Александр Грэй-Биркин - Дракон острова Кенгуру
Эдвард Тич начал выкарабкиваться, и, сначала, из земляной кучи, появилась его чумазая голова, в грязной и помятой шляпе.
— Чёртова девка! — проворчал, себе под нос, Эдвард Тич, кинув взгляд в сторону лагеря Юлии.
Затем, предприняв большие усилия, с помощью рук и ног, ему удалось высвободиться, но его борода, от конца до середины, за что-то зацепилась, и всё ещё оставалась в земляной куче. Тич, в этот миг, имел очень смешной неуклюжий вид, и ему, никак, не удавалось, даже, привстать.
В этот момент, из земляной кучи, возле Тича, показалась грязная голова Одноглазого, на которой не было его зелёной шляпы и трубки в зубах.
— Ух! — промычал Одноглазый, тряся головой, отряхиваясь от грязи, делая усиленные попытки вылезти из земляной кучи, и, имея, как и Тич, очень грязный смешной облик.
Тич отшвырнул в сторону горлышко, от разбившейся, при взрыве, бутылки, бросил взгляд на Одноглазого, и крикнул ему:
— Одноглазый! Ты живой?
— Живой! — отозвался Одноглазый, загробным голосом.
В этот миг, из земляной кучи, вылез попугай Барон, который, быстро отряхнулся и закричал, во всё попугаичье горло:
— Кошма-ар! Кошма-ар! Кошма-ар!
Всюду, вокруг, рвались пушечные ядра, и свистели пули. Тич слегка приподнял голову, но его борода натянулась, как канат, и ему, в щеках и в подбородке, стало очень больно.
Одноглазый начал вылазить из земляной кучи, а Тич стал, обеими руками, откапывать свою бороду. Наконец, Одноглазый, кое-как, выкарабкался из земляной кучи, после чего, с большим трудом, отыскал в песке потухшую трубку и свою изуродованную шляпу, которая стала рваной и грязной, и одел её на свою голову. Затем, Одноглазый отряхнулся и откопал закопчённое, грязное и рваное знамя, после чего, подскочил к Тичу, бросил рядом, на землю, знамя, и, обеими руками, начал помогать, тому, откапывать его драгоценную бороду. Одноглазый, руками, наткнулся на пистолет Тича, засыпанный вместе с бородой.
— Пистолет, — сказал Тичу Одноглазый, передавая, тому, его оружие.
Тич взял свой пистолет, отряхнул его, и вложил в кожух перевязи.
Через три минуты, бороду Эдварда Тича удалось высвободить. Одноглазый взял в руки знамя, прилёг на живот, а Тич, не обращая внимания на пролетавшие мимо пули, и рвущиеся, рядом, ядра, начал отряхивать свою бороду от земли, грязи и песка. Все четыре фитиля, на конце его бороды, продолжали тлеть и дымиться, что придавало Тичу, и всем пиратам, как они все считали, дополнительную храбрость. Наконец, Эдвард Тич вытряхнул свою бороду, осмотрел поле сражения, и, глядя на обороняющийся лагерь воинов Юлии, лёг на землю.
— Индюк! — позвал Тич своего второго помощника.
К лежащему на земле Тичу, подбежал Индюк, находившийся неподалёку, держа под мышкой потрёпанное знамя.
— Ты звал, Тич? — спросил Индюк.
— Звал, — прорычал Тич.
Чёрная Борода приподнял голову, и приказал Индюку:
— Распорядись подать, мне, бутылку рома.
Индюк, тут же, испарился, и, через пять минут, Чёрной Бороде была доставлена бутылка рома. Одноглазый вытащил из кармана мешочек с табаком, набил свою трубку новой порцией табака, положил кисет в карман, после чего, подкурил от тлеющего фитиля, что тлел в бороде Тича, и сделал затяжку. После этого, он сел на землю, и начал курить.
Тич вытащил, с перевязи, пистолет, и встал в полный рост, несмотря на пролетавшие мимо пули и пушечные ядра, и не обращая на них никакого внимания.
— Вставай, Одноглазый! — приказал Тич своему помощнику. — Победа близка. Выше знамя!
До лагеря Юлии, оставалось чуть больше сотни шагов. Одноглазый сунул трубку в свою пасть, поднялся, взял в руки древок, с грязной тряпкой на нём, разорванной в лохмотья, и которая называлась знаменем, и сделал новый шаг вперёд, навстречу граду летящих пуль. Попугай Барон сделал круг над полем битвы, и снова сел на плечо к Одноглазому.
— Вперёд! За Дракона! — крикнул Тич пиратам, делая глоток рома из бутылки, и сам сделал очередной шаг в сторону отряда Юлии.
— Вперё-ёд! Вперё-ёд! Вперё-ёд! — закричал попугай всем пиратам.
В этот момент, возле Чёрной Бороды, снова упало и взорвалось очередное пушечное ядро. Тича, Индюка и Одноглазого, вместе с попугаем, взрывом, вновь отбросило на несколько шагов в сторону.
На этот раз, у Тича, взрывной волной, оторвало половину бороды, на середине её длины. Он, испуганно, захлопал глазами, плохо понимая, о случившемся.
Оторванный кусок бороды Эдварда Тича выбросило на ветку кроны, одиноко стоявшего, рядом, дерева.
Озлобленный Тич поднялся, продолжая хлопать глазами, быстро вложил пистолет в кожух перевязи, швырнул в сторону, чудом уцелевшую бутылку с ромом, схватился за свою, наполовину укороченную бороду, и с испугом начал глядеть на крону дерева, вверх, где на ветке болтался и дымился оторванный кусок его чёрной бороды. Наконец, Тич, окончательно понял, что с ним произошла очень страшная беда.
— Моя борода! Моя борода! — испуганно закричал Эдвард Тич.
Индюк, Одноглазый и попугай Барон перевели дух, и стали отряхиваться от грязи и песка. Одноглазый поднял свою трубку и сунул её в рот.
— У-у-жас! — крикнул, во всё горло, попугай.
От горя и несчастья, Тич забыл об опасности, и, не обращая внимания на грохот ядер и свист пуль, подбежал к дереву. Он, изо всех сил, начал делать отчаянные попытки взобраться по стволу дерева наверх, за обрывком своей бороды, но, у него, ничего не получалось. К Эдварду Тичу подбежали Одноглазый и Индюк, и стали помогать ему, вскарабкиваться по стволу вверх, подталкивая того, изо всех сил, руками и плечами. Но, тяжёлый Эдвард Тич, каждый раз, вскарабкавшись на три фута, соскальзывал вниз по стволу. Видя мучения Тича, попугай Барон решил оказать ему свою помощь. Он взлетел на крону дерева, схватил клювом, висевший на ветке обрывок бороды, и спланировал на плечо Эдварда Тича, вручив тому, прямо в руки, оторванный кусок его драгоценной бороды. Затем, попугай перепрыгнул на плечо к Одноглазому, а Тич начал, с испугом, вертеть в руках, и рассматривать обрывок своей бороды, в которой продолжали тлеть и дымиться четыре запальных фитиля. Тич, округлёнными испуганными глазами, и с раскрытым ртом, глядел на оторванный клочок своей бороды.
— Тысяча чертей! Моя борода! Я же её отращивал много лет! — закричал, от горя, Тич, не зная, что делать с этим оторванным куском бороды.
Неподалёку, упали и разорвались три пушечных ядра, но, ни Тич, ни Индюк, ни Одноглазый, уже не обращали никакого внимания на рвущиеся, вокруг, ядра, и, пролетающие мимо, пули. Все они были озабочены, свалившейся на бороду Эдварда Тича, бедой.
— Моя борода! Моя борода! — продолжал причитать Тич, крутя в руках обрывок своей бороды.
Индюк и Одноглазый не знали, как помочь Тичу. Но, к счастью, Одноглазому, в этот миг, пришла в голову замечательная идея. Он зажал свою трубку в зубах, взял у Тича, правой рукой, обрывок его бороды, левой рукой ухватил конец уцелевшей части, свисавшей на подбородке Эдварда Тича, и обеими руками, быстро, связал обе части бороды на один толстый крепкий узел.
— Всё в порядке, Тич, — сказал Одноглазый успокоительным тоном, взяв трубку в правую руку. Индюк, тут же, вытащил из кармана маленькое зеркальце, и поднёс его к глазам Тича, чтобы тот, мог посмотреть на себя. Тич начал вглядываться в зеркальце, поглаживая свою драгоценную бороду. Борода Эдварда Тича стала на треть короче, а из узла, в разные стороны, торчали два её конца. При этом, все четыре фитиля, в ней, продолжали тлеть, пыхтеть и дымить. Тич сел на землю, и, осматривая свой облик, начал морщиться, состряпав недовольную физиономию.
— Борода на месте, Тич, — сказал, с успокаивающей интонацией, Индюк, садясь на корточки.
Тич начал успокаиваться. Затем, он перестал смотреть на себя, в зеркальце, вытер ладонью пот, со лба, и сладко заулыбался.
— Ух! Всё обошлось, — промычал Эдвард Тич.
Через три минуты, Тич, окончательно, успокоился. Индюк сложил в карман своё зеркальце, а Одноглазый подобрал, брошенную Тичем, бутылку с ромом, и вручил её своему главарю.
— Твоя бутылка, Тич, — сказал Одноглазый, садясь на землю, напротив своего главаря, и сделал очередную затяжку табачного дыма.
Тич взял в руки свою бутылку, сделал три глотка рома, и начал благодарить Индюка и Одноглазого:
— Вы — настоящие друзья.
Тич сделал ещё два глотка, и, решительно, сказал Одноглазому и Индюку:
— Мы победим!
Эдвард Тич встал в полный рост, состряпал храбрую физиономию, вытащил с перевязи пистолет, сделал очередной глоток рома, из бутылки, и крикнул всем своим пиратам:
— Доблестные пираты! За Дракона! В атаку! За мной! Выше знамя!
Одноглазый сунул трубку в рот, схватил древок с тряпкой, которую Тич продолжал называть знаменем, и поднялся с земли. Индюк, также, поднялся с земли и встал в полный рост. Тич сделал шаг вперёд. Пираты, вслед за Тичем, Индюком и Одноглазым, поднялись и возобновили наступление на лагерь Юлии. На другом фланге, осмелевшие воины Дракона, под окрики и ругань Саида, также, возобновили атаку. Командиры войска Дракона надеялись на победу.
