Джулия Бертанья - Водный Мир
Маре не видно, что происходит, она только слышит стремительно приближающийся свист, а затем чувствует, как что-то с силой ударяется о воду. И тут же лодка начинает бешено плясать на волнах, — это неподалеку от них разорвался снаряд.
В лодке вспыхивает паника. Мара бьется, пытаясь высвободиться от стискивающих ее людей, выпрыгнуть за борт. Но выбраться отсюда невозможно. Тогда она вцепляется в борт и крепко зажмуривается.
— Мама! Папа! Помогите! — кричит она, но голос ее тонет в общем вопле.
И вдруг наступает странная тишина. Лодка покачивается на волнах. Мара ждет следующею удара. Время останавливается — всё вокруг замирает, становится темно, пусто и тихо. Я уже умерла, думает Мара. Всё уже случилось. Всё кончено. Она открывает глаза. Она по-прежнему в лодке. Не слышно воя снарядов, нет ударов о воду, ничего…
— Они уезжают! — с облегчением кричит Алекс.
И это правда. Морская полиция разворачивается и направляется в другую сторону. Мара видит — их отвлекла более крупная мишень. С южной стороны приближается целая кавалькада новых лодок, и полицейские спешно ринулись наперерез. Пользуясь моментом, Алекс подводит лодку к самой границе плавучего лагеря, кольцом опоясывающего город.
— Что они хотели сделать? Убить нас? — шепчет Роуэн. Лицо у него серое, глаза круглые от пережитого ужаса.
И ужас их только растет, когда они заплывают на территорию лагеря.
— Мне здесь не нравится, не нравится, — торопливо, как маленькая, бормочет Гейл. — Мама, я хочу домой. Пожалуйста, давайте вернемся домой.
Вокруг них — рыбачьи лодки, паромы, ржавые военные катера, прогулочные яхты, связанные вручную плоты с парусами из тряпья; на них толпятся богатые и бедные, дети и старики, люди всех цветов кожи. Все они сбились в одну огромную человеческую массу. Восходящее солнце окрашивает море в багровый цвет, от воды поднимается пар; шум и вонь стоят невыносимые.
Это всё не по правде, думает Мара. Это же ад на Земле.
— Откуда они? — спрашивает она шепотом.
— Кто знает… — Роуэн пожимает плечами.
Алекс направляет лодку в самую гущу.
— Двигайтесь дальше! Это наше место и, вообще здесь и так слишком тесно! — раздается грубый голос. — Для вас места нет!
Хозяйка голоса — толстая тетка, стоящая на носу того, что когда-то было роскошной яхтой. Теперь это грязная разбитая посудина, палуба покрыта навесом, кое-как сшитым из пластиковых пакетов и рваного брезента. Черты теткиного лица жесткие и грубые, в них намертво въелась сажа.
— Куда же нам двигаться? — негодующе спрашивает одна из подруг Розмари, Бренна. — Места нет нигде!
— Значит, надо было раньше приезжать, — фыркает тетка. — Сами виноваты.
Со всех плавучих домов на новичков смотрят неприветливые, недружелюбные глаза; раздаются недовольные возгласы. Кто-то выкрикивает оскорбления, кто-то швыряется в них отбросами. Сжав зубы, Алекс упрямо продвигает лодку в глубь лагеря. А что ему еще остается? Только повернуть назад, в открытый океан…
Мара роняет голову на подтянутые к груди колени. Она крепко зажмуривается и зажимает ладонями уши, только чтобы не видеть и не слышать окружающих ее ужасов. Но это невозможно. К тому же едкий, выворачивающий наизнанку запах грязи, пота и болезней просто оглушает.
Несмотря на очевидную неприязнь окружающих, слабая и измученная путешествием Гейл всё же ухитряется завязать разговор с мальчиком в соседней хлипкой лодчонке. При желании Гейл сумеет разговорить даже камень. Привычный звук ее голоса немного успокаивает Мару, и она отрывает голову от колен, чтобы осмотреться. Этот страшный, шумный, беспорядочный мир — теперь и ее мир тоже. И она должна смотреть, говорит себе Мара, должна смотреть очень внимательно, до тех пор, пока не найдет свою семью.
— Спроси его про еду и свежую воду, — кричит Бренна, которая с трудом справляется с голодной оравой собственных ребятишек. — Где достать еду и воду?
Через несколько минут Гейл оборачивается. Судя по ее бледному и испуганному лицу, переговоры не увенчались успехом.
— Это безнадежно. — Она опускается на дно лодки. Остальные смотрят на неприступную стену Нью-Мунго.
— Должна же быть какая-то помощь от города, — взрывается Роуэн. — Не могут же они морить нас голодом и жаждой!
— Еще как могут! — бормочет Бренна, укачивая ослабевшего малыша. — Им-то что?! Лучше бы мы остались у себя на острове, со стариками, все вместе. Всё равно мы умрем в этом гнилом море.
Я тоже жалею, что мы не остались на острове, — мысленно соглашается с ней Мара. Люди вокруг нее охвачены ужасом и гневом. Всё что угодно, только не это!
* * *На море опускается белая ночь, и Ныо-Мунго окутывается туманом. Гигантская мрачная тень ложится на плавучий лагерь, угрожающе сверкают огни, и люди в лодках затихают. Беженцы кутаются в изъеденное молью тряпье, обрывки клеенки, старые одеяла. Одна только Мара перебегает с лодки на лодку, отчаянно зовет родителей, мучительно всматривается в полумрак, надеясь увидеть прибытие новых лодок.
Город поблескивает под огромным, усыпанным звездами небом. Он потрясающе, невозможно красив, и Мара разглядывает его, дивясь на множество странных спиральных устройств, приделанных к верхушкам башен и соединяющим их туннелям. Устройства крутятся на ветру, наполняя воздух призрачными стонами и вздохами. Мара чувствует, как в ней пробуждается прежнее любопытство. Что за люди могли всё это построить?
Кто бы они ни были, киберлис — один из них.
Где ты, лис? Ты и правда там, наверху? И как мне туда попасть? А если попаду, то как мне найти тебя?
* * *Посреди ночи всех будит ужасный грохот: такое впечатление, что действительно начался конец света.
Мара испуганно выглядывает из-под одеяла. Мимо, рассекая скопление лодок, оттесняя их в стороны, проносится целая туча полицейских катеров и мотоциклов. Вспыхивают огни, воют сирены. Все смотрят куда-то в море, и Мара тоже оборачивается. К городу подплывает огромный белый корабль. Когда он приближается, полицейские открывают стрельбу. Все пригибаются, но Мара успевает увидеть, как в казавшейся монолитной стене появляется и начинает медленно расширяться трещина. Проход все увеличивается, и Мара не выдерживает — она встает, чтобы лучше видеть.
— Ложись! — кричит Роуэн, но Мара продолжает стоять как вкопанная. Она хочет понять, что происходит.
От корабля разбегаются волны. Их лодка с силой ударяется о соседнюю, и Маре приходится ухватиться за борт, чтобы не упасть. Как только проход в стене раскрывается, в лагере поднимается страшная суматоха. Несколько лодок пытаются проскользнуть в ворота вслед за белым кораблем, окруженным эскортом черно-оранжевых катеров, и полицейские снова начинают стрелять. Лодки врезаются в стену, друг в друга; те, что оказались слишком близко к кораблю, попросту раздавлены о его борта
— Почему они не пускают нас к себе? — жалобно стонет Гейл. — Я хочу есть. Я хочу пить. Неужели им на нас наплевать?!
— Может быть, они даже не знают, что мы здесь, — хмуро говорит Роуэн.
— Как они могут не знать? — в отчаянии спрашивает Мара. — Нужно просто посмотреть вниз, чтобы увидеть. Почему они ничего не предпринимают?
Но, может, Роуэн прав? Может, жители небесного города настолько ослеплены его сияющим великолепием, что просто не замечают гибели других людей под своими стенами. Неужели они действительно не догадываются о том, что здесь происходит? Но кто-то же знает — тот, кто построил эту стену…
— Смотрите! — кричит Мара.
В самый последний момент крошечная лодчонка, полускрытая поднятой кораблем пеной, проскальзывает в начавшие уже закрываться ворота. Значит, это всё-таки возможно?! Если тебя не расстреляют в упор полицейские, не расплющит о борт грузового судна, ты, быть может, сумеешь проникнуть в город…
Беда
Время медленно тянется к полудню. Люди задыхаются в горячем влажном воздухе, их тела покрыты липким потом, одежда пропиталась идущими от воды испарениями.
— Мама, меня опять тошнит, — стонет Гейл.
Это из-за рыбы. Все винят себя за то, что не помешали Гейл съесть маленькую, запекшуюся на солнце рыбешку, которую мальчик с соседней лодки выловил в грязной, полной ядовитых отходов воде. Рыба пахла отвратительно, но есть хотелось до безумия, и Мара готова была сделать то же самое, что и Гейл: заткнуть нос и вгрызться в рыбешку, проглотить ее целиком: с головой, глазами, костями и всем остальным.
Всю ночь Гейл промучилась от ужасных болей в желудке и тошноты. На соседней лодке все, кто поел отравленной рыбы, страдали точно так же.
Ближе к рассвету Гейл начала болтать, и люди вздохнули с облегчением, решив, что дело пошло на поправку. Но вскоре болтовня перешла в горячечный бред. Вот и сейчас она что-то бормочет, но голос ее стал тонким, как у ребенка, а тело — холодным и неподвижным. Но больше всего Мару пугает отрешенный взгляд подруги.
