Кир Булычев - Подземная лодка
Они стояли в самом настоящем тронном зале, как будто перенесенном в это подземелье из старинной сказки. Алисе даже показалось на секунду, будто она видела его на картинке в детской книжке.
Широкая красная ковровая дорожка вела к возвышению, на котором стоял позолоченный каменный трон с высокой спинкой, наверху которой была прикреплена резная хрустальная корона. Балдахин над троном был сделан из белого меха, а под сводчатым потолком было прикреплено вырезанное из камня изображение огромного отвратительного насекомого, глаза которого светились и, казалось, наблюдали за каждым, кто посмел войти в тронный зал.
Прошла минута, может быть, две, пока Алиса и Пашка осматривались, не смея шагнуть вперед. Но зал был по-прежнему пуст и зловеще тих.
– Эй! – не выдержал наконец Пашка. – Кто тут живой?
– И-вой… – откликнулось эхо.
Алиса разглядывала стены зала. Они были украшены картинами, выложенными драгоценными камнями. На картинах были изображены мрачные горы, ущелья, высокие ели, тесно стоящие у подножия гор, между деревьев была протянута паутина, у подножия елей росли громадные поганки и мухоморы. На мухоморах сидели черные улитки. Картины эти были сделаны так тщательно, что не сразу сообразишь, что стоишь в зале, а не в темном лесу. Каждая картина была выпилена из малахита, горы выложены из сапфиров и бирюзы.
– Не прячьтесь от меня! – сказал Пашка. – Меня не надо бояться.
– Пашка! – укоризненно сказала Алиса. – Ты опять за свое.
– Нет, ты только подумай: притащить нас в подземелье, издеваться, а потом привести в минералогический музей.
– Храбришься? – спросила Алиса. – Мне тоже не по себе.
– Я ничего не боюсь, – ответил Пашка громко, чтобы тот, кто подслушивает, не сомневался в Пашкиной отваге. – Просто мне все это надоело.
С этими словами он повернулся и направился обратно к двери, толкнул ее, но дверь была заперта.
– Эй! – сказал Пашка. – Выпустите меня!
Он стучал в дверь кулаками. Но дверь была гранитной, так что он только отбил кулаки.
– Ну ладно! – сказал Пашка. – Тогда я объявляю здесь революцию! Отныне я и есть Четырехглазый! Кощей Бессмертный! Властитель подземного царства!
Он перебежал зал, поднялся на три ступеньки и сел на трон.
– Ну как? – спросил он. – Похоже? Где бы еще корону найти?
Но тут он вскрикнул, подскочил на троне, скатился по ступенькам вниз и сел на ковер.
– Что? Что случилось? – Алиса подбежала к нему.
– Дергается! Током бьет! – сказал Пашка. – Даже трон у них не настоящий.
– Я думаю, что за нами наблюдают, – сказала Алиса. – Наблюдают и посмеиваются. Пустили детей в тронный зал! Посмотрим, настоящие ли это противники или просто детский сад, который вышел сюда порезвиться?
– А что я такого сделал? – обиделся Пашка. – Я пошутил. Каждый может пошутить.
В тишине послышался тихий смех. Совсем рядом.
Он доносился откуда-то из-за трона.
Алиса быстро пошла туда, откинула тяжелую махровую портьеру и увидела за ней небольшую приотворенную дверцу.
– Пашка, смотри.
Пашка уже был рядом.
– Он туда спрятался?
– Может, это ловушка?
– Какая еще ловушка? Мы с тобой где? Разве не в ловушке?
– В ловушке.
– А из ловушки в ловушку можно ходить без пропуска.
С этими мудрыми словами Пашка первым ступил в тускло освещенный проход за тронным залом.
Это был узкий, чистый, безликий коридорчик, в который выходило несколько дверей.
За первой был какой-то склад, там грудами лежали вывески и плакаты: «Вход воспрещен», «В труде высшее счастье», снова «Вход воспрещен», «Норму выполнил дотла – будет свежей голова», «Сегодня недоел, завтра остался запас», снова «Вход воспрещен» и просто «НЕЛЬЗЯ!».
Они прошли ко второй двери. Она была закрыта на засов. Пашка хотел откинуть засов, но Алиса сказала:
– Если он спрятался, то не сюда.
– Разумно, – согласился Пашка.
В третьей комнате стояло несколько вырубленных из камня ящиков. Все они были наполнены драгоценными камнями. В одном – груды рубинов, в следующем – алмазы, затем ящик с изумрудами. Все камни были огранены и сверкали в полутьме, но оттого, что их было слишком много, они не казались драгоценными камнями, а выглядели как кучи стекляшек. Ведь драгоценный камень, чтобы быть драгоценным, должен быть одиноким.
Они повернули за угол. Коридор кончался небольшой лестницей и перилами. Двенадцать ступенек. Они поднялись на площадку, куда выходила дверь, обитая кожей. Обыкновенная дверь, какие бывают в старых домах.
На двери был прикреплен почтовый ящик. На стене рядом с дверью – кнопка звонка.
Пашка толкнул дверь – она была заперта. Тогда Алиса нажала на кнопку звонка. Внутри отозвалось мирно: дзинь-дзинь.
– Иду, иду, – послышался за дверью голос.
Дверь приоткрылась на цепочку, и в щели блеснули очки.
– Вам кого? – спросили изнутри.
Это было как во сне. Только что ты прошел мимо чудовищ, стоял в тронном зале, видел ящики с изумрудами – и вдруг как пробуждение, а может, провал в другой сон – мирный голос за обыкновенной дверью.
Алиса не нашлась, что сказать, ведь не Кощея же спрашивать. Но Пашка вдруг сообразил.
– Простите, – спросил он, – Гарольд Иванович здесь живет?
– Гарольд Иванович? А кто вас к нему послал?
– У нас письмо к нему от брата, Семена Ивановича.
– Не может быть! Сейчас отворю.
Звякнула цепочка, дверь растворилась. На пороге стоял невысокого роста худенький пожилой человек, в очках, одна дужка которых была сломана и подвязана веревочкой. Он был в синем халате и шлепанцах на босу ногу.
– Заходите, пожалуйста, умоляю вас, здесь опасно стоять снаружи. Проходите внутрь, проходите.
Алиса и Пашка прошли узким темным коридором, где стояло длинное, в рост человека, зеркало и на пустой вешалке висела шляпа, в небольшой кабинет. Стены кабинета были уставлены стеллажами с книгами, там стоял письменный стол, на котором лежали бумаги и тетради, и горела лампа под зеленым абажуром. Перед столом стояли два черных кожаных кресла.
Алиса посмотрела на Пашку, Пашка на Алису.
– Давайте знакомиться, молодые люди, – сказал хозяин квартиры. – Меня, как вы изволили проницательно догадаться, зовут Гарольдом Ивановичем.
– Я – Алиса Селезнева.
– А я – Павел Гераскин.
– Чудесно, чудесно. – Гарольд Иванович пожал гостям руки. – Уж я не чаял дождаться вестей из дома. А как же вам удалось меня отыскать?
– По фотографии, – сказал Пашка и протянул Гарольду Ивановичу его портрет, который вызывал такой ужас у обитателей подземелий.
Гарольд Иванович взял фотографию и принялся ее рассматривать.
– Как я изменился! – сказал он. – Даже не нужно смотреть в зеркало, чтобы понять, как промелькнувшие годы избороздили мое чело морщинами. О годы, годы!
С этими словами Гарольд Иванович прошел за стол, сел и поднес фотографию к глазам.
– У меня еще письмо к вам есть, – сказал Пашка и протянул Гарольду Ивановичу конверт.
– От брата? От Сени? Как я вам благодарен, мои юные друзья! Да вы садитесь, садитесь, отдыхайте, в ногах правды нет, как говорил Цицерон.
Гости послушались. Но как только Алиса опустилась в кресло, она от удивления подскочила – кресло лишь казалось кожаным и мягким. В самом деле оно было искусно вытесано из черного мрамора. Только ударившись об него, можно было понять, что кресло – обман.
Пашка вскочил, потирая ушибленный локоть.
– Это как понимать? – воскликнул он. – Зачем вы обманываете людей?
– В чем дело? – Гарольд Иванович поднял голову и удивленно уставился на Пашку сквозь очки.
– Это же не кресла, а камни!
– Ах, да. – Гарольд Иванович виновато улыбнулся: – Я виноват! Эти кресла стоят здесь так давно и так давно в них никто не садился, что я сам поверил, что они кожаные. Господи, как бежит время! Поймите, я старею, я теряю память, я становлюсь рассеянным. И мне так дороги все воспоминания о моем земном прошлом, о нашей с Сеней квартире, о дедушкиных креслах, что я стараюсь поддерживать в себе иллюзию того, что жизнь продолжается. Да, жизнь моя явно уже прекратилась, но я себя обманываю… Простите старого немощного человека.
– Ничего, – смутился Пашка, – я понимаю. Просто от неожиданности…
– Хотите, я уступлю вам мой стул? – Гарольд Иванович даже приподнялся. – А я постою…
– Нет, что вы! – возразил Пашка. – Сидите, я не устал.
Наступила тишина. Гарольд Иванович снова углубился в чтение письма.
Пашка отошел к полкам, стал смотреть на корешки книг. Потом, не подумав даже, что надо попросить разрешения, протянул руку, чтобы достать одну из книжек. И тут же отдернул руку, потому что между пальцами и стеллажом пролетела голубая искра.
– Ой! Током бьет!
– Что? – Гарольд Иванович был раздражен. – Из-за вас я не могу дочитать письмо! Что еще стряслось?
– Я хотел взять… А оно ударило.
