Борис Батыршин - Коптский крест
— Ну, так, — согласился Ваня. — Вон, у нас в загранпаспорте на границе всегда штампик ставят.
— Вот именно! — кивнул Олег Иванович. — Ну, штампик, положим, тоже не проблема, но ведь они не только штампик ставят! Еще и регистрируют проезжающих в какой ни то ведомости делают, верно? Иначе нельзя, граница — дело государственное, порядок быть должон.
— Ну… наверное, — согласился мальчик. Конечно, должны, иначе, зачем они там стоят?
— А раз так, — продолжил мысль Олег Иванович — при желании всегда можно проверить, кто и когда пересекал границу. Если отметка в паспорте есть — то и запись в каких-нибудь регистрационных книгах быть должна. А подобные книги имеют свойство сохраняться — в архивах. Так что, стоит кому — то заинтересоваться нами и послать на пограничный пункт запрос — немедленно выяснится, что никакой границы мы не пересекали, отметки в документах подделали, и вообще — типы насквозь подозрительные, которым место в Сибири. Интернета, баз данных и междугороднего телефона здесь, конечно, нет, но вот телеграф — да, имеется. Петербург — рядом, Одесса, в общем, тоже не на краю света; так что ответ быстро придет. А нам это надо?
— Ну, так он и из Баку точно так же придет, — резонно возразил мальчик. — Разве что, немного позже, но придет ведь! Так в чем разница?
— Э-э-э, нет, тут ты неправ, — покачал головой Олег Иванович. — Разница очень даже есть. Петербург — столица, Одесса — крупнейший порт юга Империи, через них попадает в Россию большая часть приезжих с Запада. Таможенная служба там наверняка налажена четко, особенно в Петербурге. А вот Баку — задворки Империи, граница с дикой Персией, половина приезжих вообще никаких документов не имеет. Да и в любом случае, такого порядка, как в Одессе и, тем более, в столице, в Баку и близко нет… надеюсь. Так что любого рода несообразности с бумагами можно будет списать на привычный российский провинциальный бардак.
Преодолев очередную лестницу, троица остановилась возле высоченных двустворчатых дверей, на которых висела ослепительно сияющая бронзовая табличка «Библиотека».
— Ну вот, кажется, пришли, — несколько нервничая, сказал Николка, и потянул на себя массивную «львиную» ручку.
Олег Иванович и Ваня покинули гостеприимные стены женской гимназии лишь часа через два. Николенька убежал еще раньше — мальчик изложил дяде заранее заготовленный рассказ: как они с Ваней, по дороге к гимназии, встретили его отца, встревоженного долгим отсутствием сына; и как он, Николенька, выполняя просьбу Олега Ивановича, привел гостей сюда, чтобы отец Вани смог самолично выразить признательность Василию Петровичу за заботу о сыне. Олег Иванович быстро сориентировался, как себя вести и немедленно рассыпался в похвалах Николеньке, оказавшем помощь не знающим Москвы приезжим.
В общем, все разрешилось к общему удовлетворению. Растроганный и польщенный Василий Петрович, слегка пожурил племянника, но все же написал ему записку в гимназию; а для верности попросил швейцара отправить мальчика в его альма матер на извозчике. А потом — предложил своим гостям устраиваться поудобнее и изготовился к интересной беседе.
Василий Петрович сразу же засыпал отца Вани расспросами о жизни в Русской Америке и об ее обитателях. Олег Иванович достаточно быстро сообразил, что его собеседник — классический русский интеллигент, университетский либерал и идеалист, проникнутый духом Некрасова, Щедрина и народовольцев. То есть — человек весьма образованный, но, увы, не вполне ясно представляющий предмет беседы. При любой возможности дядя Николки переводил разговор на политическое устройство Российской империи.
К сожалению, его визави, в свою очередь, не мог похвастаться особыми познаниями в этом вопросе. А потому — Олег Иванович возвращал беседу в русло к американской жизни, о которой и сам имел представление по книгам Марка Твена и О'Генри.
Но увы, как ни старался отец Вани свести разговор к описанию природы Аляски и Канады — успеха он не имел. Дядя Николеньки интересовался подобными темами скорее, из вежливости. Но, стоило заговорить об общественном устройстве и местных нравах — Василий Петрович немедленно оживлялся. Любой рассказ собеседника он сводил к тому, как дурно все в государстве Российском.
Увлекшись беседой, Василий Петрович и Олег Иванович позабыли о Ване. Поначалу, мальчик бродил по библиотеке — благо, в этот час посетителей, кроме них троих, не было. Дубовые шкафы до потолка, величественные ряды корешков книг, заполнявших библиотечные шкафы, внушали, благоговейный трепет подростку, выросшему в эпоху Интернета. Но — шеренги научных трудов быстро наскучили мальчику. Полистав подшивку газеты с полузнакомым названием «Московские ведомости», Ваня переключился на роскошное двухтомное издание «Жизни животных» Брэма.
Вдоволь налюбовавшись иллюстрациями, проложенными тончайшей, прозрачной папиросной бумагой, мальчик решил принять участие в беседе взрослых. Но, увлекшись, Ваня начисто забыл, в каком времени он находится и с кем, собственно, идет разговор! Стоило Василию Петровичу заговорить об идеях князя Кропоткина, как мальчик немедленно припомнил батьку Махно и анархический разгул революции. А когда озадаченный учитель словесности заговорил о народовольцах, лучших сынах и дочерях России, жертвующих жизнью в актах террора, Ваня в ответ прошелся по боевикам ИРА и чеченским шахидкам, — но поперхнулся и замолчал, получив под столом чувствительный тычок ногой.
С огромным трудом Олегу Ивановичу удалось замять опасную тему. Пришлось даже сослаться на то, что в Америке сын начитался бульварной приключенческой литературы в стиле Ната Пинкертона. Объяснение вызвало недоумение — оказалось, Василий Петрович не слыхал о знаменитом герое детективных романов! С опозданием Олег Иванович сообразил, что, хоть прототип знаменитого героя детективов, сыщик и разведчик шотландского происхождения Алан Пинкертон уже успел к 1886 году умереть, но вот книги с созданным по мотивам его похождений персонажем — Натом Пинкертоном — увидят свет лишь в самом начале 20-го века.
Тем не менее, Василий Петрович был заинтригован резкими, независимыми высказываниями мальчика. Он даже посетовал, что его племянник интересуется лишь беллетристикой да романами господина Жюля Верна — а заодно сравнил Ваню со своими квартирантами-студентами, которые «все поголовно бредят политикой», Воспользовавшись моментом, Олег Иванович перевел разговор в область практическую и принялся расспрашивать Василия Петровича о том, как обстоят дела с наймом жилья в Москве. Интерес свой он объяснил тем, что они живут пока в гостинице при Николаевском вокзале; в Москве находятся считанные дни и еще не определились, как быть дальше.
Василий Петрович, очарованный столь занимательным собеседником, немедленно предложил свои услуги; у него как раз освободилась премилая квартирка в бельэтаже, и он будет рад сдать ее таким интересным людям. Олег Иванович рассыпался в благодарностях, пообещав воспользоваться столь своевременным предложением.
В ответ Василий Петрович поинтересовался — чем, собственно, собираются заниматься гости из Америки в Москве. Олег Иванович было, замешкался с ответом — но тут на глаза ему попался оставленный кем-то из посетителей библиотеки журнал. На обложке красовался дагерротип, изображающий гонки велосипедистов на Московском ипподроме в апреле сего, 1886-го года. И Олег Иванович с облегчением заявил, что приехал в Москву как представитель канадско-американской фирмы, производящей велосипеды, а так же снаряжение для путешественников. Василий Петрович тут же припомнил, как в прошлом году посетил с семьей празднества, устроенные московским клубом велосипедистов, — и долго рассказывал об этих удивительных машинах и об энтузиастах нового вида транспорта. Впрочем, и здесь он не преминул, посетовать на то, что в России все новинки внедряются с ужасающим скрипом, оставаясь игрушкой для богатых; в то время как в просвещенной Европе велосипед давно уже стал общедоступным… Олег Иванович хотел было поддакнуть, припомнив знаменитое произведение Джерома — но вовремя сообразил, что оно в 1886 году, пожалуй, еще и не написано[38].
Проведя за беседой около часа, Василий Петрович предложил «американцам» небольшую экскурсию по гимназии. И для начала он представил Ваню и Олега Ивановича начальнице — моложавой, привлекательной даме, которая удостоила гостей благосклонной беседы. Во время официального представления высокому начальству Ваня, получивший урок в библиотеке, благоразумно держался позади и помалкивал.
Познакомившись с гостями с далекой Аляски, начальница разрешила осмотреть вверенное ее заботам заведение — и Василий Петрович провел визитеров по классам, представляя их педагогам и ученицам. Отец Вани с интересом слушал экскурсовода; а мальчик с любопытством озирался по сторонам, не забывая, на этот раз, уделять внимание миловидным барышням-гимназисткам.
