Кирилл Кащеев - Хадамаха, Брат Медведя
Тихо ахнув, Хадамаха ткнулся носом в крышу – из провала вырвался ядреный запах черемши!
– Приветствую тебя, гнусный гекча, подлого Гека потомок, благородного Чука убийцы! – тихо-тихо, так, что это могли уловить лишь настороженные уши Хадамахи, прозвучало внизу.
– И я тебя приветствую, мерзкий чукча, отвратительного Чука потомок! – так же тихо прозвучало из провала. – Что тебе надо, кровавый сын братоубийцы? – доброжелательно осведомились с той стороны секретной двери.
– Я хотел бы забрать одного из своих оленей. Того, последнего… – ничуть не смущенный этим обращением, так же любезно откликнулся хозяин дома. – Если, конечно, тебя не затруднит, о потрох вонючий проклятого рода!
– Ни в коей мере не затруднит, выползень гнойного семени! – добродушно сообщил его собеседник. На мгновение проем секретного хода опустел – и тут же в нем возник силуэт почти сияющей белизны.
Умгум! – меланхолично хмыкнул лежащий на крыше Хадамаха. Вот теперь он знает, где прячутся украденные олени!
Легко, как плыл, белый порш Ягун-ыки ступил во двор. Едва слышно фырча, мягко остановился у валкарана, прямо под прячущимся на крыше Хадамахой. Величественно запрокинул увенчанную роскошными рогами голову. Чукча торопливо привязал могучего рогача и благодарно кивнул стоящему в дверях соседу:
– Через несколько свечей я вновь потревожу тебя, о выкормыш позорный семейства бесстыдного!
– Всегда рад тебя видеть, дитя тошнотворное корня гнилого! – гостеприимно откликнулся тот, и потайная дверь между двумя жилищами закрылась.
Торопливой трусцой чукча пробежался по двору, зажигая от горящего в его плошке Огонечка расставленные вокруг светильники. Хадамаха прищурился от бьющего в глаза яркого света. А вот сейчас он получит ответы на последние вопросы – каким образом хитрый чукча собирался провести краденых оленей мимо стражи у ворот и самое главное – куда он девает номерные знаки!
Из валкарана выскочили обе женщины с ведрами в руках.
– Поспешите, однако! – отрывисто скомандовал хозяин дома. – Быстро-быстро все надо делать, чтоб олень высохнуть успел раньше, чем его увидит тот глупый-глупый мальчишка и его совсем глупый тойон!
«Неужели они будут смывать знаки? Но ведь те – несмываемые!» – ничуть не обиженный на «глупого мальчишку», подумал Хадамаха.
– Не связывался бы ты с этим оленем, – опасливо пробурчала старшая из женщин.
– Молчи, женщина, неумная, как вся городская стража! – прикрикнул чукча. – Разве ж можно увидать прямо на наших улицах настоящего порша – и пройти мимо? Да за него я выручу больше, чем за всех остальных оленей!
– Как бы тебя потом выручать не пришлось, – вздохнула женщина и, плюхнув в ведро толстую кисть на длинной ручке, размашисто провела ею по оленьему боку. На правой стороне белого порша появился длинный мазок черной краски! Обе женщины торопливо заработали кистями – на глазах у Хадамахи белоснежный красавец порш становился угольно-черным!
Но еще удивительнее было то, что делал хозяин дома! Пару раз проведя южным ножом по точильному бруску, чукча придирчиво попробовал острие на пальце и, удовлетворенно кивнув, двинулся… к оленьему заду. Задрал оленю коротенький хвост – привязанный порш беспокойно переступил копытами, но вырываться не стал.
Оценивающе прищурившись, как резчик у костяной пластины, чукча оглядел выведенные под хвостом номерные знаки. Выдохнул, как человек перед нелегкой работой. И аккуратно, двумя пальцами придерживая нож, принялся нежными, бережными движениями брить оленю зад!
Да ведь он же перебривает… Просто перебривает номерные знаки! – мысленно охнул Хадамаха.
Остро наточенный нож снял полоску ярко окрашенной шерсти, и прямо на глазах у изумленного Хадамахи угловатая восьмерка превратилась в аккуратную тройку. Чукча отстранился, любуясь своей работой, и принялся перебривать девятку на четверку.
– Открывайте – городская стража!
Прогремевший голос едва не заставил даже Хадамаху свалиться с крыши. А уж окружившая оленя троица замерла, будто враз обратившись в ледяные скульптуры.
– Кто это? – глупо выкатив глаза, прошептал чукча.
Старшая женщина бросила на него презрительный взгляд:
– Те самые, которые неумные, как я! – не в силах сдержать ехидства, процедила она. – Стражники!
Не просто стража, а дядька Пыу собственной тощей персоной. Даже не поворачиваясь к улице, даже не принюхиваясь, Хадамаха знал, что это он! Только у Пыу такой голосина, что вороны с неба падали и иголки с елок осыпались! Хотя как этот рев умудрялся помещаться в тщедушном тельце, оставалось загадкой! К запаху Пыу примешивались еще два очень знакомых аромата. Ого, как это он сообразил их привести! Как он вообще догадался, что надо идти на помощь?
– Задержи их, быстро! – скомандовал чукча, подпихивая старшую женщину к валкарану, и заметался по двору, отыскивая, куда бы спрятать ведра с краской. Похоже, что первым делом надо прятать наполовину перекрашенного оленя, ему в голову не приходило.
Женщина независимо фыркнула, но все таки скрылась в доме.
Через мгновение Хадамаха уже услышал ее голос на другой стороне жилища:
– Здравствуй, мужчина-стражника! Зачем приходила?
– Э-э… Видите ли, милая… – слегка неуверенно прозвучал голос тысяцкого. – Мои люди сообщили мне… что в ваш дом… в ваш дом зашел мальчик… имеющий отношение к городской страже…
– И ничего не зашел, господин начальник! – громогласно возмутился Пыу. – Зашел – это в дверь постучал… – Он несколько озадаченно поглядел на пустой проем входа в валкаран, но такие мелочи, как отсутствие двери, в которую можно стучать, не могли сбить Пыу с толку. – А парень зачем-то на стену полез! Говорю вам, неладное глупый мальчишка придумал!
Лежащий на крыше Хадамаха почувствовал, как внутри него разливается неприятный жар. Разговор у входа был слышен, наверное, на всю округу. Оставшиеся во дворе чукчи – хозяин и молодая женщина – мгновение стояли неподвижно, потом принялись озираться по сторонам и… медленно подняли глаза к крыше, на которой прятался Хадамаха.
– Мой племянник не мог сделать ничего плохого! – чеканя каждое слово, выдал стоящий рядом с тойоном дядя. – Стыдно тебе, Пыу, напраслину на мальчишку возводить!
– Да где ж напраслина, где! – зачастил Пыу. – Нормальные люди разве по стенкам лазают…
– Нормальным стражникам иногда приходится, – примирительно вмешался тысяцкий.
– Нету у нас никакого мальчика! – сказала женщина, но спорщики ее не слушали.
– Ты его сразу невзлюбил! – со сдержанным гневом цедил дядя. – Не понимаю, чем тебе мальчишка не угодил – на твое место вроде не зарится.
– Еще бы – мозгов не хватит! – размахивая руками, заорал Пыу. – Сила есть – ума не надо, шальные деньги каменюкой зашибать! А стражу позорить, по чужим домам шастая, никому не позволю!
– Никто у нас не шастал! – повторила женщина.
– Ах, вот что тебя беспокоит – деньги! Завидуешь просто, – принял подачу дядя.
– Я завидую? Нет, вы слышали, господин тысяцкий, я – завидую! Да ты такой же тупой, как твой племянник, если думаешь, что я – я! – могу завидовать этой безмозглой горе мяса…
– Не было у нас тут никакого мальчишки! Никто у нас не шастал! Никто не заходил! Слышите, вы, глухие-безмозглые! – сложив руки рупором, заорала женщина прямо в ухо Пыу.
От ее дикого крика увлеченные спорщики разом замерли, как оледенев. Пыу медленно повернулся к женщине.
– Как это – не было? – недоверчиво переспросил он.
– А никак не было! – мотнула головой женщина. – Чего пришли – идите отсюда, покой чукчам дайте! – и, решительно повернувшись, она исчезла в проеме.
– А может, вы просто не заметили? – потерянно спросил ей вслед Пыу.
– Ха! Еще какую дурость скажи, Пыу! – возмутился дядя. – Это тебя, мелкого, можно не заметить, а племянник у меня парень видный. Издалека. Как хотите, а я пошел отсюда! С вашего разрешения, господин тысяцкий, – гневно ворча, дядя двинулся прочь от валкарана.
– Погоди! Господин тысяцкий, я… – Пыу заметался.
Обернуться Хадамаха не смел, но, судя по запаху, тысяцкий еще некоторое время стоял неподвижно – похоже, что-то его беспокоило. Потом послышались его удаляющиеся шаги.
Нет, тянуть рискованно. Надо их позвать – недокрашенный олень на дворе послужит достаточным подтверждением слов Хадамахи. Мальчишка лишь чуть-чуть повернул голову, окликнуть уходящих…
Легкое, почти невесомое тело обрушилось ему на плечи. Хадамаха почувствовал невольное восхищение – прыжок был так высок и стремителен, что мальчишка не успел и глазом моргнуть, как холодное острие ножа прижалось к его горлу.
– Тихо лежи, мальчик! – прошелестел в ухо совсем девичий голос.
Метнув быстрый взгляд во двор, Хадамаха увидел, что молодой женщины там нет. Ну что ж, теперь он знает, кто сидит у него на шее. Нож надавил на горло сильнее, и мальчишка замер.