лапами искусанный комарами нос, зевнул и уселся. Проследив, куда устремлены взгляды его друзей, он с умным видом уставился на поплавок.
На воде по-прежнему расходились круги, и по-прежнему не клевало.
— Можно мне попробовать? — нерешительно попросил Алексей Палыч.
— А вы умеете?
— Нет. Но я слышал, что новичкам везет.
— Сейчас проверю наживку.
Гена поднял удилище, поймал рукой леску и добрался до крючка. Поправил что-то, добавил еще одного ручейника и забросил.
— Кажется, надо на наживку плюнуть?
— Держите, — сказал Гена. — На всех шитиков слюны не хватит.
Алексей Палыч взял удилище обеими руками: он понимал, что такого доверия он не заслужил. О большой рыбе он не мечтал и был согласен на любого малька.
Поплавок улегся на воду и снова застыл.
— Погода… — вздохнул Гена. — Хоть бы ветерок небольшой. Она нас видит.
— А она там есть? — шепотом спросил Алексей Палыч.
— Куда же ей деваться…
Но видно, и вправду существует на свете пижонское счастье. Поплавок вдруг шевельнулся… Это «вдруг» описано уже миллионы раз. Но тут ничего нельзя изменить, из песни слова не выкинешь: такое даже для опытных рыбаков, зубы съевших на этом деле, всегда случается вдруг. Итак, все-таки вдруг…
— Дайте заглотать, — прошептал Гена.
Внизу кто-то продолжал облизывать наживку.
— Пора? — спросил Алексей Палыч. Мир перестал существовать для него. Всеми мыслями он был сейчас там, под водой.
Поплавок резко и отвесно нырнул. Алексей Палыч дернул так резво, словно тащил больной зуб. Снасть выдержала. Выдержала и рыбья губа. Серебристой запятой блеснула в воздухе рыба и приземлилась рядом с Алексеем Палычем. Она лежала, подрагивая плавниками, и цвета ее были еще живые, незамутненные: темная спинка, брюшко не жемчужное, чешуя не серебристая. Все было похожих цветов, но гораздо чище. Это были краски природы, ни с чем не сравнимые. Ее удлиненное и округлое тело не походило конечно же на торпеду, как часто пишут о рыбах. Оно походило на ее собственное тело. Не стоит забывать, что природа изобрела рыбу на два миллиарда лет раньше, чем человек изобрел торпеду.
С такими сравнениями надо обходиться осторожно. Тут все дело в том, кто раньше кого. Вот сравнивают дирижабль с сигарой. Возражений нет. Сигара появилась раньше дирижабля. Но попробуйте заявить, что сигара похожа на дирижабли, и вас вежливо не поймут. Или: очень милое, но слегка устаревшее — «щеки девушек алели, как маков цвет». Но никогда цветок мака не светится девичьим румянцем: маки на земле алели задолго до того, как появились первые девушки.
И вообще — сравнение обратной силы не имеет.
— Елец! — Гена сказал шепотом, как будто что-то еще могло испугать эту рыбу.
Елец ожил, оттолкнулся хвостом, подпрыгнул и передвинулся поближе к воде. Проще всего было подтянуть его за леску, которая торчала изо рта. Но то была первая в жизни рыба Алексея Палыча…
Алексей Палыч повалился на бок и попытался накрыть рыбу ладонью. В этот момент она снова подпрыгнула и забилась, приближаясь к воде с каждым движением. Все произошло так быстро, что Гена не успел вмешаться. Алексей Палыч извивался на песке, молотя ладонью по берегу, а рыба уходила.
Этого Веник вытерпеть не мог. Он прыгнул и схватил рыбу у самой воды. Поначалу у него не было никаких дурных замыслов: он просто хотел помочь удержать то, что не имело права убегать от хозяев. Сначала он держал рыбу поперек туловища и преданно помахивал хвостом. Но постепенно язык его ощутил съедобность ельца.
Обычно собаки сырой рыбы не едят. Нормальные собаки и в нормальных условиях. Но кто знает, сколько дней голодал Веник. Да и от ребят ему пока перепало немного. В общем, Веник понимал, что добыча не его, но голод оказался сильнее совести. Слегка отвернувшись, делая вид, что все свершается помимо его желания, он развернул рыбу языком и дослал ее в пасть.
— Отдай! — закричал Гена.
Веник все понял, но выбрал середину. Не проглотил, и не отдал. Конец жилки торчал из пасти; вид у Веника был, как у человека, который набрал в рот воды и почему-то стесняется ее выплюнуть.
— Говорят — отдай! — снова крикнул Гена. — Ты же крючок проглотишь, дурак.
Веник, сжав челюсти, молотил хвостом по земле. Весь вид его говорил о том, что он готов к услугам, но не понимает из-за чего такой шум. Конечно, тут было что-то такое блестящее… Но куда оно делось? Гена подбежал к собаке и попытался разжать челюсти. Веник заворчал, намекая на то, что дружба дружбой, но лазать руками в рот не положено. Кому какое дело, что у собаки внутри.
— Кусит, — предостерег Алексей Палыч.
— Ну да… — отмахнулся Гена. — Он знает, что не его.
Веник наморщил нос, обнажив клыки. Но хвост по-прежнему совершал дружелюбные колебания. Видно, Веник понимал: тяпнуть-то всегда не поздно, а вот что будет дальше?
Челюсти собаки мелко дрожали, приоткрываясь.
Алексей Палыч потянул за жилку. Но рыба была заглочена головой вперед. Она встала поперек. Веник сделал судорожное глотательное движение, и все вернулось на свои места.
— Тяните за хвост!
Не понимая, но подчиняясь, полагая, что есть какие-то особые приемы извлечения рыбы, Алексей Палыч дернул Веника за хвост. Челюсти сжались, пальцы Гены остались в собачьей пасти.
— Рыбу — за хвост!..
Встав на колени, обхватив одной рукой Веника за шею, Гена снова раскрыл челюсти. Алексей Палыч, мысленно простившись с рукой, сунул два пальца в глубину глотки.
Этого Веник уже не мог вынести.
— Х-ха, — произнес он, и несчастный елец вылетел из его пасти. Веник с укоризной смотрел на своих мучителей. «Ну что, жмоты, — говорил его взгляд, — добились? Жрите теперь сами…»
Гена извлек крючок из многострадального ельца. Теперь елец не то что на уху, и на показ не годился.
— Возьми. — Елец шлепнулся возле собаки.
«Как бы не так, — сказал им собачий взгляд. — Понравилось в пасть лазать…»
Затем Веник задрал над ельцом заднюю ножку и проделал обряд, который в переводе с собачьего означает «если не мне, то и не вам».
Потом Веник удалился. Хвост его уныло болтался.
— Еще будем ловить? — спросил Алексей Палыч.
Хватит, наверное, — сказал Гена. — Наши уже встают.
Слушай, Гена, я хочу тебя спросить: как вы готовились к походу? Это, наверное, очень серьезная подготовка?
— Обыкновенная. Сначала теория, потом учились ориентироваться, ходили по азимуту. Весной, на каникулах, были сборы. Соревнования: кто быстрей поставит палатку, разожжет костер…
— В общем, в лесу ориентироваться умеете?
— Элементарно.
— И сумеете выйти куда надо?
— А куда надо? — спросил Гена.
— Вот это и меня интересует.
— На карте было помечено. Только она пропала.
— Тебе это не кажется странным?
— Ничего, — сказал Гена. — Куда-нибудь выйдем. Не маленькие.
— Кто с вами занимался?
— Елена Дмитриевна.
— Вот эта самая?
— Какая же еще? Другой у нас нет.
Расспрашивать дальше о Лжедмитриевне Алексей Палыч не стал. Кажется, копия была сделана на совесть.
— А можно мне вас спросить?
— Пожалуйста, — сказал Алексей Палыч, догадываясь, о чем будет вопрос.
— Как вы к нам попали?
Просто прибились, как Веник, — попробовал отшутиться Алексей Палыч.
— Я серьезно… — сказал Гена.
— Лже… гм… Елена Дмитриевна нас пригласила.
— Зачем? Раньше она ничего не говорила.
— Знаешь, Гена, — сказал Алексей Палыч, стараясь придать своему лицу самое честное выражение, — твои вопросы вполне справедливы. Но у меня на них нет ответов. Или скажем так: они есть, но лучше бы их вообще не было. Тебя устроит такое объяснение?
Гена пожал плечами:
— Не хотите говорить, не надо.
— А ты спроси у Елены Дмитриевны, — нашелся Алексей Палыч.
Это была неплохая идея. Правду Лжедмитриевна тоже сказать не может, вот пускай сама и выкручивается. Во всяком случае, сочинять для этих ребятишек какую-то легенду Алексею Палычу не хотелось.
— Неудобно, — сказал Гена.
