Владислав Крапивин - Трое в «копейке», не считая зайца Митьки
11.21. Въехали в Гродненский район. Стало теплее, пробивается солнце. Проезжаем местечко Скидень. Здесь высокие урожаи ржи (жита) — 56 центнеров с гектара. Такие же есть только в Голландии. Большой элеватор и сахарный комбинат. Все работает. В полях растет не встречаемая ранее нами кормовая культура — тритикале. Говорят, для изготовления самогонки ничего лучше не сыщешь.
Большой костел и плебания (жилье для служителей) в местечке. Костел красив.
11.50. Река Котра и деревня Савёловка — последняя православная деревня. Дальше на запад живут одни католики (родственники С.С. в их числе).
12.00. Видим трубы гродненского азотного комбината и аэропорт Обухово. Раньше очень напряженный, теперь практически бездействующий. Только недавно восстановили полеты «Ан-24» до Минска и то один-два раза в неделю.
Остановились полюбоваться обочинами. А там вовсю поют соловьи…
12.10 Въехали в город Гродно («Гародня» — «огород»). На улицах озираем достопримечательности. Останавливаемся у педагогического института (ныне университет), где когда-то преподавал Петр Федорович Крапивин.
Дом писателей! В бывшем особняке Элизы Ожешко…
Даже в маленьком Гродно Дом писателей есть! Тогда как в большом Екатеринбурге, «третьей столице» России, местные чиновники ни о чем подобном слышать не желают. Еще бы, выгодней сдавать особняки в центре города в аренду нуворишам и что-то класть себе в карман, чем о бедном «гусаре» замолвить им слово… Кстати, о гусарах. Во второй половине XVIII века в Гродненском гусарском полку служил небезызвестный барон Мюнхгаузен, так что, если в чем-то мы и приукрасим наше пребывание здесь, помните: правда искусства выше правды житейской… Впрочем, В. П. приписывает эти слова не упомянутому выше барону, а Э. Хемингуэю…
Видим памятник Элизе Ожешко — польской писательнице, родившейся в Гродно. Драмтеатр с Пегасом на фасаде. Фарный (то есть приходской) костел с великолепной лепниной снаружи и внутри. Когда мы зашли в него, один из прихожан, приняв С.С. за «москаля», стал его уговаривать не поддерживать на грядущих выборах батьку Лукашенко, мол, он только ссорит Беларусь с Россией.
Как тут не вспомнить посла Сардинии при дворе Александра I Жозефа де Местра, сказавшего в 1811 году о нас всех, тогда еще жителях одной империи: «Каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает!»
12.30. Заезжаем к шурину С.С. — Ивану, шоферу-дальнобойщику. Наскоро перекусываем, после чего Иван в своей иномарке везет нас по историческим местам Гродно.
Мы на берегу Немана. В. П. рассказывает (с уточнениями С.С.), что здесь происходили события романа «Алые перья стрел», написанного им в соавторстве с братом Сергеем Петровичем (сам В. П. в городе Гродно, о котором писал, впервые; о великая сила творческого воображения!).
В.П:
— А вы, Александр Борисович, в своем романе как писали о Ситхе и Аляске? Часто ли бывали там?
Заяц Митька:
— Опять?! Договорились же! Имейте в виду: вопрос об Аляске — сугубо политический!
У нас за спиной королевский замок, где был подписан договор о четвертом разделе Польши, после которого она просто перестала существовать как самостоятельное государство. (Куда тут уйдешь от политики!)
Неподалеку Борисоглебская церковь на Коложе. Самый первый православный храм на земле древней Руси. Так, по крайней мере, утверждают некоторые историки и предания.
С глубоким почтением прикасаемся ладонями к древним стенам, сложенным из бугристых глыб и могучих почерневших кирпичей. Кое-где в каменную кладку вмурованы громадные неровные кресты из стекловидной массы. Храм этот видел и литовских князей, и русских воев, отправлявшихся в 1410 году на Грюнвальдскую битву, да мало ли что еще могли бы рассказать эти древние стены…
Подъезжаем наконец вплотную и к королевскому замку, ставшему во времена российского владычества резиденцией губернаторов. Одним из его хозяев был и Петр Аркадьевич Столыпин. Вспоминаем историю столыпинской семьи. По отцовской линии прадед будущего российского премьера (на которого сейчас все молятся, а в советские годы он был больше известен как изобретатель «галстука» своего имени) имел шестерых сыновей, среди которых был любимый адъютант А. В. Суворова, и пять дочерей (старшая Елизавета — бабушка М. Ю. Лермонтова). Дед Петра Аркадьевича по материнской линии — кцязь Михаил Дмитриевич Горчаков — в шестнадцать лет добровольцем участвовал в Бородинской битве, а во время Крымской войны возглавлял русскую армию. Его племянник и двоюродный дядя П. А. Столыпина — Лев Толстой — именно с юного Горчакова писал образ Петеньки Ростова…
И еще о российских губернаторах. В середине XIX века по доносам, поступавшим в охранное отделение, только трое из них не мздоимничали: киевский — Писарев (поскольку и без того был очень богат), таврический — Муравьев (тот самый, что подавлял польское восстание и некогда был декабристом) и ковенский — Радищев (сын путешественника из Петербурга в Москву). Думается, два последних не брали взяток по убеждениям, впрочем, в случае с потомком писателя вероятна и генетическая взаимосвязь…
17.30. Мы все еще путешествуем по Гродно. Иногда брызжет дождик, зябкий ветер загибает зонты прохожих. По этой зябкости, по сырым блестящим плитам бодро топает мальчишка лет десяти, одетый совсем не по погоде: в брючках до колен и рубашке с короткими рукавами.
— Смотрите, харцер марширует, — замечает С.С.
В. П. резонно возражает, что харцеры водятся в Польше, а здесь все-таки еще Белоруссия, хотя до Польши рукой подать.
— Ну все равно, персонаж из крапивинских книжек, — заявляет А. К.
— Что значит «все равно»? — затевает было спор В. П., но вспоминает, что «книжек с персонажами» у него не осталось ни одной, а ведь предстоят еще встречи, при которых «процесс дарения» книг весьма желателен.
— Сергей Сергеич, ты говорил, что в Гродно мои книжки вроде бы продаются…
— Продавались… — осторожно уточняет племянник.
Увы, уточнение резонное. Ни в одном книжном магазине упомянутых книг нет.
— Были, — кивают любезные продавщицы, — да. Но быстро разошлись…
С одной стороны, автору приятно, что его книжки пользуются спросом в столь далеком от России городе. Но с другой, жаль, что теперь не купишь…
Ладно, гуляем дальше. Старина, костелы, Средневековье… Выходим на улицу, про которую говорят, что это «местный Арбат». Пешеходная зона. Множество торговцев сувенирами и художников, которые суетливо прячут под полиэтилен выставленные на продажу полотна…
Вдруг один из художников — волосатый и бородатый — начинает обниматься сначала с С.С., а потом с В. П. Оказалось — Игорь Крапивин, старший племянник В. П. и сводный брат Сергея Сергеича.
В. П. признавался потом: «Я даже не сразу узнал…» И немудрено. Встречи дядюшки и племянника были до сей поры крайне редкими (последняя, весьма короткая, лет пятнадцать назад). Сведения друг о друге — весьма скупые. Когда В. П. спрашивал у С.С., нельзя ли найти Игоря в Гродно, младший племянник отговорился, что не помнит нового (после переезда) адреса своего братца. Оказалось — хитрил. Специально, для пущего театрального эффекта срежиссировал эту встречу на площади (кстати, недалеко от театра).
Встречу требовалось отметить. Игорь укрыл от сырости свои пейзажи (весьма, кстати, неплохие), и пошли пить пиво в летнее кафе. Ветер трепал разноцветные зонты над столиками и швырял в кружки дождевые брызги, но это не портило радость встречи.
Когда Игорь узнал, что мы не смогли купить «крапивин-ские книжки», он сообщил тоном заговорщика:
— Я знаю одну лавку, там еще есть. Сам покупал недавно.
«Лавка» оказалась вполне приличным магазином на центральной улице. В. П., шумно радуясь, выбрал три экземпляра «Рыцаря прозрачного кота». Радость, однако, оказалась недолгой. Оказалось, что эти томики в совокупности «тянут» на восемь тысяч белорусских рублей. Любезные продавщицы, которые, было, почти поверили, что видят перед собой автора этих весьма ходовых книжек, теперь скептически поджали губы, наблюдая, как российский «письменник» лихорадочно шарит по карманам и жалобно оглядывает спутников.
Наконец нужную сумму наскребли. Наскребли и другую — чтобы продолжить празднование встречи уже не на ветру и сырости, а в уютном погребке. И не пивом…
Когда сели за стол, Игорь исчез на несколько минут — оказалось, отправился в свой недалекий дом. И вернулся оттуда со своей двенадцатилетней дочкой Наденькой — внучатой племянницей В. П. (она же — внучка уже упомянутого профессора и легендарного партизана Г. Мартиросова).
— А я-то думал, что она еще кроха… — растерянным шепотом признался В. П.
Славная такая девочка, симпатичная, умница, увлекается всякими искусствами, в том числе театром. Читает книжки двоюродного деда, знает, как живет его парусный отряд «Каравелла»… Вот сразу и пригодилась повесть «Рыцарь прозрачного кота» — для подарка внучке. А та подарила В. П. свою фотокарточку с надписью «Дедушке от Нади»…
