Лев Кузьмин - Капитан Коко и Зеленое Стеклышко
И сейчас же над площадью распахнулись все окна, оттуда полыхнули разноцветные полотнища, высунулись весёлые рожицы игрушечных кондитеров, засияли глаза кукол, закачались высокие колпаки звездочётов, а из множества дверей выбежали гости — настоящие девочки, настоящие мальчики. Они толпой окружили Мастера. И все смотрели туда, где под старой башней сверкали медными украшениями кованые ворота.
Мастер опять поднял горн — и к воротам понеслось:
Туру-ру! Тара-ра!
Солдатам строиться пора!
Барабанщикам встать справа.
Командирам слева встать.
А пехоте топать браво,
Но вперёд не забегать.
Тара-ра! Тара-ри!
Флаг над башнею гори!
И опять всё стало так, как пропел, приказал горн. Трубач на башне развернул флаг. Ворота распахнулись. Оттуда начали выходить барабанщики, командиры, солдаты, все ловко выструганные из дощечек.
Пока они строились, я привстал на цыпочки и шепнул Мастеру:
— Уважаемый Главнокомандующий! Ваши пехотинцы великолепны. И я понимаю, выстругали вы их сами, но откуда у вас такой чудесный замок? Ведь его-то вырезать из дощечек вы не могли — он каменный, он старинный, он всамделишный.
Мастер похлопал меня по плечу и сказал:
— Этот замок принадлежал когда-то одному хвастливому принцу. А как он стал нашим, сейчас поглядишь, послушаешь и поймёшь.
Мастер обернулся к своему войску, крикнул:
— Барабанщики! Бейте в барабаны и запевайте нашу любимую песню! Солдаты! Шагайте ровнее и подпевайте барабанщикам! Раз-два-три! Начали!
И тут взлетели и ударили барабанные палочки, шеренги солдат колыхнулись — над площадью загремело:
Бах-бух!
В старину
Принц поехал на войну!
Он в карету
Поскорее
Усадил промеж ковров
Писаришку, брадобрея
И двенадцать поваров!
Прихватил он пива бочку,
Хлеба воз, жену и дочку,
Даже кошку
Взял на рать,
Лишь войска забыл собрать.
«Ой-ой! Что же будет?
Кто успех в бою добудет?»
Принц хохочет: «Ерунда!
Сам управлюсь, господа!»
Бух-бах! Мчит карета!
Нашумели на полсвета!
Отпустили тормоза —
Людям пыль летит в глаза!
«Крах! Тьма! Спасенья нету!» —
В страхе стонут города.
Принц смеётся из кареты:
«Вас похлеще ждёт беда!
Бух-бах! Три страны
Схороню в пыли войны!»
Только вдруг
Навстречу вруше,
Расторопен и удал,
С полным коробом игрушек
На дороге Мастер встал.
Встал негаданно, нежданно,
Короб снял, и вынул он —
Бах-бух — деревянных
Пехотинцев
Батальон!
Бах-бух! Блещут ружья!
Бах-бух! Бьют врасплох!
И к тому же,
И к тому же
В них не пули, а горох!
Ох-ох! Ох-ох!
Не толчёный,
Не мочёный,
А поджаренный горох!
Принц заахал: «Ах, боюсь!»
Принц заохал: «Ох, боюсь!
Не бухбахайте, не надо,
Я вам в ножки поклонюсь.
Я же мирный,
Я же смирный,
Я же вам за жизнь свою
Мой кирпичный,
Мой столичный
Лучший замок подарю!
Сам в чулане стану жить,
В замке дворником служить…»
Тюх-бух!
Ползёт карета
Вдоль дороги, вдоль кювета,
И совсем не тарахтит,
И нисколько не пылит…
И скликает Мастер в замок
Малышей со всех сторон
Посмотреть, как левой-правой
Марширует стройно, браво
Деревянный батальон!
Поглядеть, как до рассвета,
Хвастунишкам всем на страх,
В небе бухают ракеты:
Бух-бах! Бух-бах!
И барабанщики так ловко вскидывали палочки, пехотинцы так дружно ударяли деревянными каблуками в каменные плиты площади, что я не выдержал и сам начал подпевать:
Бух-бах! Бух-бах!
Хвастунишкам всем на страх!
А петух заорал:
— Эх, была не была! А ну, дай дорогу генералу! — и, расталкивая девочек и мальчиков, кинулся на середину площади, туда, где слева от солдат вышагивали деревянные командиры.
Он забежал вперёд, выкатил колесом грудь, гаркнул: «Держи равнение на меня!» — хотел шагнуть в ногу со всеми, но тут же спутал правую с левой, запнулся и задел носом каменную плиту… Строй смешался, солдаты перепутали свои ряды, барабаны умолкли.
Парад был испорчен!
Петух от стыда взлетел на башню, спрятался за кирпичным зубцом, а я с ужасом подумал: «Ох! Что и будет сейчас нам…»
Но Мастер сел прямо на камни и давай хохотать. Сначала он хохотал просто так, потом стал хохотать до слез, потом до икоты, потом опять просто так и наконец успокоился, утёрся большим носовым платком и сказал:
— Эх, Коко, Коко, хоть ты и отчаянный петух, да ещё не вышел пока в генералы! Послужил бы ты раньше солдатом!
Но тут на площадь въехал автомобиль с нашим сундуком. За рулём сидел Клоун.
Он высунулся из кабины, крикнул:
— Это что за шум? Вы забыли, что скоро отправляется поезд? Поторапливайтесь!
И Мастер побежал за посылками, а я полез на башню успокаивать петуха. И едва успокоил, потому что внизу, на площади, над ним хохотали и девочки, и мальчики, и куклы, и даже Клоун, которому рассказали о петушиной неудаче. Но так как смех был совсем не злой, петух в конце концов успокоился и спустился вниз. Там все поглаживали его по спине и говорили:
— Оставайся у нас, Коко! Послужи в солдатах! И к осени, честное слово, из тебя получится отличный генерал! Петух стыдливо отворачивался, отвечал тихо:
— Да, да, конечно… Я бы остался, если бы не бабушка, если бы не одинокие куры…
На вокзале нас провожали Мастер Кашка и Клоун.
Мастер напутствовал:
— Как только доедете до границы, Часового не бойтесь. Покажите ему пропуск — и всё будет в порядке. Клоун, вы приготовили пропуск?
Клоун подал нам свёрнутый вчетверо лист бумаги.
— Ну вот и хорошо! Поезжайте спокойно. Молодцы, что заглянули на наш островок. Передавайте привет бабушке и курам.
— Обязательно передадим, — сказал я. — А ещё, как только заработаю новый отпуск, непременно опять приеду сюда и поучусь делать игрушки. Вы не откажетесь меня поучить?
— Пожалуйста! — улыбнулся Мастер. — Я всегда рад поделиться своими секретами. Но ты и без меня можешь сделать хорошую игрушку. Для этого нужно только терпение да весёлое настроение.
— Только-то? Я запомню ваш совет.
— До новой встречи! Доброго вам пути! — сказали Мастер Кашка и Клоун.
Паровоз густым басом пропыхтел:
— Дан ли марш-ш-рут? Дан ли марш-ш-рут?
Вагоны, звякая буферами, ответили:
— Дан! Дан! Дан!
И под нами застучали колёса, рельсы — мы поехали домой, к бабушке.
Глава двенадцатая
САМАЯ ЛУЧШАЯ СТРАНА
В начале пути мы чувствовали себя не очень-то уверенно. Нам всё время думалось, что пропуск получили от Мастера Игрушечных Дел тоже совсем игрушечный, не настоящий, и нас на границе задержат. Мы так боялись, что даже не подходили к окну своего багажного вагона, а смирненько сидели там на сундуке и разговаривали шёпотом.
Петух после скандала на параде совсем расхворался. Он окончательно утратил свой бравый, независимый вид, жаловался на головную боль и теперь мечтал только об одном: как бы скорее добраться до дому.
А рельсы под нами всё постукивали, паровоз гудел, время шло — и вот наконец зашипели тормоза, и поезд начал убавлять ход.
— Граница! — тревожно глянули друг на друга мы и, не сговариваясь, полезли под крышку сундука.
Поезд остановился, за окном послышались чьи-то уверенные шаги. Суровый голос произнёс:
— А ну, посмотрим, что в этом вагоне. Другой голос ответил:
— В этом вагоне посылки от Мастера Кашки. Пожалуйста, проверьте!
Железная дверь лязгнула, шаги застучали рядом с сундуком.
— Раз, два, три… — считал посылки суровый голос, и мы, замирая, слушали и ждали, когда очередь дойдёт до нас. И она дошла, и голос спросил:
— А это что за сундук? В списке он не числится.
— Не знаю! — последовал ответ. — Не знаю! Вполне возможно, что в нём сидят ужасные диверсанты. Нужно поднять крышку!
И тут мы совсем перетрусили, полезли под бабушкину шаль, а крышка над нами откинулась.
Не раскрывая зажмуренных глаз, я дрожащей рукой высунул из-под шали бумагу, полученную от Игрушечных Дел Мастера. Бумагу кто-то взял, начал громко читать вслух:
— «Пропуск! Выдан одному мальчику и одному петуху. Мастер Кашка».
— Отлично! — сказал тот, кто читал. — Пропуск настоящий. Но проверим, на месте ли пассажиры. — Шаль поползла вверх, и я увидел Часового.
Правда, со страху я открывал глаза не сразу, а сначала один глаз, потом второй глаз, и поэтому и Часового разглядел как бы по частям. Сперва увидел ярко начищенные сапоги. Затем зелёную гимнастёрку под хрустящими ремнями. А потом уж и очень молодое загорелое лицо Часового и лаковый козырёк его зелёной фуражки.