Георгий Почепцов - Сказки
А снег падал, падал, падал… Видно, где-то наверху рушились новые воздушные замки. Но пока на земле не перевелись еще строители воздушных замков, не стоит об этом горевать…
Глава восьмая,
в которой день приносит новые чудеса
После этого случая Ковнацкая долго приглядывалась к Володе, шушукалась с девочками. Володя заметил, что в классе то одна, то другая украдкой его рассматривают. Вот повернулась в его сторону Сидоркина. Вот просит резинку Майорова, внимательно изучая Володю. Как они надоели, эти девчонки, вечно что-то придумают!
На перемене Витек отозвал Володю в сторонку:
— Ты знаешь, Ковнацкая всем говорит, что ты — это не ты…
— Как? А кто же?
— Он. Тот. Твой двоюродный брат.
— Троюродный, — поправил его Володя.
— Ну, троюродный. Вроде он вместо тебя в школу ходит и оценки за тебя получает. Академику, мол, это легко…
Володя побежал к Ковнацкой:
— Ты что это слухи всякие распускаешь?
— Какие-такие слухи? — воинственно затрясла косичками Ковнацкая.
— Что я — это вовсе не я, а академик.
Ковнацкая изучающе на него уставилась. Володя демонстративно повернулся в профиль.
— Может, тебе так удобней? — угрожающе произнес он.
Но Ковнацкая не обиделась, а обрадовалась.
— Точно, девочки, это не он, — закричала она. — У нашего Володьки нос картошкой, а у этого прямой, благородный. Это — тот!
— Я тебе покажу картошкой! — бросился на нее с кулаками Володя.
Ковнацкая завизжала и спряталась за спины девочек.
— А как ты докажешь, что ты — это ты? — крикнула она, очутившись в безопасности.
Володя опешил. Действительно, доказать, что ты — это ты, было трудно, даже невозможно.
— Ага! Ага! — торжествующе запрыгала Ковнацкая. — Вот и не можешь!
Но Володя смог. Он растолкал девчонок и добрался до Ковнацкой, цепко схватив ее за косичку.
— Теперь веришь, что я — это я? Академики за косы никого не таскают.
— Верю, — сквозь слезы прошептала Ковнацкая, и Володя ее отпустил.
— Раз ты так, то и я всем расскажу! — крикнула она, отбежав подальше.
— Что? Что? — взбудоражился класс.
— Они с одним стариком на тучу залезли, но свалились! — Ковнацкая захихикала.
— Куда? На какую кучу? — недоумевали ребята.
— Не кучу, а тучу. Сама видела. Еще языки мне оттуда показывали…
— Да не показывал я…
— Ага, видите, сознался, что лазил! Да разве школьник имеет право на тучу забираться? Лучше бы макулатуру собирал — вот польза. Кстати, раз вас теперь с братом двое, то вы должны и макулатуры больше принести.
— Еще чего — больше! — возмутился Володя. Но за сбор макулатуры отвечала Ковнацкая, и потому спорить с ней особенно не стоило.
— А не принесешь, я твоей маме все расскажу — и про старичков подозрительных, и про братьев троюродных…
— Ладно, не пугай. Тебя никто не боится. Я и сам хотел больше принести, так и быть, — пообещал Володя и пошел на свое место. Не хватало еще, чтобы всей этой историей заинтересовалась мама.
Глава девятая,
в которой главным действующим лицом становится макулатура
— А что это за макулатура такая? — спросил Дин, когда они шли домой.
— О, смотри, машина новой марки, — попытался отвлечь его Володя. Но Дина не так легко было сбить с толку: он упрямо ждал ответа.
— Это ненужная бумага, — пришлось разъяснить ему.
— Так зачем же она?
— Из нее потом сделают нужную.
— А из нужной — снова ненужную? — засмеялся Дин.
— Чем смеяться, лучше бы придумал, где нам ее набрать, — рассердился Володя.
Дин замолчал. А с утра началось что-то невероятное. К школе потянулись один за другим дяденьки — высокие и низкие, толстые и худые — и все тащили с собой связки бумаг. Отдышавшись, они спрашивали, где найти Ковнацкую. Потом доверительно шептали ей: «Я от Володи», ссыпали бумагу в школьный подвал, вытирали пот со лба и уходили.
Вначале Ковнацкая радовалась. Но когда подвал переполнился, она забила тревогу. Отыскала в школе Володю и устроила ему сцену. Володя, подхватив портфель с Дином, выскочил на улицу. Возле подвала выстроилась очередь.
— Мы от Володи. Почему у нас не принимают?
— Хватит, миленький Дин! — взмолился Володя.
— Сейчас, сейчас.
Дин спрыгнул на землю, став сразу Володиного роста, и хлопнул в ладоши. Очередь молча сложила связки возле двери подвала и разошлась. Двор быстро опустел.
Глава десятая,
в которой детям до шестнадцати очень хочется попасть в кино
Если оставалось время до звонка, ребята собирались в группки и говорили, говорили, говорили, как будто расстались не вчера, а год тому назад.
Володя тоже мог поддержать разговор. На этой неделе он водил Дина в кино на «Марию-Мирабеллу», а по телевизору они смотрели «Транссибирский экспресс».
— А как он того дверью, а? — вставил свое слово Володя.
Все ахали и ухали, обсуждая драку. И почему это из фильма запоминаются именно драчливые сцены?
— Ага, ага, — поддакивали в ответ смотревшие, а не смотревшие с завистью шмыгали носами.
— А он сиганул через окно и по вагонам! А тот лежит, вот умора! — рассказывал, что посмешнее, Володя. И все дружно смеялись вместе с ним.
В таком разговоре можно было даже обходиться без слов, а только намекнуть: ребята и так легко догадывались, о чем идет речь. Кто не посмотрел новый фильм — сразу выпадал из коллектива. Не о чем с ним было беседовать. Да и невозможно. Ведь он ничего не понимал в самых простых разговорах. Вроде такого:
— А он его…
— Ага, а потом как бабахнет.
— А тот…
— Угу!
Кто видел один фильм, кто — другой, но только Остапущенко смотрел все фильмы подряд. Он мог пересказать даже такой фильм, который никому увидеть не удавалось, куда дети до шестнадцати, к сожалению, не допускаются. Потому что Остапущенко повезло: у него дядя — киномеханик! А это расценивалось даже повыше, чем дядя — генерал. Остапущенко мог снисходительно слушать все эти детские разговоры и одной своей фразой осадить любого:
— Это все ерунда, а вот я видел…
Да что там говорить! Ведь он мог смотреть любой фильм столько раз, сколько хотел. Поэтому последнее слово всегда оставалось за ним.
После уроков, идя домой, Володя и Дин замедлили шаги возле киноафиши. На ней из перевернутой машины выпрыгивал человек с пистолетом. Вот это да! А ниже: «Дети до шестнадцати не допускаются». Володя вспомнил Остапущенко и вздохнул. Потом вопросительно поглядел на Дина.
Дин понимающе кивнул, и вскоре к кассе подошли двое старичков, удивительно похожих друг на друга. Только бороды у них были разные: у одного — рыжая, у другого — черная. Старики-близнецы купили билеты и двинулись к контролеру. Тут один из них немного струсил. Он затряс бородой и решил спрятаться за другого, чтобы пройти незаметно: а вдруг контролер что-то заподозрит, увидев его школьный портфель? Этот страх передался и другому старику. Так, прячась друг за друга, они прошмыгнули в фойе. Все, к счастью, обошлось благополучно.
Старики походили в ожидании, съели удивительное для их почтенного возраста количество мороженого и наконец направились в зал.
Не спеша, с преувеличенным кряхтением поднимались они по лестнице. Вошли в зал и… остолбенели. В ближайшем к двери кресле сидел… физик Николай Федорович и рассеянно рассматривал входящих.
Старики разом круто повернули и побежали вниз, сбивая с ног поднимавшихся в зал зрителей. Они даже забыли о том, что старикам положено и бегать спокойно. Но о чем тут говорить, если раз в жизни собрались на такой фильм и так не повезло!
На лестнице им попался Остапущенко. Надо было спасать товарища.
— Назад! Назад! — прошептал ему старик с рыжей бородой. — Там ОН!
Остапущенко оторопело смотрел на стариков. Он никак не мог понять, чего же от него хотят. Тогда старики, не сговариваясь, подхватили его под руки и понесли из кинотеатра.
Как Остапущенко ни вырывался, старики вынесли его на улицу, подмигнули друг другу и потащили к афише.
— Тебе сколько лет? — строго спросил старик с рыжей бородой. Остапущенко втянул голову в плечи.
— Читать умеешь? Тут написано: «Не допускаются». Из какой, говоришь, школы?
— Я не буду больше, — затряслись у Остапущенко плечи. — Честное слово, дедушки, не буду.
— Ладно, ладно, — погладил его по голове старик с черной бородой, — расти большим, внучек, хи-хи.
И оба громко захохотали. Они уже отошли далеко, а Остапущенко все не мог оторвать взгляда от школьного портфеля одного из стариков. Где-то он его видел!
Глава одиннадцатая,
в которой звездам не сидится на месте
— Давай пройдемся, — предложил Дин, когда стемнело, и Володя с радостью согласился.
