Джек Вэнс - Синий мир. (Сборник)
Ксантен задумчиво рассматривал изысканный силуэт замка, такой знакомый и близкий, — и теперь такой чужой!
— Они долго не продержатся. Надо всего лишь разрушить солнечные батареи или накопители — и у них не будет энергии для синтеза сиропа.
— Давайте сделаем это немедленно, — предложил Клагорн, — пока они сами не догадались об этом. Птицы!
Вскоре четыре десятка птиц — каждая несла по два обломка скалы величиной с человеческую голову — тяжело поднялись в воздух, облетели замок и, вернувшись, доложили, что солнечных батарей больше не существует.
Осталось только заложить выходы туннелей, чтобы мекки не вырвались наружу.
— А что же будет с пейзанами? И с фанами? — тоскливо заметил Хагедорн.
Ксантен грустно покачал головой.
— Теперь мы все должны стать Искупающими — слишком много грехов.
— Мекки продержатся не более двух месяцев, я уверен в этом. — Клагорн как-то пытался приободрить окружающих.
Но прошло почти полгода, пока однажды утром не отворились ворота замка и наружу не выбрался изможденный мекк.
— Люди! — просигналил он. — Мы умираем от голода. Мы не тронули ваших сокровищ, выпустите нас или мы все уничтожим.
— Наши условия таковы, — отвечал ему Клагорн. — Мы сохраним вам жизнь, если вы приведете в порядок замок, соберете и похороните убитых. Потом вы почините корабли, и мы доставим вас обратно на Этамин.
— Ваши условия приняты. — Мекк едва держался на ногах. Произнеся слова капитуляции, он упал без сознания.
Пять лет спустя Ксантен, его жена, Глис Лугоросная, и двое прекрасных малышек находились по своим делам в окрестностях реки Сены. Воспользовавшись возможностью, они посетили замок Хагедорн, в котором жили теперь всего несколько десятков человек. Среди них был и Хагедорн.
Он сильно постарел за эти годы. Волосы поседели, щеки ввалились. Былой величавой осанки тоже не было. Годы согнули его. И в глазах, еще не явно, но уже виднелась старческая доброта и смирение. Трудно было определить его настроение. Они стояли вблизи скалы с возвышающимся на ней замком, укрывшись в тени развесистого орехового дерева, а дети неподалеку играли в какую-то свою игру.
— Теперь это просто музей, — рассказывал Хагедорн, — а я в нем смотритель. Этим же делом, по-видимому, будут заниматься последующие Хагедорны, потому что замок обязательно нужно сберечь, ведь здесь собраны бесчисленные сокровища. Замок дряхлеет, уже появились призраки. Я сам не раз их видел по ночам. Э-ге-ге, какие были времена, правда, Ксантен?
— Да, — согласился тот, — но я бы не хотел их вернуть. — Они помолчали, оглядывая громаду замка, будто видели его впервые.
— Грядущие поколения — что они будут думать о нас? — промолвил Хагедорн, задумчиво глядя на резвящихся детей. — О наших сокровищах, книгах, искусных вышивках?
— Они будут приходить сюда наслаждаться, как это делаем мы сегодня, — после паузы, вздохнув, ответил Ксантен.
— Да, там есть чем полюбоваться. Не пойдешь ли ты со мной, Ксантен? У меня еще сохранился запас старого благородного вина.
— Благодарю тебя, но мне не хочется тревожить старые воспоминания. Мы продолжим наш путь.
— Я понимаю тебя, Ксантен. Ну что ж, прощай, счастливого пути.
— Прощай, Хагедорн! — И они с сыном зашагали обратно в мир, снова принадлежащий людям.
Пыль далеких солнц
ДАР РЕЧИ
На мелководье пришел полдень, ветер стих, сонное море шелковисто блестело. На юге под облаками висела черная пелена дождя, в прочих местах в воздухе копилась мрачная муть.
Плотный рой судов для сбора водорослей дрейфовал над мелководьем, часть из них обслуживала платформу «Биоминералов», металлический прямоугольник в две сотни футов длиной и сотню футов шириной.
В четыре часа воздух прорезал высокий звук, объявляя конец дневной вахты.
Сэм Флетчер, помощник управляющего, оставил кают-компанию, пересек палубу, проскользнул в дверь офиса и осмотрелся. Кресло, в котором обычно за очередным производственным отчетом сидел Карл Райт, пустовало. Флетчер оглянулся в сторону цеха, однако Райта в поле зрения не было. Странно. Он пересек кабинет, просмотрел выработку за день:
Трихлорид родия — 4,01
Сульфид тантала — 0,87
Ренихлорид трипиридила — 0,43
Общий объем, по подсчетам Флетчера, составлял 5,31 — так себе смена. Но он все равно опережает Райта. Завтра последний день месяца, и Сэм едва ли мог отказать себе в удовольствии еще немного опустить соперника. Предвидя протесты и жалобы Райта, он улыбнулся и присвистнул сквозь зубы. Его наполняла веселая уверенность. Не каждый месяц наступает конец полугодового контракта и можно вернуться на Звездный Остров с шестимесячным кредитом в кармане.
Гром и молния, где этот Райт? Флетчер выглянул в окно. В поле зрения попал вертолет, принайтованный к палубе талями для защиты от сабринских шквалов, мачта, черный горб генератора, резервуар с водой, а в дальнем конце платформы — распылители, емкости для золы, колонны Тсветта и целый склад ящиков.
Темная фигура заслонила дверной проем. Сэм обернулся, но это был Агостино, из дневной смены, которого только что сменил Блю Мэрфи, оператор Флетчера.
— Где Райт? — спросил Флетчер.
Агостино оглядел помещение.
— Я думал, он здесь.
— А я думал, что он уже кончил работу.
— Нет, я только что оттуда.
Флетчер пересек комнату, заглянул в ванную.
— И там нет.
Агостино собрался уходить.
— Я собираюсь в душ, — он опять просунулся в дверь. — Мы сильно отстаем по ракушкам.
— Я свяжусь с баржей, — Флетчер вышел следом за Агостино, направляясь в цех.
Дорожка мимо дока с причаленными баржами вела в секцию размельчения. Резец №1 измельчал танталовые ракушки, № 2 — богатых рением морских слизней. Шаровая мельница была готова для загрузки оранжево-розовых, с комочками родиевых солей, кораллов.
Блю Мэрфи — с красным лицом и когда-то шикарной рыжей шевелюрой — занимался обычной проверкой подшипников, стержней, сцеплений, осей, клапанов и калибров. Флетчер гаркнул ему в ухо, чтобы Блю услышал его через шум молотилок:
— Райт не проходил?
Мэрфи покачал головой.
Флетчер двинулся дальше, в зольную камеру, где производилось первичное извлечение соли из пульпы сквозь целый лес труб Тсветта, и в конце концов выбрался на палубу. Райта не было. Он должен был пойти прямо в офис.
Но офис был пуст.
Флетчер покрутился вокруг кают-компании. Агостино был увлечен чашкой чилли. Стюард Дэйв Джонс, человек с крупными чертами лица, стоял в дверях кухни.
— Райт был здесь? — поинтересовался Сэм.
Джонс, который никогда не тратил двух слов там, где можно обойтись одним, угрюмо качнул головой.
— Ты не заметил баржу для ракушек? Он мог выйти на шельф.
Флетчер недоуменно оглянулся.
— Что-то не в порядке у Мальберга?
— Он ставит новые зубья на экскаватор.
Флетчер попытался вспомнить расположение барж в доке. Если Мальберг занят ремонтом, Райт мог спокойно пойти сам. Он взял чашку кофе. «Вот где он должен быть». Присел. «Не похоже на Райта задерживаться с возвращением».
— Где Карл? Мне нужны еще эти треклятые зубья, — в кают-компанию заглянул Мальберг.
— Карл рыбачит, — пошутил Агостино.
Мальберг ехидно рассмеялся.
— Наверно, ловит себе стройного симпатичного угря. Или декабраха.
Дэйв Джонс хрюкнул.
— Это он будет готовить сам.
— Кажется, декабрах может быть хорошей едой, — не унимался Мальберг. — Приготовленные, они напоминают тюленей.
— Кто еще тюлень? — пробормотал Джонс.
— А я сказал бы, они больше похожи на русалок, — заметил Агостино, — С десятилучевыми морскими звездами вместо башки.
Флетчер поставил свою чашку.
— Меня удивляет, что его так долго нет.
Мальберг пожал плечами, Агостино отвел взгляд.
— Прошел только час на шельфе. Он скоро должен вернуться.
— Он мог сломаться, — предположил Мальберг. — Хотя баржа шла хорошо.
Флетчер поднялся.
— Пойду, вызову его.
Он вернулся в офис, набрал на экране связи «Т3» — код вызова для ракушечной баржи.
Экран оставался пустым.
Флетчер ждал. Вспыхивала и гасла неоновая лампочка, отмечая вызов.
Ответа не было.
Сэм ощутил смутное беспокойство. Он оставил офис, добрался до мачты, влез на смотровую площадку на ее вершине. Отсюда можно было видеть пол-акра платформы, пять акров, покрытых судами-сборщиками водорослей, и великую необъятность океана.
Далеко на северо-востоке, на краю мелководья, маленькой, почти неразличимой в дымке, темной точкой виднелась новая платформа «Пелагик Рековерис». На юге, где Экваториальное течение струилось через отмели, на длинную, свободно дрейфующую нить были нанизаны ракушечные садки. На севере, где хребет Макферона, вырастая из Глубин, выносил на воздух тридцать футов разрушенных склонов, алюминиевые сваи поддерживали ловушки для морских слизней. И повсюду болтались сборщики водорослей, иногда стоящие на якоре, иногда удерживающиеся на месте силой течений.
