Александр Етоев - Полосатая зебра в клеточку
Звонкая хрустящая тишина наполняла пустоту кабинета, лишь за толстым стеклом аквариума о чем-то еле слышно переговаривались красная морская звезда и мелкая рыбка колюшка из верховьев реки Фонтанки.
Профессор отхлебнул кофе и потянулся рукой к колонке, собираясь прибавить звук, идущий сюда из хлева, когда сухо застрекотал факс. Из щели шумного аппарата полезла бесконечная лента.
Это был ежеквартальный отчет компании «Хурхангырь бразерс», главным акционером которой Омохундроедов состоял уже много лет. Компания занималась тем, что по Гольфстриму сплавляла лес в Америку из России. Дело было прибыльное и важное, поэтому профессор был вынужден на время оторваться от монитора, чтобы изучить цифры.
Примерно через десять минут у профессора зарябило в глазах, затем что-то тихо переключилось, и перед радостным профессорским взором заходили океанские волны. По волнам переваливались плоты, связанные из длинных бревен, на них сидели загорелые сплавщики и, свесив ноги прямо в теплый Гольфстрим, дергали на удочку окуней и свежую атлантическую селедку. При этом было так пронзительно тихо, что профессор забеспокоился и проснулся.
Факс ворохом лежал на полу. Бледное пятно монитора растворилось в потоке дневного света, заполнявшего профессорский кабинет. Часы показывали 13.30. Проспал!
Взгляд профессора уперся в экран. Всё на месте: евросено в кормушках, стойла, биотуалет, цветомузыка. Не было лишь самого главного: драгоценных полосатых лошадок.
Стремительнее снайперской пули профессор вылетел из дома во двор, в одну секунду одолев расстояние, отделяющее его от хлева. И замер, позеленев от ужаса.
Дверь в хлев была распахнута настежь. Ни Ди-ви-ди, ни его новой подруги не наблюдалось ни внутри, ни вокруг. Ноги у профессора подкосились, и, если бы не железный характер, он рухнул бы на мраморные ступени, как секвойя под ударами топора.
«Неужели жизнепровод дал течь?» – подумал профессор зло.
– А вот ф игу! – Он погрозил небу, будто небо было виновато в пропаже. Затем круто развернулся на каблуках и отправился проводить дознание.
– Ты сожрал? Признавайся, гадина! – стал выпытывать профессор у крокодила Егора.
– Значит, ты? – не добившись от Егора признания, Омохундроедов переключился на крокодила Гену.
Неповинные в грехе крокодилы лепетали ему «честное крокодильское» и божились, что лошадок не ели.
В это время ветерок от шоссе принес слабый отголосок копыт, цокающих в направлении Богатырки. Омохундроедов посмотрел на ворота. Они были наполовину открыты, а на толстой металлической створке виднелись следы рогов.
Спустя минуту тупоносый «ниссан-патрол» уже мчался по петляющей трассе, чтобы вернуть профессору его четвероногую собственность и вправить ему вывихнутую судьбу.
Глава 16. Телепалов и Омохундроедов встретились
Телепалов, как заправский регулировщик, сделал «зебре» отмашку вправо, и Бахана, подчиняясь его руке, на полной скорости свернула к «Баланде». За ней свернул весь взмыленный Ди-ви-ди, и они скрылись на задворках кафе. Серый джип с сумасшедшим визгом затормозил в сантиметре от Телепалова, и из машины с кулаками наперевес выскочил взбешенный профессор.
– Ты кто такой? – заорал он на Телепалова.
– Я-то знаю, кто я такой, – хладнокровно отвечал Телепалов, – а вот ты кто будешь такой, это меня интересует сильнее.
– Что, давно в лобстер не получал? – забулькал-заклокотал Омохундроедов. – Я заслуженный профессор наук! А это мои подопытные животные! И никто не имеет права распоряжаться ими, кроме меня.
– Миль пардон! – Хозяин кафе «Баланда» сменил тон с прохладного на холодный. – А где справка, что ты ими владеешь?
– Это видел? – Кулак профессора сделал сальто перед телепаловским носом.
Телепалов сдул кулак в сторону.
– Ну, положим, таким аргументом напугать можно только пенсионера. Нет, папаша, эта полосатая лошадь – та, которая замаскирована под козу, – тебе не может принадлежать никак. Потому что эта полосатая лошадь однозначно принадлежит мне.
– Как тебе?! Почему тебе?! Это моя личная собственность! Я за нее деньги платил в валюте, она не может принадлежать тебе!
Телепалов почесал за ухом.
«Значит, вот кто тот богатенький Буратино, на которого намекал Клейкель. И все эти девчоночьи ультиматумы – мол, оставьте в покое зебру – чушь собачья, самый обыкновенный блеф. Ну хитрюга, ну прохинд опулос! Продала профессору чужую лошадку, а теперь строит из себя Свободу на баррикадах Франции».
Телепалов посмотрел на «Баланду». Супердевочки над верандой не было. Ну еще бы – увидела, что ее раскусили, вот и дунула на своем пузыре от греха подальше. Впрочем, это было уже не важно. Раз нашелся ходячий мешок с деньгами, про девчонку можно теперь забыть. Про зебру тоже можно теперь забыть. Хотя…
– Дорогой мой, ну конечно я пошутил. – Телепалов мигом переменил тактику. – Зебра ваша, в этом нет никаких сомнений. Но… – Тут голос владельца кафе «Баланда» надломился с участием и сочувствием. – Существует некая юридическая формальность – с точки зрения нас, людей деловых, досадный пустяк, не более, – и все же вещь значительная и важная. Дело в том, что мальчик, хозяин зебры, работая у меня в кафе, задолжал мне определенную сумму денег. И мы с ним устно договорились, что, пока он эту сумму не выплатит, зебра временно находится на моем попечении.
– Сколько денег? – Омохундроедов потянулся к карману.
– Если б дело было только в деньгах, – остановил его порыв Телепалов. – Но ведь здесь важна педагогическая сторона вопроса. Мораль, нравственность, ответственность за судьбы детей… Кстати, как вы относитесь к современной музыкальной культуре? К отечественному шансону, в частности?
Сбитый с толку профессор вспомнил вдруг, что здесь, в Богатырке, завтра должен выступать Михаил Квадратный, король отечественного шансона.
– Положительно, – ответил профессор. – Люблю страшно, особенно Мишу Квадратного. За то, что он поет про мир в клеточку: «Владимирский централ» и так далее. Ну, вы поняли, что я имею в виду. а то, что он поет не какую-нибудь муру типа
– Правда? Что ж мы тогда стоим? – Телепалов, завладев профессорским локтем, поволок Омохундроедова на веранду, к столику. – За лошадок не беспокойтесь, – успокаивал он профессора на ходу, – там они стоят, за верандой, рядом с кухней, на подсобном дворе. Эй, Долорес! – позвал он барменшу. – Мне и гостю жареной барабульки, а лошадкам дай овсяного киселя! Пить что будете – компот, пепси-колу? Морс из клюквы? Долорес, морс!
На четвертом графине морса Телепалов и Омохундроедов договорились, что попечительские права на зебру временно переходят к профессору, тот же в обмен на это будет спонсором завтрашнего концерта, прибыль от которого они честно поделят поровну. Тут же и ударили по рукам.
Звук удара еще не стих, когда на заднем дворе кафе раздалось пронзительное сопрано. Кричала барменша, Долорес Ефимовна.
– Я тебе покажу – «помои»! Отдыхающие едят, не дохнут, а ее, видите ли, вкус не устраивает! Чмо рогатое, волчье вымя! Ты, смердящий матрас с костями! У самой борода в соломе, а она тут принцессу Диану из себя строит! Эй, ты что? Ты куда? Охрана!!!
Крик сменился посудным грохотом и топотом ленивых подошв. Это, не доев третий завтрак, на крик барменши бежали охранники.
Телепалов виновато осклабился. Профессор посмотрел на него. Замешательство длилось секунду. Затем профессор, сопя и фыркая, откинул в сторону пластмассовый стул, схватил со столика графин с недопитым морсом, опорожнил его в четыре приема и с графином, как с гранатой, над головой ринулся на подсобную территорию. Телепалов поспешил за ним следом.
Картина, которая им предстала, была как сцена из фильма ужасов.
На голове Долорес Ефимовны сидела страшная алюминиевая кастрюля с кривыми ручками на месте ушей и хитрой надписью «Украдено из „Баланды“». Надпись эта была на случай, если кто-нибудь из местного населения вздумает кастрюлю похитить: чтобы легче было потом искать. По плечам, по бюсту, по широкой спине страдалицы стекала скользкая, тягучая масса, напоминающая желе из медуз. Масса эта жутко воняла на радость жадным зеленым мухам, уже кружащимся над местом побоища.
Бахана мирно стояла рядом и, судя по ее бодрому виду, чувствовала себя победительницей. Ди-ви-ди, как верный оруженосец, слизывал с Баханы компот, чан из-под которого лежал тут же, продырявленный ударом рогов.
Объясним заинтересованному читателю, что же произошло на дворе. Когда барменша по просьбе хозяина отправилась за киселем для животных, она подумала, пока шла на кухню, что глупо переводить на скотину качественный вчерашний продукт, если есть прокисший, позавчерашний. И, перелив из бака с помоями в кастрюлю с надписью «Украдено из „Баланды“» вонючую овсяную жижу, она вынесла ее Бахане и Ди-ви-ди.
