Юрий Томин - А, Б, В, Г, Д и другие…
— А как правильно, если тут все неправильно? А что?
— Я пытался доказать правду, а нужно было придумать какую-то ложь, но реальную.
— Вы же думали, что отзовут ее…
— Ну, в милиции я уже этого не думал.
— Я говорил Стасику, что она вроде преступницы, а мы за ней следим.
— Да?! — оживился Алексей Палыч. — Ну и что?
— Ноль, — сказал Борис. — Идиотом обозвал. Она у них в школе училась.
— Но ведь не она, а другая!
— А вы им докажите.
— Да, — согласился Алексей Палыч, — я не вижу никакой возможности объяснить ребятам. С ней, по-моему, разговаривать бесполезно: она на задании.
— А почему вы думаете, что их нужно спасать? Прут как лошади. Они и сами куда-нибудь выйдут.
— Я не то чтобы… — Алексей Палыч пожал плечом. На правом лежал конец шеста. — Просто надеюсь, что при мне она не осмелится… сам не знаю на что. Ведь у нас есть кое-какие заслуги перед НИМИ.
— Плевали они на нас!
— Боря, — сказал Алексей Палыч, — ты не забывай, что нас слышат…
При этом Алексей Палыч забыл, что недавно сам критиковал братьев по разуму.
— Пускай слышат, — отозвался Борис. — Я и сам бы на них плюнул, да не знаю, в какую сторону.
Небеса молчали. Видно, очкарики той планеты были не слишком самолюбивы. Может быть, они сейчас тихо наслаждались, извлекая какую-то свою пользу от земных трудностей, неприятностей и нервотрепки. А может быть, шумно радовались своей удаче, которая складывалась из неудач Алексея Палыча и Бориса; радовались и чокались бокалами со змеиным ядом, придумывая новую экспедицию…
Разговор на ходу несколько утомил Алексея Палыча. Некоторое время он шел молча, пока не восстановилось дыхание. Но мыслям — в основном беспокойным — было тесно в его голове. Они просились на свежий воздух, требовали собеседника.
— Боря, — начал снова Алексей Палыч. — Вот ты говоришь, что ребята в помощи не нуждаются… Пока — да. Но я подумал — что-то много набирается странного. Мы, конечно, кое к чему с тобой привыкли, но все-таки… Почему мы с тобой вернуться не могли? Что это значит?
— Врет.
— Зачем? Почему нужно выдумывать такую невероятную и сложную ложь?
— Откуда я знаю.
— Думай. Ведь только мы с тобой можем что-то понять.
— Почем я знаю, что у нее в голове?
— А я полагаю, что она сказала правду. И все это имеет прямое отношение к нам.
— А верно! — Борис даже приостановился. Шест проехался по плечу Алексея Палыча и вырвал небольшой клин из пиджака. — Остальные пассажиры ей — до лампы.
Алексей Палыч скосил голову набок, оглядел дыру и вздохнул. Мысленно он простился с костюмом еще вчера, но все же надеялся дотянуть до конца похода.
— Затем она сказала, что тебя не будут искать. Как это понять?
— Успокаивает, чтобы ей нервы не трепали.
— То есть — опять лжет?
— Вроде этого.
— А у меня ощущение, что она говорит правду. Хотя я ей и не верю. Я чувствую — что-то происходит… что-то необычное… непонятное нам.
— Вы же сами говорили: другой метод.
— Вот я и боюсь этого метода. Не думаю, чтобы нам хотели причинить вред. Просто могут чего-нибудь не учесть. Да и надоело мне: не агенты же мы с тобой какие-то.
Борис засмеялся.
— Алексей Палыч, они все слышат.
— Пускай слышат. Я бы тоже на них плюнул, если бы не ребята. Ребят мне жалко.
— Это нас надо жалеть. С ними все в порядке.
— Не совсем. Если собрать все вместе, то кое-что уже сейчас мне не нравится. Тебе не кажется странным, что руководитель похода забыл спички? Ведь спички здесь не просто спички — это горячая еда и сухая одежда.
— Так вообще не делают, — сказал Борис. — Спички всегда распределяют — у одного подмокнут, у другого сухие.
— Вот видишь. И репеллент потерялся.
— Кто?
— Виноват, — сказал Алексей Палыч. — Мазь от комаров. Или жидкость. Все это репелленты. От латинского слова «репеллентис» — отгоняющий. Я когда-то метеорологию изучал, там много латыни. Ты извини…
— Ничего, я понимаю, — сказал Борис. — Мазь от комаров — кому она нужна? А вот репелленты можно и свистнуть. А Веник нашел. Там, наверное, все пять лежали. Нужно нам было вернуться. Точно, Алексей Палыч, это она.
— Я не уверен, — сказал Алексей Палыч, — но всё вместе… И карты у нее нет, я спрашивал. Ты этих мест не знаешь?
— Откуда? Я еще с ума не сошел — с рюкзаками бегать.
— Ну, они бы тебе сказали, что с ума не сошли схемы паять, как мы с тобой. Каждый по-своему с ума сходит. Важно, чтобы сходили, а не сидели по углам, как тараканы. Впрочем, сейчас и это неважно. Ребят надо выводить из леса. Ты согласен?
— Мне это дело с самого начала не нравится. Но ведь ребятам нравится — бегут как ошалелые. Они бегут, а она молчит… Как будто и ни при чем…
— Ага, ты заметил! На руководителя она непохожа. В чем тут дело: не может, не умеет, не знает, не хочет?
— Дура! — сказал Борис.
— Не считай противника глупей себя.
Эту книжную мудрость Алексей Палыч изрек просто так, чтобы ответить. Если не считать жены, дочери и учеников, в жизни его противников почти не встречалось. Но в кругу семьи побеждать ему не удавалось.
Теперь уже второй день он находился в состоянии конфликта с Космосом. Алексей Палыч возмущался и пытался действовать. Космос молчал и продолжал гнуть свое. Не было ничего реального, осязаемого, во что можно было бы вонзить шпагу. Разве что в Лжедмитриевну. Но она была живая и теплая. Земное воспитание не позволило Алексею Палычу лишить ее жизни.
— Если бы кто-нибудь из них заболел… — сказал Борис. — Или ногу сломал… Должны же они его вынести.
— Куда? — спросил Алексей Палыч.
— Назад! На станцию.
— А это идея! — оживился Алексей Палыч. — Только зачем из них? Можно из нас. Специально мы, конечно, ломать ничего не будем. Это все-таки больно. Но можно притвориться.
— Кто будет притворяться? — по-деловому спросил Борис.
— Могу я… попробую…
— Не пойдет, — уверенно сказал Борис. — Вы обманывать не умеете.
— Еще как умею, — заявил Алексей Палыч с некоторой даже гордостью, — последнее время только этим и занимаюсь.
— Не умеете. Я бы вас сразу разоблачил. Тут не просто обманывать, а нахально врать надо. Нахальства у вас совсем нет, Алексей Палыч.
— Да есть же, уверяю тебя! Я в детстве даже на скрипке играл.
Борис не согласился, и Алексей Палыч сдался, посопротивлявшись, для видимости.
Неизвестно, как будут выглядеть грядущие контакты с иными планетами… Может быть, следующая встреча пройдет под аккомпанемент рок-группы или ансамбля скрипачей. Может случиться и так, что гостей будет развлекать хор юных пионеров или мюзик-холл на мотороллерах. Гости и хозяева станут обмениваться поцелуями через фильтры, чтобы не оставить друг на друге дружественных микробов. Все будет празднично, открыто и честно.
Но пока для Алексея Палыча и Бориса контакты шли по кривым дорожкам. Раньше приходилось врать во имя гуманности, чтобы защитить инопланетного мальчика. Теперь приходилось спасать своих, земных ребятишек, и опять же путем нечестным.
Итак, шест сейчас несли два симулянта — симулянт-консультант и симулянт-исполнитель.
Обмануть семь человек — это вам не градусник нащелкать. Приходилось шевелить извилинами. Переломы сразу отпали. Почему — ясно, а кому неясно, пускай попробует сам. Сильные ушибы и вывихи проявляют себя опухолями и синяками, если они настоящие. А ненастоящих вывихов не бывает.
Оставалось поискать в том, что скрыто внутри человека. Те восемь — десять болезней, которые временами открывала у себя жена Алексея Палыча, не вполне подходили. Те пятьдесят — шестьдесят, которыми болели знакомые и знакомые знакомых, чаще всего нельзя было не только понять, но и выговорить. Нужно что-то серьезное, но простое, известное ребятам.
— Аппендицит! — обрадовался Алексей Палыч.
— А где он? — спросил Борис.
— В животе. Воспаление аппендикса. Срочная операция… В общем, то, что нужно.
— А что говорить?
— Говори, что сильные боли в животе. Пульсирующие. Впрочем, они не поймут, хотя наверняка слышали.
Симулянты сбросили шест. Алексей Палыч устремился догонять ребят. Борис улегся на спину. Делать это ему было противно. Но он жалел Алексея Палыча. Уж очень ему не хотелось, чтобы тот извивался и гримасничал, изображая страдания. Да и не уверен был Борис, что учитель выдержит до конца. Когда учителю приходилось выкручиваться во время похождения с мальчишкой, Борису временами было за него стыдно… Казалось, все должны видеть, что он говорит неправду. Но Алексея Палыча спасала многолетняя репутация честного человека. А вот Бориса совесть не грызла, вранье для дела он считал враньем честным.
Первым примчался Веник. Изнемогая от дружелюбия, он с ходу облизал Борису лицо, поелозил бородой по шее и тявкнул: «Вставай!»
