Владислав Крапивин - Бабочка на штанге
Александр тряхнул ногами, скинул босоножки. Одну за другой перебросил их через лужу (было метров семь). Подступил к Софье:
— Давай перетащу…
— Пуп развяжется, — вздохнула та.
— Ну и ладно. Мой ведь пуп, не твой…
Я сдернул кроссовки и носки, протянул Александру:
— Возьми, перенесешь. А я — Софью.
Оба не спорили. Софья оказалась не тяжелая, вроде Лерки. И так же, как та при переправах через ручьи и лужи, ухватила меня за шею. Будто я таскал ее много раз. Глубина была по щиколотку, а кое-где и выше. Я ступал осторожно. Александр с напряженным лицом ждал «на том берегу». Посреди лужи Софья щекочуще шепнула мне в ухо:
— Тебе не тяжело?
— Вот еще… Ты как эта… колибри…
Перешли. Софья скакнула у меня с рук, я обулся. Александр насуплено сказал:
— А магазин вот он… — вытянул руку к одноэтажному кирпичному дому столетней постройки. — А… знаешь что? Ты не мог бы… раз уж пришел… купить вермишель? — он протягивал мне мою монетку и еще двухрублевую денежку.
— Ну… могу… А сами-то вы что?
Софья сказала:
— Там продавщица такая… не то, что сердитая, а всегда пристает с разговорами. Санчьик один раз ей сказал «не ваше дело», а она сразу: «Давно в милиции не был, да?»
Я взял денежки и шагнул в магазин.
Наш город — удивительный. Рядом с новыми кварталами — старина. Пройдешь между вполне столичными многоэтажками, а за ними — деревенский квартал. Можно увидеть рядом стеклянный супермаркет и магазинчик, похожий на купеческую лавку. Вот этот был как раз такой, «старорежимный». Внутри пахло копченой рыбой и печеньем. Толстая продавщица ворочалась на фоне полок с банками-бутылками, как башня линкора. Пакетики с вермишелью я увидел сразу, под стеклом прилавка.
— Пожалуйста… вот это… — И вдруг добавил: — Четыре штуки.
Продавщица почему-то хмыкнула, но сразу подняла стекло. Достала, что нужно. И сказала с неласковой догадливостью:
— Для Соньки-Саньки, небось?
— Ну… и что? — слегка ощетинился я. — Разве нельзя?
— Дак на здоровье… А то бабка их совсем заморила… — Она заскрежетала кассой музейного вида.
— И еще кока-колу… литровую.
— Литровую так литровую… — Она полезла в холодильник, тот шатнулся. Задом выдвинулась обратно. И спросила:
— А ты им кто?
— Прохожий… — буркнул я. И почему-то не сдержался: — Вам-то что за дело?
— Да ничего. Только очень ты невоспитанный. А еще пионер… или кто вы там сейчас…
— Сейчас мы там беспартийные, — сообщил я, сгребая пакетики и бутылку. — Извините за невоспитанность…
Шагнул под жаркое солнце.
— Уй… сколько накупил… — распахнул глаза Саньчик. И на лице прочитался вопрос: «Это, что ли, все нам?»
— Чтобы лишний раз не ходить к сердитой торговке, — объяснил я. — Ваш Бумсель ведь не только сегодня запросит есть.
Брикеты я отдал ребятам, а у бутылки «свернул голову». Глотнул шипучий холод. Вот благодать-то! Дал запотевшую бутылку Саньчику.
— Пейте… Осторожнее только, не наскребите на себя ангину… — Это я вспомнил, как мама говорит Лерке, когда та, подвывает от нетерпения, хватая холодную бутылку.
Они по очереди присосались к горлышку. Потом Софья протянула бутылку мне:
— Спасибо…
— Оставьте себе, — сказал я. — У меня дома есть в холодильнике. — И подумал: «Если Лерка еще не выдула».
— Спасибо, — опять сказала Софья. И вдруг спросила:
— Хочешь посмотреть нашего Бумселя?
Я, по правде говоря, не очень хотел. Совсем не хотел.
— Не-а… Понимаете, я не люблю собак. Меня, когда я был такой, как вы, даже меньше, покусали несколько псов. Налетели на пустыре… Я даже заикался целых полгода… Какая там любовь…
Они посмотрели друг на друга. Разом вздохнули и заговорили наперебой:
— Да он совсем не кусачий!
— Он игручий… И маленький еще!
— Он каждому человеку радуется!
— И тебя всего оближет!..
Оказаться облизанным какой-то подозрительной псиной (пусть и не кусачей) — вот радость! Но… день был такой, что домой не хотелось. И оставлять этих ребятишек не хотелось. Я чувствовал: они огорчатся, если я сейчас отвалю в сторону. Хотя чего им еще нужно? Вермишель я им купил, даже с запасом… А мне чего надо от этих «мелких представителей человечества»?
Может, дело в том, что они похожи были на подшефных малышей девочки Рины?
А что мне Рина? Небось, и не помнит («А был ли мальчик?») Почти год прошел…
На ходу я достал мобильник.
— Мама!.. Ты меня не теряй, я погуляю с ребятами… Нет, не с классом. Я тут познакомился на Крупской с местными жителями… Мама, никакие не хулиганы! Милые ин-тел-ли-гентные дети лет семи-восьми. Лерке бы брать с них пример! Они хотят показать мне своего щенка… Буду преодолевать свою собакофобию… Нисколько не голодный! Приду через час и съем три порции блинчиков с морковью…
Саньчик и Софья смотрели на меня с веселым удивлением. Я внушительно объяснил:
— Мама любит порядок. Такое правило: «Гуляй, где хочешь, но держи меня в курсе»…
Софья осторожно сказала:
— Ты ведь уже большой…
— Для кого? Для вас или для мамы?
Они понятливо посмеялись. Но тут же Саньчик серьезно объяснил:
— А мы с бабкой живем.
— С бабушкой… — уточнила Софья. — Потому что мама и папа на Севере, по контракту. До сентября…
— Может, заработают деньжат, купим хоть комнату в коммуналке. Заначка уже есть, — взрослым тоном сообщил Саньчик.
— Только деньги дешевеют, а квартиры дорожают, — в тон ему добавила Софья.
Внешне они были совсем не похожи друг на друга, а в интонациях угадывалось что-то общее. Понятно, что брат и сестра. Однако видно, что не близнецы. Интересно, кто старше?
— Вы учитесь? В каком классе?
— Соньчик еще ни в каком, осенью пойдет в первый. А я — во второй, — охотно разъяснил брат.
Итак, он Саньчик, а она — Соньчик. Или, наверно, Соня. В самом деле, Софья — это как-то громоздко.
— А зато я лучше Саньчика читаю, — простодушно похвасталась мне Соня. И показала брату кончик языка. — Потому что он лентяй.
Саньчик не обиделся (видать не впервой). Разъяснил:
— Ничуть не лучше, Просто я люблю слушать, когда читают вслух. Мне тогда лучше представляется, что в книжке…
Я проявил вежливый интерес:
— А что читаете?
— В эти дни — про Робинзона, — солидно откликнулась Соня.
Ого! Образованные детки!
Саньчик сказал:
— Хорошо, что сейчас вечером светло. Можно читать на дворе. А то в доме бабка на это ругается, говорит, что спать не даем…
Я забеспокоился:
— А на меня бабка не заругается? Скажет: появился тут неизвестно кто и откуда…
Они опять заговорили наперебой:
— Да не-е… Она с чужими вежливая…
— Да ее и дома нету…
— Она вахтером работает…
— На круглосуточном дежурстве…
— В общежитии студентов на улице Красина…
Общежитие было мне знакомо — с нашим домом совсем рядом.
— А вы что? Целыми сутками одни живете?
— Почему же одни? — удивилась Соня. — Друг с дружкой.
— И с Бумселем, — добавил Саньчик. И почему-то вздохнул.
Они шли по сторонам и часто брали меня за руки. И быстро поглядывали снизу вверх — будто опасались, что я сейчас передумаю и поспешу домой (где блинчики с морковкой). Саньчик продолжал объяснять:
— А еще у нас есть сосед. За забором. Дядя Кирилл…
— Да! Он нам воду дает из своего колодца, — подтвердила Соня.
— Когда трезвый… — уточнил Саньчик.
— Он довольно часто трезвый, — заметила Соня…
«А куда мы идем?» — подумал я.
Места были вроде бы совсем недалеко от моей улицы, но в то же время — не мои места. То есть я бывал в них очень редко. Просто незачем было ходить здесь. Ну, проскакивал иногда на велосипеде, так, из любопытства, может, раз в году. По правде говоря, мешало еще и опасение: часто посреди улиц гуляли крупные псы — похоже, что бездомные. Правда, вели они себя добродушно, ни разу на меня не гавкнули, но все-таки сидело во мне прежнее опасение («п-прежнее оп-пасение»)… Впрочем, сейчас псов не было. И прохожих не было. Солнечная, пересыпанная желтыми лютиками пустота. Только где-то далеко орал петух.
