Алека Вольских - Мила Рудик и загадка Сфинкса
— Но, профессор, я… — взволнованным голоском пропищала Белка.
— Подождите, госпожа Векша, я еще не закончила, — остановила ее Альбина и снова устремила свой холодный взгляд на Милу. — В прошлом году многие ваши поступки, госпожа Рудик, оставили без выговора, потому что к вам проявили необычайное понимание.
— Профессор, это я… — снова подала голос Белка.
— Однако, — громко произнесла Альбина, строго глянув на Белку, так что та запнулась недоговорив, — это еще не говорит о том, что можно и дальше вести себя подобным образом и нарушать общие для всех правила.
— Про…
— Я не хочу слышать никаких оправданий, госпожа Векша, — в два раза громче, но при этом с абсолютно невозмутимым лицом заявила Альбина. — Тем более, на мой взгляд, вам лучше вести себя тише воды ниже травы, поскольку мне прекрасно известно, что все это произошло не без вашего участия.
Белка от испуга застыла с открытым ртом и беспомощно подняла брови домиком.
— Я объявляю выговор вам обеим, — безжалостно заключила Альбина. — Это значит, что ваша мать, госпожа Векша, и ваш опекун, госпожа Рудик, будут поставлены в известность о вашем поведении. И как декан Львиного зева я непременно посоветую им пересмотреть методы их воспитания…
— Это конец, — пробормотала Белка, когда они, еле волоча ноги, поднимались по лестнице в спальню — о столовой с ее изумительными запахами они сейчас даже не вспомнили. Белка подняла глаза на Милу: — Извини, что так получилось. Я пыталась ей сказать, что это не ты, а я довела твоего троюродного дедушку до этого… обезвоживания.
Мила усмехнулась.
— Да ладно! Ни до чего ты его не довела. Это он еще легко отделался. А остальное… Даже не забивай себе голову. Я виновата, что потащила тебя туда.
Белка вздохнула.
— Все равно обеих наказали. — Она снова вздохнула. — Мама расстроится.
Мила посмотрела себе под ноги, и у нее тоже вырвался тяжелый вздох.
— И Акулина.
От этой мысли Миле окончательно расхотелось есть. Они с Белкой даже не вспомнили о том, что завтра Распределение Наследников.
Уже на пороге спальни Мила остановилась и невольно улыбнулась Белке.
— А ты слышала, что сказала Альбина? Она отдает должное твоей фантазии — такое еще никому не приходило в голову.
Осознав весь смысл сказанных Милой слов, Белка шагнула в спальню — ее так и распирало от гордости.
Глава 4
Магический карбункул и разоблачение Акулины
Первое, о чем вспомнила Мила, проснувшись в день Распределения Наследников, — ее вчерашнее видение и странные символы. Мила быстро вскочила с кровати — ее соседки еще спали — переоделась и, стараясь не шуметь, поспешила в читальный зал.
— А вот и первая ласточка, — услышала Мила противный тягучий голос, не успев переступить порог.
Шипун — надзиратель читального зала, вредная и невыносимо ворчливая голова гекатонхейра, смотрел на Милу желтыми глазами-жуками с большим подозрением и кривил рот:
— Ишь ты какая! Учиться, значит, пришла, да? Так я и поверил…
Мила вздохнула, закатила глаза и, стараясь не обращать внимания на Шипуна, подошла к ближайшему столу, на котором имелись пергамент и чернила.
— Поверю я, как же! Учебный год-то еще не начался! Что это ты тут забыла? Подозрительно… Очень подозрительно…
Мила обмакнула перо в чернила и, сосредоточившись, закрыла глаза. Она не знала, откуда у нее уверенность в том, что она вспомнит увиденные вчера на стекле витрины символы. Но уверенность эта тем не менее была. Мила и сама толком не понимала своих видений: откуда они берутся, что означают и как действуют. У нее было такое ощущение, что они появляются как бы сами по себе.
Открыв глаза, Мила склонилась над пергаментом и принялась изображать символы один за другим. Строка, еще строка, еще… Все.
Мила посмотрела на свою работу. Странные символы совершенно ни о чем ей не говорили. Она никогда прежде не видела ничего похожего. Конечно, на тайнописи они изучали разные письмена, но таких точно не было — она бы запомнила. Мила достала из кармана волшебную палочку и, направив на пергамент, произнесла: «Ижица и ять — ребус разгадать!». Однако никакой реакции не последовало, что было и неудивительно: странные символы мало напоминали Лгущее письмо. Мила решила, что самый простой способ узнать, что означают эти символы, это спросить профессора Чёрка — преподавателя тайнописи. На первом же уроке криптографии она именно это и намеревалась сделать.
Свернув пергамент и положив его в карман школьной юбки, Мила встала и под тягучее «Ой, как же это все подозрительно…» вышла из читального зала.
* * *Пир Грядущих Свершений традиционно начинался с распределения новичков по Домам Наследников. В ожидании церемонии студенты Думгрота, учителя и, конечно, новобранцы собрались на поляне перед замком. Мила была рада снова видеть Думгрот — величественный замок с башнями и балконами, со статуями волшебных животных, с камнем, на котором Три Чародея оставили потомкам свою священную заповедь: «Сила чародея призвана охранять мир, но не должна править миром». Вокруг были все знакомые лица. Над лестницей, на площадке перед главным входом в замок, в креслах восседали учителя. Кресла были расставлены в два ряда, так что тех преподавателей, которые сидели во втором ряду, Мила рассмотреть не смогла. Она обратила внимание, что одно кресло — крайнее в первом ряду — пустует. Наверное, кто-то из учителей еще не подошел.
И в тот самый момент, когда она об этом подумала, на поляне началось заметное оживление.
— Поллукс Лучезарный… Это он, смотрите… Просто великолепен… — пронеслось восторженным тихим шепотом в толпе студентов.
Поллукс Лучезарный… Мила вспомнила, что слышала, как одна дама в посольстве произнесла это имя. Она тогда подумала, что речь идет о каком-то артисте. Но что здесь, в Думгроте, делать артисту?
Толпа, окружавшая Милу, расступилась, чтобы пропустить новоприбывшего, и тут Мила наконец его увидела.
Поллукс Лучезарный был и в самом деле великолепен. По крайней мере заурядным его назвать язык не поворачивался. Высокий и статный, он шел размеренным, но твердым шагом мимо расступившейся толпы ребят. Его длинные черные волосы сияли ослепительным глянцем, а густые с крутым изломом черные брови угрожающе нависали над темными глазами, которые словно излучали особую гипнотическую силу.
Осматриваясь, он повернул голову, и Мила разглядела его профиль: ястребиный нос с выдающейся горбинкой прямо от переносицы и выступающий вперед квадратный подбородок, из-за которого лицо Поллукса Лучезарного казалось исполненным высокомерия и самодовольства.
— Видала? — хмыкнул рядом Ромка. — Таким подбородком можно в настольный теннис играть. Только нужно вовремя головой кивать: вверх-вниз, вверх-вниз…
Остальные, однако, не разделяли Ромкиной иронии. Меченосцы, белорогие и златоделы восторженно шептались и вздыхали.
Мила и сама не могла оторвать взгляд от лицедея, но подумала, что, может быть, все дело в его длинной золотой накидке, сияющей так, что само солнце, казалось, поблекло.
— Смотрите! Смотрите! — вдруг воскликнул кто-то в толпе.
— Это же сфинкс! Настоящий египетский сфинкс! — крикнул еще кто-то.
Мила принялась вертеть головой из стороны в сторону — ей не меньше других хотелось увидеть живого египетского сфинкса. Но чьи-то спины и головы постоянно закрывали ей обзор. Не нарочно Мила ухватилась за чье-то плечо, пытаясь подпрыгнуть. Оказалось, что это плечо Берти. Он ухмыльнулся ей и с присущей ему бесцеремонностью вытащил Милу вперед, поставив перед собой. Только тогда Мила увидела сфинкса и сразу же поняла, что каким бы великолепным ни был Поллукс Лучезарный, по сравнению с существом, на которое она в этот момент смотрела во все глаза, он был самым обычным человеком.
Солнечно-рыжая, как пески египетских пустынь, шерсть сфинкса была ухоженной, а львиные лапы, плавно ступающие по тропе, — сильными и мощными. Человеческое лицо было словно покрыто золотой краской и напоминало маску из чистого золота. На этом лице, казалось, жили только глаза: загадочные, источающие древнюю как мир мудрость. Лиловые, эти глаза были похожи на ночное звездное небо и с величайшим соизволением взирали на глазеющую толпу. Подбородок сфинкса украшала гладкая и блестящая черная бородка, а голову — золотой головной убор египетских фараонов.
Поллукс Лучезарный поднялся по лестнице, подметая ступени своей длинной золотой накидкой, и сел в крайнее кресло, что стояло неподалеку от пианино Лирохвоста.
«Неужели он будет у нас преподавать?» — с изумлением подумала Мила.
Сфинкс, не удостоив взглядом ни одного из преподавателей, опустился на пол рядом с креслом Лучезарного, протянул вперед огромные передние лапы и величественно приподнял голову, так что лиловые глаза взирали на окружающих из-под низко опущенных век. Из-за этого всем казалось, что сфинкс смотрит на них как бы свысока.
