Жаклин Уэст - Книга секретов
– Это… это всего лишь я, – с запинкой пробормотала она.
– А. Агент Олив. – Харви уселся рядом с ее головой и заговорил в воображаемые часы-передатчик. – Подозрение снято. Она одна из наших.
Его взгляд вновь переметнулся на лицо Олив.
– Во дворе все чисто, под землей и над. Однако, – продолжил он уже тише, – мой долг довести до твоего сведения, что Агент 411 удостоверился: часть банок и в самом деле утрачена.
– Агент 411? Ты имеешь в виду Леопольда?
Харви оглянулся через оба выкрашенных в желтый плеча, затем коротко кивнул.
– Наша текущая задача – предотвратить новые потери материалов.
– Хорошо, – сказала Олив. – Но разве ты не должен… м-м… патрулировать параметры? – Олив не была уверена, что употребила правильное слово, но, судя по всему, для Харви и это сошло.
– Совершенно верно, Агент Олив. Я совершу очередной осмотр территории. Сверху и снизу. Снаружи и изнутри.
Кивнув напоследок, Харви помчался вниз по лестнице.
Олив перекатилась на спину и встала. Она стянула очки с носа и осторожно спрятала на грудь под футболку. Потом она засунула фотографию в карман. В доме царила тишина, но она не хотела, чтобы ее вновь застали врасплох с кипой бумаг в охапке. Ей нужно было где-то их спрятать – где-то в безопасном месте, куда Аннабель не доберется, где можно подержать их, пока она не найдет времени поэкспериментировать. На случай, если Агент 1-800 вновь застанет ее врасплох, Олив запихала бумаги под футболку; листки царапали и щекотали ее кожу. Потом она оглядела коридор.
Прятать записи в картине леса под луной она не собиралась. Ни за какие коврижки. От одной мысли об этом месте Олив вздрогнула. Прятать их у серебристого озера она не собиралась тоже. И оставить бумаги в натюрморте со странными фруктами в вазе Олив не могла – это было бы все равно что играть в прятки в комнате, где стоит лишь только один предмет мебели. Олив, трудом передвигая ноги, прошла мимо натюрморта и приблизилась к обрывистому холму с далекой церквушкой.
Но не успела она дойти до края рамы, как что-то в воздухе переменилось. Олив принюхалась. Воздух в этой части дома обычно пах пылью и старым деревом, слегка отдавая саше и шариками от моли из гостевых комнат. Но сейчас Олив почувствовала запах дыма.
Дровяной дым. Запах дров, уютно потрескивающих в старинном камине.
Она повернулась к картине. Кружась и подпрыгивая в воздухе, над холмом плясал одинокий золотой лист, на вид в полнейшем восторге от себя и от мира, в котором находился. А ведь очков на Олив не было.
Девочка подошла к холсту поближе, вдыхая пряный, дымный запах, доносившийся из полотна. По краям картины виднелись кусты утесника; их золотистые цветы казались мягкими, словно птичьи перья. А папоротник-орляк, которым зарос склон, сегодня не выглядел шипастым и бурым – он успел расцвести морем крошечных розовых и белых цветов. И как это она никогда не замечала, до чего прекрасно это место?
Олив надела очки. На сей раз вместо стаи птиц холм пересекло облачко золотистых листьев, кувыркающихся и кружащих в воздухе. Олив почувствовала, что определилась. Это было не просто идеальное место, чтобы спрятать записи, но место, самой судьбой предназначенное для тайника Олив. Она ухватилась за нижнюю планку рамы, и…
– Олив?
Олив, словно защищаясь, обхватила себя руками. Бумаги под футболкой приглушенно хрустнули.
Горацио, не сводя с нее глаз, вышел из розовой спальни. Его хвост метался в воздухе, словно пушистый метроном.
– Что это ты затеяла? – спросил он.
– Просто… просто все проверяю, – с запинкой проговорила Олив. – Удостоверяюсь, что все в безопасности.
Горацио посмотрел на нее пронзительным взглядом.
– Ты выглядишь… Как бы так выразиться? – он коротко улыбнулся. – Сразу приходит на ум выражение: «Как кошка, сожравшая канарейку», но я всегда относился к нему с некоторым предубеждением. Нет, ты похожа на девочку, слопавшую торт, который ей было нельзя, и у которой теперь шоколад на подбородке.
– Я сегодня получила плохую оценку за контрольную по математике, – почти не соврав, выкрутилась Олив, стоя так неподвижно, как только могла, – чтобы бумаги не захрустели снова. – Думала там ее спрятать.
Горацио быстро перевел глаза с Олив на полотно.
– Там? – Казалось, кот заколебался. – Я бы не советовал. Строго говоря, я бы вообще не советовал иметь дело с этой картиной.
И, взмахнув хвостом, Горацио поспешно проскользнул мимо.
– Чего? – переспросила Олив, глядя ему вслед. – Но почему?
Горацио не удостоил ее ответом.
– Почему? Ты можешь мне рассказать, Горацио. Ты можешь мне доверять.
Тут Горацио остановился. Кот обернулся, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Олив, почему бы тебе не пойти умыться? – сухо произнес он. – У тебя чувство вины на подбородке.
И, еще раз взмахнув хвостом, Горацио канул в темноту за дверью.
9
Этим вечером Олив так и не удалось найти подходящее место, чтобы спрятать рецепты красок. Если, конечно, вы не из тех, кто считает, будто собственный рюкзак – подходящее место для тайника. Олив так не считала.
Спрятать бумаги в рюкзаке означало всюду таскать его с собой: на обед, в ванную, в кровать, а на следующий день по переполненным коридорам средней школы, где необходимость изо всех сил избегать Резерфорда сама по себе обещала добавить проблем. Это добавило бы паранойи, озабоченности и нервов еще больше, чем обычно. Кроме того, Олив придется хотя бы часть своих мыслей посвятить безопасности рюкзака, а не все их отдать под воображаемые скандалы с Резерфордом. Хотя для этого у нее осталось еще полно мыслей.
С чего она вообще стала полагаться на этого совершенного постороннего для нее человека вроде Резерфорда Дьюи? Олив выдохнула, с грохотом захлопнув за собой дверь спальни. Зачем вообще заводить друзей, если они с самого начала собирались улизнуть в шведскую школу как раз тогда, когда ты наконец поверишь, что они тебе и вправду друзья? Она была рада, что не сказала ему ни о красках, ни о бумагах. И без того будет непросто выполоть Резерфорда из своей жизни.
Весь учебный день Олив провела погруженной в гневные мысли, пока не поволокла их вместе с рюкзаком по грязным каменным ступеням в класс рисования.
– Всем внимание! – воскликнула мисс Тидлбаум, явно намереваясь дунуть в висевший у нее на шее свисток, но вместо этого подула в болтавшуюся рядом с ним шариковую ручку. – Рассаживайтесь и доставайте фотографии, которые я просила вас принести.
Когда класс повиновался, мисс Тидлбаум, почему-то на этот раз пришедшая на урок босиком, скотчем прилепила к доске фото. По мере того как ученики один за другим поднимали глаза на снимок, в кабинете становилось все тише. Олив, почувствовав внезапно воцарившуюся тишину, прекратила испепелять взглядом парту и тоже взглянула на доску.
Это была семейная фотография. Судя по непокорным рыжим шевелюрам, которыми обладали все до единого изображенные на снимке, он принадлежала семье Тидлбаум. Семейство из шести человек – отец, мать, два мальчика и две девочки, одной из которых должна была быть мисс Тидлбаум в юности – позировало на фоне большого камина. Все шестеро были в маскарадных костюмах. Мать и дети нарядились поленьями: руки и ноги они просунули в дырки, вырезанные в раскрашенных картонных трубах. Отец, в свою очередь, был в костюме топора.
Никто не проронил ни слова, но чем дольше класс вглядывался в фотографию, тем явственнее чувствовалось, что всем становится не по себе. Сценка с улыбающимися Тидлбаумами подразумевала, что Папаша Топор вот-вот порубит свою семью на кусочки – порубит, а потом, может, бросит в тот самый огонь, что так весело горит за их спинами.
Мальчик, сидевший почти на первой парте, нерешительно поднял руку.
– Это ваша семья, да?
– Да, – подтвердила мисс Тидлбаум. Она отвлеклась от карандаша, который как раз прокручивала в висевшей у нее на шее точилке. – Это мы лет двадцать назад.
– А почему… почему вы… – с запинкой начал мальчик в большом не по размеру свитере, сидевший слева от Олив, – почему…
– Почему вы все так одеты? – перехватила инициативу девочка с накрашенными глазами.
– У моего отца был склад лесоматериалов, – объяснила мисс Тидлбаум, пристраивая рядом с фотографией гигантский альбом для набросков.
– Это что, на Хэллоуин было? – уточнила девочка.
– Нет, – сказала мисс Тидлбаум. – Так, ну хорошо. Когда начинаешь делать набросок фотографии, нужно видеть целостную картину. Научитесь чувствовать масштаб. – Мисс Тидлбаум повернулась к альбому и принялась рисовать. – Видите, как я размещаю под лица шесть овалов? Сразу видно, что я собираюсь использовать весь лист. А теперь добавлю простейший контур тел. – Мисс Тидлбаум изобразила пять бревен и топор; карандаш с тихим шипением царапал бумагу. – Линии, которые вам не нужны, всегда можно потом стереть. После того, как вы набросали каркас, можно начинать добавлять детали.
