Александр Тюрин - Клетка для буйных (педагогическая фантастика)
Короче, я решил. Бесповоротно решил. Пора завязывать — самому исправляться и банду разгонять. Неужели я действительно ничего сам по себе не стою? Придумал так: раздам на время вещички. Потом, конечно, заберу назад, через месячишко. И аппаратуру временно разъединю, и себя проверю, и вину перед друзьями искуплю. Родители, конечно, по головке не погладят. Зато первый раз в жизни поступлю, как в книжках про пионеров написано. Значит, Пете Жарову отнесу мафон, игру — Алексу, часы Печкиной дам поносить, и пластинки ей же, а Марине ничего не надо: она слишком правильная.
Я поднатужусь и сочинение ей накатаю. Сделаю все это сейчас, пока ребята в школе. Бабушкам отнесу и оставлю. Они домой вернутся — тут и приятная неожиданность. А с телевизором разберусь по-простому — сниму заднюю крышку и вытяну из гнезд пару электронных ламп. Устрою мелкую диверсию. Авось поймет, где его место и кто тут хозяин. И “видик” без телевизора заткнется: показывать-то негде будет… Самочувствие, правда, не ахти. Ничего, ребята близко живут, не свалюсь по дороге. А когда болеешь, говорят, полезно потеть. Начну с Барабана, он больше других пострадал.
Взял я магнитофон, вижу — туго придется. Как Петька его (то есть меня) пер? Дотащил до входной двери, стал открывать и вначале ничего не понял. Замок сломался, что ли? Повозился я, подергался — ни в какую. И тут до меня дошло. Происки банды! Запереть, значит, меня решили. Так я и через окно могу выйти, не гордый! Не зря же на первом этаже живу? С магнитофоном повременю, возьму электронную игру — и к Алексу.
Рама тоже не открывалась, щеколду заело. Ну знаете, это слишком! Стекло бить? А что, и разобью, подумаешь!! Вот возьму сейчас статуэтку орла, она как раз на пианино стоит — тяжелая бронзовая… Не успел я стекло шарахнуть. Замахнулся бронзовой птицей — и тут же выронил ее от боли. Смотрю, в руке у меня иголка торчит. Тут еще пара иголок мимо головы пролетела и звуки космические раздались. Кактус! Колючками пуляет, предатель! Не стал я ждать, пока он в меня снова попадет. Бросился на пол и выполз в коридор. Ишь ты, снайпер в горшке! Знаю я, кто тебя стрельбе со звуками обучил. И вообще, за кого они меня принимают? Я ведь стесняться не стану, быстренько отвешу, молоток только возьму, а если он тоже возникать начнет, я и ногой могу.
Я вытащил иголку — глубоко вошла, зараза. Потом бросился в свою комнату за ватным одеялом. Думаю, накроюсь им, подберусь, как в танке, и обезврежу кактус. Но только я полез в тумбочку, как рухнула полка с учебниками. Чудом не накрыла меня! Я отскочил, сердце колотится. Еще чуть-чуть, и пришибла бы на месте! Предупреждал ведь инспектор: они и укротить могут, а потом скажут — стихия разбушевалась… Схватил я одеяло,— кстати, чтобы открыть тумбочку, мне пришлось помочь себе ногой,— затем занял исходную позицию в коридоре. Накрылся с головой и двинулся на четвереньках в большую комнату. Я собирался добраться до подоконника и перекинуть одеяло с себя на кактус. Обезврежу вражеский дот, а там и за вещи примусь. Но смелая атака захлебнулась, потому что на меня прыгнула какая-то тварь. Это было так неожиданно и так страшно, что я даже заорал. И почувствовал, как трещит под когтями моя тряпочная броня. Я извернулся, поймал тварь в одеяло и выбежал обратно. При этом получил две иголки: в плечо и в ногу. Больно…
В коридоре я понял, что тварь, молча рвущаяся из плена,— это Шери. Все верно, они ведь и нашу кошку обработали! Держу в руках трепыхающееся одеяло и смеюсь почему-то — ну дурак дураком. Разве можно в такое поверить? Чтобы Шери, такая привычная, такая домашняя…
Ударить я ее не мог. Оставалось только засунуть подлую куда-нибудь. Стенной шкаф было не открыть, а с дверью ванной я и связываться не стал. Кухня?.. Пока бежал на кухню, с антресолей на меня обрушилось все барахло — дверцы “случайно” раскрылись. Но я только зубы стиснул. И затолкал кошку вместе с одеялом в бак для грязного белья. После чего решил заканчивать эту неприличную войну с собственным имуществом.
Я надел папин тулуп, ушанку и рукавицы. Вешалка, ясное дело, сорвалась, но меня это особенно не удивило. И вступил в большую комнату, пятясь задом. Я твердо намеревался приблизиться таким образом к кактусу, взять горшок рукавицей и запустить им в окно. Но я кое-что не учел. Иголка отскочила рикошетом от внезапно открывшейся дверцы серванта и попала мне в щеку. Тут во мне проснулось что-то зверское. Никогда такой злости не испытывал, довели они меня. Заметил под ногой бронзового орла, схватил его и с размаху вмазал по электронной игре.
Война сразу окончилась. Кактус перестал стрелять, и вообще я почувствовал, что напряжение в квартире упало, хотя внешне ничего не изменилось. Видно, банда поняла, что лучше не рисковать. Я подошел к окну, без помех открыл раму и выбросил кактус на улицу. Рассчитался с предателем. Настала очередь Шери — ее я выгнал на лестницу. Потом опустился на пол прямо посреди разгромленной квартиры и попытался успокоиться. У меня даже колени дрожали. Посмотрел я на то, что осталось от игры: на покореженный корпус, на пластмассовый мусор,— в хлам разбита… И во мне шевельнулось что то похожее на жалость. Неожиданно пришла в голову мысль, такая четкая и правильная, что я даже повторил ее пару раз…
19
…“Началось все с любви”,— подумал Саша. Он сидел на подоконнике и рассеянно смотрел на улицу. “Я еще в лагере вещи полюбил, даже не видя. Наверняка это и есть та самая энергия, про которую телек говорил… А теперь крушить их начал”. Ясное дело, убийство игры было оправдано: самозащита и так далее,— но все равно это, можно сказать, примитивщина. А раздавать вещи — глупее не придумать, потому что так ты только подтверждаешь свою слабость.
“Вещи нужно подчинить,— вдруг подумал он.— Но как?”
Рассуждать можно о чем угодно, а вот пропала ли способность превращаться? Саша первым делом проверил свой дар. Ничего не получилось, и он, конечно, немного огорчился. А с другой стороны — успокоился: не будет теперь соблазна пользоваться чуждыми человеку силами ради мелких пакостей. И банда, наверное, осталась ни с чем: Саша ведь лишил их энергии. Правда, смутное ощущение опасности осталось. Не может быть, чтобы все так просто закончилось! И вообще, каким образом вещи собрались Сашу упорядочить?
Он сидел на подоконнике и пытался вникнуть в замысел вещей. Он долго так сидел, а потом к нему пришли друзья. Собственно, вместе с друзьями пришел к себе домой и Саша, потому что ему неожиданно пришлось выскочить на улицу Дело было так: он на секунду оторвался от тяжких раздумий и заметил, что какой-то бритоголовый в форме пэтэушника пнул попавшуюся ему на пути детскую коляску, за которой, очевидно, никто не приглядывал. Коляска покатилась в сторону дороги. Саша рванул оконную раму, выпрыгнул в чем был и бросился спасать ребенка. Коляска была пустая, но зато этот поступок увидела Марина. Она как раз подходила к дому вместе с Алексом. Марина так посмотрела!.. Короче, уважительно Выяснилось, что Алекс шел к Токареву с официальным заявлением, а Марина решила поприсутствовать, чтобы не было “заводки” и “махача”. Она сказала: “Кулаки — это не аргументы”,— наверное, где-то вычитала. Но Токарев повел себя на удивление непринужденно, и Алекс должен был поздороваться. А когда друзья зашли к Саше в квартиру, все обиды улетучились окончательно.
Последние школьные новости были сообщены еще на улице. Петя Жаров купил у одного старшеклассника два билета, отдав все сбережения. На билетах было четко написано фломастером: “Ленинград — Север”, но Алекс ехать отказался, поэтому билеты пропали. Матильда почему-то избегала садиться на стул и спрашивала урок, взгромоздившись на подоконник. Душман передавал привет Токареву, справлялся, не забыл ли тот, что второго сентября ему были отданы по ошибке часы марки “Закат”, и вежливо просил вернуть их, когда Саше будет удобно. Взамен предлагал фотографию дуэта “Морды тонки”. И вообще в школе ходило множество нелепых слухов про каких-то двух десятиклассников, которые украли из медпункта телевизор и обменяли его у завхоза на гимнастический “козел”, и про директрису, которая весь день зверски пытала в своем кабинете неизвестного школьника. А самые проницательные подметили, что новый скелет в кабинете биологии подозрительно похож на одного ученика шестого класса.
После всего случившегося в квартире, конечно, был беспорядок, но гости культурненько не обратили на это никакого внимания. Алекс первым делом подбежал к игре и… Он расстроился. Он даже загрустил. Очень загрустил. Никто и никогда не видел на лице у Алекса такого отчаяния. И Саша, чтобы утешить друга, был вынужден рассказать всю историю от начала до конца. Почему бы, в самом деле, не рассказать? На душе полегчает, а то, что не поверят,— так это, наверное, к лучшему. Марина, естественно, не поверила, но обрадовалась.
