Кир Булычев - Пашка-троглодит
На земле лежали остатки мяса. Мама сама взяла два куска получше и протянула их гостям.
Телохранитель откусил, пожевал и произнес:
– Ленивца поймали. Редкая добыча.
– Седой поймал. Он молодой, но хороший охотник, – сказал Гром.
Медведь покосился на Пашку:
– Чужой. Гоните его.
– Мы знаем, кого гнать, – сказала Мама.
«Вот молодец, – подумал Пашка, – а я уж испугался, что они меня предадут».
Медведь тоже попробовал мясо, но оно ему не понравилось.
– Плохое мясо, – сказал он и бросил кусок себе за спину. Пес с лаем кинулся туда, решив, что это его угощают.
Медведь загоготал. Остальные молчали. Пашка подумал, что им, очевидно, не нравится, когда мясо кидают собакам. Мясо еще поймать надо. Он хотел было все это сказать нахальному Медведю, но Умница – недаром имя такое получила – толкнула его в бок и одними губами произнесла:
– Молчи.
– Надо вам идти в мое племя, – заявил Медведь.
Никто ему не ответил. Только телохранитель, который доел свой кусок и выкинул кость, сказал:
– Маленькое племя – одни беды. Завтра вас разбойники чу съедят – кто поможет? Большой Медведь далеко.
– Мы придем в твои пещеры, – заговорила Мама, – охотники будут приносить мясо, а ты будешь его есть? Ты возьмешь себе наших женщин, чтобы они кормили и развлекали тебя? Ты этого хочешь?
– Я не приду, другой придет, – сказал Медведь. – Маленьких всегда едят.
– Когда большая охота, мы идем, как все, – возразила Мама. – Что ты хочешь?
Медведь скривился – ему не понравилась речь Мамы. Потом он протянул руку и схватил оставшийся кусок мяса – словно нечаянно. Но было видно, с какой жадностью горели его глаза.
– Чу очень мешают, – сказал Медведь. – Чу много развелось. Надо чу всех убить и сделать из их шкур одеяла.
Все молчали.
– Чу надо убить, – наконец согласилась Мама. – Это верно. Сегодня чу подбирались к нашему жилищу. Хорошо, что наш новый воин Седой увидел их и прогнал.
– Хэ! – крикнул Медведь. – Этот детеныш не охотник! У него не должно быть имени!
– Племя решает, кому давать имя, – сказала Мама. – Это закон леса.
– Ты пожалеешь, – пригрозил Медведь.
– Что надо делать? – спросил Гром.
– Чу уходят от зимы, – сказал Медведь. – Многие собираются в Долину Горячей Воды. К ним можно подкрасться незаметно. Мы подойдем и убьем всех чу.
– Убьем всех чу! – закричали дети.
– Убьем чу! – закричали взрослые.
Все радовались, словно их ожидала удачная охота.
– А зачем их убивать? – спросил Пашка.
Все посмотрели на него с осуждением.
– Но они же плохие, – сказала Умница.
– Они разбойники, – сказала Ура.
Но главное сказал Медведь:
– Они – другие. Значит, их не должно быть. Есть только люди. Большие коричневые люди. И тебя, чужой, тоже надо убить.
– Я уже говорила, – возразила Мама, – воина Седого никто не тронет.
Медведь не стал с нею спорить.
– Пойдем ночью, – сказал он. – Мы их растопчем. Пусть до темноты все соберутся в моей пещере.
– Разорвем! – закричал Гром.
– Шкуру сдерем! – закричал Крот.
– Старуха Туча! Оставайся и смотри за костром, – приказала Мама. – Ты знаешь: если мы останемся без огня, мы убьем сначала тебя. Седой, где твой тигриный клык? Покажи Медведю.
– Я не пойду убивать чу, – набравшись смелости, выпалил Пашка.
Очень трудно сказать «нет», когда все говорят «да». Ведь тебя не поймут, а будут думать, что ты трус.
Удивительно, но Пашкины соплеменники сразу забыли, что он великий охотник. Они словно прозрели и увидели перед собой просто чужого мальчишку.
– Как ты смеешь?! – закричала Мама. – Мы тебя убьем!
– Надо убить его, – согласился Медведь. – Я приказываю вам убить его! – И он ткнул толстым пальцем в Пашку.
Не надо было ему так говорить. Своим нахальством он спас Пашке жизнь.
– Я – вождь племени, – сказала Мама. – Я здесь говорю. Когда ты покоришь мое племя, я буду слушаться тебя.
Медведь криво усмехнулся и пошел прочь. За ним последовал телохранитель с дубиной.
Пока племя собиралось в поход, Мама подошла к Пашке.
– Вместо тебя пойдет Туча. Ты остаешься в пещере один. Главное – береги огонь. Огонь – наш живой друг. Если огонь умрет, племя тоже умрет.
– И на что вам только сдались эти чу? – спросил Пашка.
– Ты чужой, ты не знаешь. Они как дикие звери. Их надо убивать. Пока всех не убьем, они будут грабить и убивать нас, мешать нам охотиться, отнимать нашу пищу. Но их уже осталось немного. Скоро мы убьем последних.
Пашка слушал вождиху и думал: «Вот и разрешилась историческая загадка. Оказывается, наши прабабушки и прадедушки убили несчастных неандертальцев. А не убили бы, еще неизвестно, кто бы сегодня владел Землей».
Уходя, соплеменники старались не смотреть на Пашку, только Мама подошла к нему и сказала:
– Сними пояс.
– Зачем?
– Это пояс охотника. И отдай нам свое имя.
– Возьмите.
– Ты больше не Седой, – сказала Мама. – Ты Пшшшк, как ты сам себя назвал. И пускай тебе будет стыдно.
– Стыдно убивать людей, – возразил Пашка. – И еще, наверное, исподтишка.
– А как же по-другому охотиться? – удивился Гром. – Конечно, надо подобраться исподтишка. А то могут дать сдачи. Они жутко сильные. – И с этими словами Гром первым зашагал по тропинке к реке.
За ним последовали остальные. Даже дети несли маленькие дубиночки. Последней шла Умница. Она обернулась, и Пашке показалось, что девочка плачет.
– Не обращай внимания! – крикнул он. – Все будет хорошо.
Наконец племя скрылось в листве, и наступила тишина.
Пашка в одиночестве остался на площадке перед пещерой.
Глава десятая
В ПЛЕНУ
Время Пашка, конечно, определить точно не мог, но солнце двигалось по небу, и он подсчитал, что прошло больше часа.
Он ломал голову, чем бы заняться.
Может, бросить этот проклятый костер и побежать к неандертальцам предупредить их об опасности? Но Пашка хорошо знал, чем кончается такая беготня – реанимацией! Достаточно представить себя на их месте. Прибегает к тебе какой-то марсианин и начинает на своем языке или на языке твоих злейших врагов что-то втолковывать. Да ты вытащишь бластер и начнешь стрелять!
«Какое счастье, что здесь нет бластеров, – подумал Пашка, прервав ход своих тревожных мыслей, – а то меня давно бы кто-нибудь пристрелил! Наверное, это очень разумно с точки зрения эволюции: пока люди дикие, у них дубинки и камни, а пушки и бомбардировщики они изобретают, только когда становятся культурными...»
Что-то в собственных рассуждениях Пашке не нравилось, но ему не хотелось особенно задумываться. Пашка был человеком действия, а не рассуждений.
Человеку действия хочется действовать.
Человеку действия противно сидеть у костра и подкладывать в него дровишки, которые, кстати, кончаются, а это значит – надо идти собирать хворост или ломать сухие ветки. Но такой труд – не для великого охотника.
К тому же Пашка хочешь не хочешь, но должен был помнить, что сам он не троглодит, а школьник, живет в двадцать первом веке и проходит практику по истории. И снимает фильм. А раз он снимает фильм, то неплохо бы придумать интересный сюжет. У костра ничего интересного не снимешь. Значит, надо идти искать этот сюжет, как делают все киношники.
В берлогу к пещерному медведю соваться глупо – он тебя голыми лапами одолеет. Ловить за хвост саблезубого тигра? Отыскать гигантского оленя, у которого рога в размахе четыре метра – такие висят в кабинете у Ричарда?
Пашка перебирал в уме всякие варианты, хотя заранее знал, куда пойдет. Конечно же он отыщет мамонтов, подберется к ним поближе и сделает фильм что надо!
Пашка даже знал, где искать мамонтов – там, где проходит тропа на водопой.
Он высунулся из пещеры. Зарядил мелкий дождик, порывами дул ветер. Жалко, что Мама отняла охотничий пояс. Жестокие все-таки здесь нравы!
Погоди-погоди... Мама велела снять пояс, чтобы злобный Медведь видел, как она наказывает Пашку. А куда она дела пояс? Кинула его в угол, где все спят, на шкуры.
Пашка нагнулся, пошарил и сразу нашел свой пояс. Значит, Мама на самом деле не собиралась лишать его звания охотника. Эта мысль Пашку порадовала, он снова надел пояс и сунул в карман последний кусок мяса, что лежал возле костра. Вдруг захочется есть?
Потом Пашка полюбовался своим кинжалом, обмотал его с одного конца липучей лианой, затем куском старой кожи, чтобы было удобно держать в руке. Теперь, звери, берегитесь! Идет хозяин тайги!
На прощание Пашка позаботился о костре. Он подложил два последних больших полена, пошуровал, чтобы лучше горело, – до его возвращения хватит.
За день, проведенный в первобытной эпохе, Пашка немного научился осторожности. Он уже не бросался в кусты или в речку, не посмотрев сначала, кто там может его поджидать. Поэтому он простоял целую минуту, положив руку на кинжал. Тихо. Птицы перекликаются – значит, никого не боятся.
