Золотое снадобье - Гроув С. И.
С такой логикой не поспоришь. Мое беспокойство вскорости улеглось само по себе, убаюканное дружелюбием капитана, – хотя очень многое, касавшееся корабля и людей, все так же производило странное впечатление.
Капитан Рен желал знать все подробности нашего злоключения.
Бронсон начал с того, что показал ему письмо Бруно Касаветти, послужившее поводом для нашего путешествия:
2 декабря 1880 года
Мои дорогие друзья, Минна и Бронсон!
Пишу вам, пребывая в превеликой нужде и отчаянии, взываю о помощи!
Как вы помните, шесть месяцев тому назад я отбыл из Бостона, имея целью нанести на карту границы между Срединными Путями и Папскими государствами. Не буду вдаваться в подробности того, каким образом изменилась первоначальная цель путешествия и как я лишился всякой возможности исполнить поставленную задачу. Знайте, друзья мои: произошло нечто ужасное. Здесь, в этом месте, которое я, как мне казалось, очень хорошо знал, обнаружилась новая эпоха. Объяснить, откуда она взялась, я не могу. Как бы то ни было, она принесла с собой страх, нетерпимость и жестокие преследования.
Это письмо я пишу тайно. Самый листок мне доставило дитя, спасенное мною от участи, которой ваш покорный слуга избежать не сумел. Несчастное дитя было обвинено в колдовстве; меня также объявили пособником нечисти. Дело в том, что здешний край подвергся ужасающему моровому поветрию; жители называют его «лапена». Соответственно, люди склонны во всем усматривать дьявольщину и колдовство. Я сумел отвести их подозрения от девочки по имени Розмари, но обвинения против меня выглядят гораздо серьезней… к тому же меня никак не назовешь милым дитятей, урожденным в данной эпохе. В настоящее время я сижу в узилище города, именуемого Муртия (в книгах Шадрака мне также встречались наименования «Мурсия» и «Мурзия», так что могу и ошибаться), и судья постепенно копит улики против меня. Поверьте, я не вызвал бы вас сюда без крайней нужды, но, похоже, вы составляете единственную мою надежду спастись. Розмари отвезет это письмо в один удаленный город; оттуда королевской почтой оно доберется до морского порта, а там, я надеюсь, его заберет какой-нибудь путешественник, направляющийся в Бостон… К сему прилагаю карту и подробные указания, как отыскать Розмари. Защитите ее, если сумеете: она никоим образом не виновата в том, что со мною произошло.
Еще раз простите меня, друзья, за то, что нарушаю ваши планы зовом о помощи… Итак, отдаю свою жизнь в ваши руки!
– Похоже, дело вправду нешуточное, – согласился капитан Рен, возвращая письмо. – Значит, вы надумали лично откликнуться на просьбу?
Мы описали ему наше плавание на борту «Пустельги» и жуткое столкновение с лютотравами. Когда дошли до существ, уничтоживших корабль, глаза капитана вспыхнули возбуждением.
– Никогда с лютотравами не встречался, – выговорил он приглушенным голосом, благоговейно. – Зато наслышан более чем…
– Если честно, – сказал Бронсон, – до вчерашнего дня мы сами считали их выдумкой. Ни за что бы не поверил, что такие создания вправду возможны, если бы своими глазами их не увидел!
– И я бы прежде нынешнего утра так рассуждал, – согласился капитан Рен. – Другое дело, что-то во мне всегда желало в них верить…
– Желало? – удивилась я. – Почему, капитан? Лютотравы показались мне беспощадными…
– Это верно, – слегка смутился Рен.
Он носил монокль с янтарным стеклом на золотой цепочке, имея привычку в непринужденной обстановке вертеть его в руке. И вот теперь монокль неожиданно замер.
– Праздное любопытство, знаете ли… – Он сменил тему: – Я с легкостью доставлю вас в Севилью, если вам по пути.
– По пути, – кивнул Бронсон. – Надеюсь, это не вынудит вас слишком отклониться от курса?
– Ни в коем случае, – заверил капитан Рен, ловко избегнув упоминания о пункте своего первоначального назначения. – Впереди еще десять дней плавания; надеюсь отдать должное общению с вами!
От этой перспективы его загорелое лицо просияло белозубой улыбкой. И действительно, он, по всей видимости, наслаждался нашими разговорами. В течение нескольких последующих дней мы поведали ему о прошлых поездках, о милой дочурке Софочке, о том, что в этот раз собирались взять ее с собой, но передумали из-за опасностей, упомянутых в письме бедного Бруно. Сам капитан засыпал нас вопросами о Бостоне; впрочем, на то у него имелась вполне вменяемая причина: по его словам, он происходил из далекого и уединенного уголка Семинолы и ни разу не был в столице. Я бы вполне поверила капитану, не уклоняйся он всячески от рассказов о крае, который называл домом. Еще больше настораживало то, что он и о Новом Западе как таковом ничего не знал.
Подобное невежество объяснить было поистине трудно. С одной стороны, он проявлял удивительную осведомленность о некоторых частностях ново-западной жизни – и следом же задавал вопрос или вворачивал фразу, повергавшую нас в полное недоумение. Удивительно ли, что на третий вечер за такого рода беседами растущее беспокойство побудило меня к попытке припереть его к стенке. Мы как раз повествовали о поездке, предпринятой нами несколькими годами ранее: речь шла о посещении Индейских территорий. Бронсон, отлично владевший рисовальным пером, иллюстрировал наш рассказ, делал быстрые наброски мест и людей, которые встречались нам по пути. Капитан Рен наклонился над столом, передвинувшись на краешек стула. Руки, бронзовые от загара, сжимали одна другую, голубые глаза светились жгучим интересом: мы рассказывали, как пересекали верхнюю часть штата Нью-Йорк, направляясь к городу Шести наций.
– Никогда не бывал в городе Шести наций, – сказал капитан. – Какой он?
– О, это крупный торговый центр, – ответил мой муж. – Отчасти напоминает Чарльстон или Нью-Йорк. Выходцы из всех Территорий и уроженцы Нового Запада живут там и торгуют, причем довольно-таки миролюбиво…
– Встречал я одну женщину из народа Вещих, – заметил Рен. – Она говорила, этому городу больше подошло бы название не Шести наций, а Шестидесяти, столько там всяческих племен и языков!
Мы с Бронсоном переглянулись.
– Воистину, – наконец проговорил мой муж.
– Так вы встречались с Вещими? – спросила я. – Немногие жители Нового Запада могут этим похвастаться!
Капитан Рен откинулся в кресле и некоторое время как будто не знал, что и сказать.
– Ну… вел я с ними торговые дела некоторое время назад.
Настал наш черед обменяться взглядами, полными недоумения.
– На Новом Западе о них чего только не рассказывают, – сказал Бронсон. – Вот только доподлинно известно очень немногое. Говорят, они несравненные целители, явившиеся после Великого Разделения откуда-то с тихоокеанского побережья. Это так?
– Трудно сказать, – заколебался Рен, но потом все же выговорил: – Да, думаю, так и есть.
Я настойчиво продолжала:
– До их территории очень трудно добраться…
– В самом деле? – осторожно проговорил капитан. – Ну, мы проходили в Великие озера с северной стороны, не посещая Нового Запада… возможно, я срезал путь и сам того не заметил.
Мы с Бронсоном снова переглянулись, на сей раз со значением.
– Великие озера? – переспросила я. – Должно быть, вы имеете в виду Жуткое море? Дело в том, что название «Великие озера», насколько мне известно, на Новом Западе не употребляется.
Рен даже покраснел.
– Да, конечно, я имел в виду Жуткое море. Озера… морская терминология, знаете ли. Называть эти ледяные поля морем, оно как-то… ну, вы понимаете.
К этому времени отрывочная информированность капитана сделалась очевидна даже Бронсону. Мы обсудили это обстоятельство, оставшись наедине, и пришли к совместному выводу: что бы ни скрывал капитан Рен, вряд ли речь шла о тайном недоброжелательстве по отношению к нам. Казалось, он очень искренне беспокоился о нашем благополучии и удобстве. Все вместе побудило меня разведать причину его внезапного смущения. Право, я полагала, что оная причина многое прояснит и не окажется предосудительной.
