Кир Булычев - Тринадцать лет пути
– Но она подумала?
– Она влюблена. И тот мальчик ждет ее. – Гражина отмахнулась от той, чужой влюбленности. Даже в слове «мальчик» звучало презрение.
– Я думал, что Армине – твоя подруга.
– Она моя подруга. И для нее я сделаю все, что в силах человека. Но я всегда говорю правду. И если бы даже три, четыре человека высказались за то, чтобы вернуться, я бы кричала, дралась, доказывала, что мы должны лететь дальше. Потому что тех, кто думает правильно, – большинство.
– Не знаю, – вздохнул Павлыш.
– Ты никогда не станешь великим человеком. Ты не умеешь принимать решений.
– Я не хочу стать великим человеком.
– Жалко. Ты и сейчас втайне надеешься, что связь восстановится и ты вернешься в срок. Ты перепуган, но тебе стыдно в этом признаться. Я тебе нравлюсь, и ты даже придумал романтическую историю о том, как мы с тобой поженимся и будем вечерами смотреть на звезды во Внешнем саду. А на самом деле ты очень хочешь домой.
– Хорошо, что ты не капитан. Ты бы всегда принимала решения за других.
– Именно для этого и назначают капитанов. Я могу понять положение на «Антее». Здесь сразу два капитана, здесь необычная ситуация, не предусмотренная ни в одном справочнике. Ни одно из решений не грозит немедленной опасностью кораблю и экипажу. И капитаны, обыкновенные люди, растерялись.
– Я этого не почувствовал.
– Я знаю одного мужчину. Он уже третий год не может принять решения – он измучил и меня и другую женщину, а больше всех себя. Это трусость и глупость. Прими он решение сразу – три недели бы кое-кто помучился, а потом бы все вздохнули с облегчением. Люди, не способные принять решение, – преступники. Ты не согласен?
Павлыш понял, что его ответа не требуется. И потому сказал:
– Ты была отличницей?
– Это не так сложно, Слава. Нужно только вовремя делать уроки. Не откладывать их на завтра.
– А дневник ведешь каждый день?
– Разумеется. К счастью, в твоем голосе звучит разочарование. Ты создал себе образ красавицы – за неимением других. Выстроил меня в воображении такой, какой тебе хотелось представить свою возлюбленную. А я отказываюсь играть по твоим правилам. И ты разочарован. Вторая неожиданность за двое суток…
– Хватит, я тебе не верю. Когда человек уверен, ему не надо кричать и злиться.
– Уходи, – сказала Гражина. – Уходи, чтобы я тебя больше не видела! Ты жалок!
Павлыш пожал плечами. Он не обиделся. Он понимал, что Гражина разговаривала сейчас не с ним, а с тем, кто остался на Земле.
Какой удивительный человечек – Гражина… Павлыш перекатывал во рту это слово, как горошинку, – гражина, гражинка…
Он тихо закрыл за собой дверь.
«Проблемы, – подумал он, – проблемы… У всех проблемы, а корабль летит к звезде. И совершенно не понятно, что и когда важнее…»
Все же важнее, чтобы летел корабль.
21
Ночь на корабле, который всегда летит в вечной ночи.
Ты – часть громадного мира, каким бы ничтожным он ни казался в пространстве.
Чуть светят огни в коридорах, чуть ниже температура воздуха, чуть поскрипывает под ногами упругий пластик пола – днем он молчит. Люди, встретившиеся ночью в коридоре, говорят вполголоса, хотя услышать голоса из каюты нельзя.
Павлышу, как и в прошлую ночь, не хотелось спать.
Честь космонавту, который всегда спит вовремя, – это первое правило. Павлыш его нарушил уже дважды.
Он остановился у двери Армине.
Он не хотел входить. Он представил себе, как Армине заснула, наплакавшись. Если Гражина права, то ведь страшно представить себе возвращение к любимому через четверть века. Даже если он будет верен и будет ждать – это уже не тот человек. Может, лучше, чтобы он не ждал?
Из каюты пробивался свет.
Павлыш понял, что дверь закрыта неплотно.
– Армине, – тихо позвал он, приложив губы к щели.
Если она не спит, он войдет. Потому что сейчас она куда ближе и понятнее ему, чем стальная Гражина. Хоть Павлыш и не до конца верил в непоколебимость и самоуверенность Гражины. У каждого своя маска. Армине – человек без маски.
Нечаянно, а может, и нет, он толкнул дверь, и она открылась.
Каюта была пуста. Кровать смята. Он не стал заходить, это было как подглядывать.
Он вдруг подумал, что Армине сейчас – у Внешнего сада, у бассейна. Там видишь лес и воду.
Там одиночество не столь безлико. И нельзя его нарушать.
А может, надо нарушить?
Павлыш прикрыл дверь и пошел по коридору дальше.
Он очень удивился, увидев, что из навигационной появился капитан-2, высокий, смуглый человек, будто только что спустившийся с высокой горы и обожженный тем, высокогорным солнцем.
– Не спится? – спросил он.
– Сейчас пойду спать, – сказал Павлыш.
– Спите. Вам с утра на вахту. Сейчас от вашего внимания, от точности работы многое может зависеть.
Павлышу не хотелось бы, чтобы капитан стал узнавать, какое у него настроение или как он себя чувствует. Капитан, к счастью, ничего не спросил. Они стояли, как люди, столкнувшиеся на улице после долгой разлуки, которым неловко расставаться, но нечего друг другу сказать.
– Если хотите, – добавил вдруг капитан-2, – я вам завтра покажу портреты моих сыновей. Одному шесть, другому девять. Крепкие ребята. Показать?
– Спасибо.
– Ну ладно, спокойной ночи.
И капитан-2 беззвучно пошел по коридору к своей каюте.
А Павлыш двинулся дальше, к Внешнему саду.
22
Дверь в отсек бассейна была закрыта.
Странно, кто и зачем закрыл ее?
На корабле вообще не закрывались двери. В случае аварии автоматика все равно сработает быстрее и надежнее.
Мало ли что могло случиться – ремонт, профилактика, просто сломался запор. И если бы не заплата в прозрачной стене, Павлыш бы вернулся обратно.
А тут он сделал иначе.
Его тревога была необоснованной и вернее всего смешной. Наивной.
Но он побежал к нише.
Ниша была на другом уровне, в двух минутах, если бежать.
Павлыш распахнул дверь в нишу и надел скафандр.
Это заняло еще две минуты.
Он выбежал в коридор и побежал обратно.
Бассейн и Внешний сад были отсеком. Одним из двадцати трех отсеков «Антея». Между отсеками на случай аварии были переходники. Ввести в действие переходник можно было, отключив автоматику.
Павлыш отключил автоматику, потом повернул тяжелый рычаг.
Тогда внешняя дверь отъехала в сторону.
Павлыш вошел в шлюзовую камеру. Убедился, что герметизация работает. Включил внутреннюю дверь.
Приборы на пульте показали, что в бассейновой – нормальное давление. Значит, успел.
Дверь за его спиной закрылась. Затем очень медленно открылась внутренняя.
Павлыш вбежал в бассейновую.
Армине сидела в кресле у бассейна и смотрела на воду.
Очень спокойно. Она так глубоко задумалась, что и не заметила, как Павлыш вошел в зал.
А Павлыш в полной растерянности замер у двери.
Последние несколько минут были наполнены действием, гонкой – дышать некогда, – одним всепоглощающим желанием: успеть – и страхом опоздать… А секунды в переходнике, пока закрывались и открывались двери, дали возможность воображению отчетливо и убедительно нарисовать распахнутую дверь во Внешний сад и стеклянное, подобное стеклянным деревьям, тело Армине.
А Армине сидела у бассейна.
Павлыш страшно испугался. Вот-вот она повернет голову и спросит, подняв густые прямые брови: «Ты что здесь делаешь в скафандре?» И что ответить? «Я решил, что ты покончила с собой, и побежал надевать скафандр, чтобы, не рискуя собственной драгоценной жизнью, вынести твое тело из Внешнего сада».
Павлыш, стараясь не произвести ни малейшего шума, начал отступать в переходник – чтобы уйти незамеченным.
И это обратное движение оказалось почти роковым.
Армине услышала.
Вернее всего, она в тот момент собралась с духом и решила подняться, поэтому шорох шагов Павлыша донесся до нее.
Она резко обернулась – не как человек, а как испуганное маленькое животное. И, как испуганное животное, стремительно вскочила и кинулась к перегородке Внешнего сада.
Павлыш не понял смысла движения – он уже отказался от мысли, что Армине может покончить с собой. Поэтому он остановился и сказал ей вслед:
– Не бойся, это я, Слава.
И тут понял, что Армине набирает код на двери во Внешний сад.
Он мысленно считал – и оставался нем и неподвижен – число единиц кода. Их должно быть семь. Щелкнула первая цифра. Вторая, третья, четвертая… Она же сейчас откроет дверь!
– Армине! – завопил Павлыш. – Стой, Армине! Пожалуйста!
Пятая, шестая…
– Смотри, что я сделал! Смотри на меня!
Он обеими руками откинул крепления шлема и рванул его назад. Шлем сорвался, оцарапав лоб, и покатился по полу.
Может быть, от этого неожиданного звука Армине обернулась.
И увидела, что Павлыш стоит без шлема.
– Ты что? – сразу поняла она. – Нельзя. Там вакуум!
– Я знаю, знаю!
