Владислав Крапивин - Белый шарик Матроса Вильсона
…А может, и не беда? Может, напротив, маленькая награда за несчастливое лето? Тихий солнечный день с беззаботностью и свободой…
Берег
Банный лог лишь вначале казался переулком. А потом стало ясно, что это улица: не спеша она прыгает по буграм вниз, виляет и не кончается. Каменные плиты, лесенки и заборы — в пятнах от солнца и тополей. Семена плывут в тихом воздухе… Чудо что за улица! Даже все плохое, что вспомнилось, забывается здесь почти сразу. И опять — спокойствие, чуточку ленивые и хорошие мысли…
И люди здесь хорошие. Вон бабка на лавочке посмотрела по-доброму, а могла ведь проворчать: «Уроки учить надо, а не прыгать тут…» Двое мальчишек с удочками попались навстречу, глянули спокойно и тоже ничего не сказали. А могли ведь придраться: «Чего тут шляешься не по своей улице?»
Но Банный лог закончился, разветвился на две улочки. Стасик свернул на правую, и она привела к палисаднику… К простому шаткому палисаднику, за которым Стасик увидел, что искал!
Блестел синеватыми стеклами дощатый зеленый дом с белыми карнизами — длинный, с башенкой, на которой прожектор и мачта с тросами и фонариками, как на корабле. За домом виднелась корма высокой баржи, а к барже приткнулся грязно-белый пароходик с красными кругами на сетчатых перилах. На кругах надпись — «Хрустальный». Был он вовсе не хрустальный, а обшарпанный. Но все равно совершенно настоящий пароход. Он деловито посапывал. А по сторонам от пристанского дома — все то, что создает живописность портовой жизни. Серый склад с громадной надписью: «Не курить!», штабеля ящиков и бочек с рыбным запахом, мотки толстенного троса, вытащенный на берег катер и даже метровый якорь-кошка, с четырьмя ржавыми лапами, — он валялся в лебеде, как самая обыкновенная вещь.
Стасик пролез между расшатанными рейками палисадника. Оглянулся: не погонят ли? Но гнать было некому — безлюдье. Он потрогал сухой теплый якорь и наполнился удивительным чувством: этакой причастностью к дальним плаваниям и приключениям. Правда, не было горластых чаек и шума прибоя, по ящикам и в траве скакали сухопутные пыльные воробьи, а недалеко от якоря паслась коза. Но даже эта домашняя умиротворенность была Стасику по душе. Так и должны выглядеть маленькие пристани. Будто в книжке про Тома Сойера и Гека Финна. В такой сонной тишине как раз и могут случиться всякие удивительные события.
Но пока ничего не случалось. Только пароходик гукнул гудком и бойко зашлепал колесами вниз по течению. Стасик помахал ему, потом посмотрел туда-сюда. Между ним и пристанью тянулся двойной рельсовый путь. Стасик встал на рельс, повернулся так, чтобы солнце светило в спину, и, балансируя, зашагал по рельсу. Туда, где виднелись кирпичные старинные склады, какие-то вышки, будки на столбах и круглый бак водокачки.
Слева блестела река, стояли у берега плавучие причалы. Справа подымались, как горная цепь, заросшие откосы. Они будто нарочно отодвинулись, чтобы на низкой части берега нашлось место для пристанских построек и рельсовых путей.
На ближней к воде колее стоял товарный состав. Стасик пошел вдоль щелястых коричневых вагонов, от которых пахло теплым железом и смазкой. Он, хотя и жил недалеко от вокзала, впервые в жизни видел так близко тяжелые колеса с могучими пружинами рессор и черной накипью на чугунных выступах…
Из-под вагона выбрался лысоватый старый дядька в замасленной куртке. Глянул на Стасика без удивления.
— Гуляешь?
— Ага, — кивнул Стасик. — Я смотрю. Я тут раньше не бывал. — Он сразу понял, что дядька не заругает, не прогонит, лицо у него доброе.
— Чего ж ты с сумкой, а не в школе?
— А прогнали, — безбоязненно сказал Стасик.
— Ну вот… Один раз прогонят, другой, так и начнешь болтаться…
— Да не-е… Это случайно!
— А газетки у тебя, случайно, нет? На самокрутку.
— Газетка имеется! — Стасик сел на корточки, расстегнул сумку и содрал с нового задачника обертку. Протянул дядьке клок с заголовком «Туренская правда» и обрывком названия статьи — «Сталин — наше зна…».
Дядька вытащил пачку махорки, свернул «козью ножку».
— Ну, гуляй! Да к колесам-то не суйся, а то скоро дергать будут. Иди вон туда, подале…
Стасик протопал еще шагов двести и увидел справа, на фоне репейно-бурьяновых зарослей, коричневый домик. Маленький, будто игрушка, с медным колоколом у крыльца, с черными буквами на пыльно-белой эмалевой вывеске:
Ст. Рѣка
Стасик подивился этой старине, сохранившейся от царского времени. И почудилось, что он не в родной Турени, а в каком-то полусказочном городке. Заколдованная солнечная тишь, таинственный безлюдный вокзальчик.
Понятно, что отсюда не ездили пассажиры, это перевалочная станция, грузы тут идут с воды на рельсы и обратно. А сейчас, во время мелководья, станцию используют просто как тупик для товарного порожняка. Но почему-то придумывается, что вот-вот выйдет на крыльцо похожий на Карабаса Барабаса начальник станции, зазвонит в колокол, из-за мыса покажется поезд с блестящим, как самовар, паровозом и нарядными вагончиками, выскочат пестрые пассажиры, расставят зеленые столы и начнут играть в пинг-понг. А на перроне затрубит и заухает барабаном праздничный оркестр — как в кинофильме «Золотой ключик»…
От маленькой платформы вела наверх деревянная извилистая лестница. Чтобы осмотреть все здешние места разом — и станцию, и пристань, и похожие на кирпичную крепость склады, Стасик решил забраться повыше. Во-он туда, где в стороне от лестницы есть удобный травянистый уступ.
Стасик поднялся. Сперва по ступеням, потом просто по склону. И вдруг понял, что сильно устал. И главное, отчаянно захотелось есть! Ну что же, все как в походе.
Стасик расположился на лужайке размером со стол для пинг-понга. Этот горизонтальный выступ берега среди чертополоховых джунглей словно кто-то нарочно сделал, чтобы сидеть и поглядывать с высоты. Стасик и поглядывал. И жевал «полдник» — два ломтика хлеба с маргарином, — мама перед школой положила ему этот припас в сумку… Эх, мама, мама, знала бы ты, где сейчас твой сын…
Но печальная эта мысль скользнула, не оставив горечи. Потому что хорошо было Стасику на спокойной солнечной высоте с искрами паутинок. Пространство уже наполнялось желтоватым предвечерним светом. Солнце теперь висело невысоко от башен старинного монастыря, что поднимался над обрывом далеко за фермами деревянного кружевного моста.
Стасик слизнул с ладоней крошки, вытер пальцы о штаны и кинул вниз скомканную газету — обертку от бутерброда. Белый комок попрыгал по склону и застрял в чертополохе. Он Стасику напомнил белый шарик. Лагерь напомнил. А значит — и ненавистного Бледного Чичу с дружками… Ну зачем вспоминать о них? Лучше бы их никогда на свете не было!
Шарик сказал тогда: «Развеять в самую мелкую пыль!» Это, выходит, на атомы?
Все, что есть на свете, состоит из атомов. Стасику это разъяснила соседка-восьмиклассница Люська Полтавская два года назад, когда американцы взорвали над Японией атомную бомбу. Ребята на улице тогда спорили, что такое «атомная» и почему она так здорово трахнула. Ну вот, Люська (она добрая и спокойная) подошла и рассказала про атомы: что они совсем крошечные, невидимые, меньше микробов, а сила в них громадная.
— Значит, я тоже из атомов состою? — осторожно спросил Стасик.
— А как же.
Дело было под вечер. Стасик тихонько пришел домой, приткнулся в уголке. Мама заволновалась:
— Ты что присмирел?
— А мы не взорвемся? Раз мы все из атомов…
— Боже ж ты мой, что это делается, — расстроилась мама.
А Юлий Генрихович объяснил, что атомы сами по себе не взрываются. Атомной бомбе нужны «соответствующие условия». Очень сложные и секретные. Лишь при них она сработает.
— Тогда хорошо, — успокоился Стасик.
— Чего хорошего, — сказала мама. — Сбросили не на армию, а на город, где мирные люди. Дети и матери. Они-то при чем?
— Да я не про то, что сбросили, — насупился Стасик. — Я про то, что хорошо, что не взорвемся…
Скоро японцы все сдались в плен, и Юлий Генрихович говорил, что атомная бомба тут ни при чем. «Эта страна была обречена ходом истории». Стасик был согласен: наша Красная Армия вполне могла победить самураев и без помощи американцев. Уж если Германию расколотили, то какую-то крошечную Японию… Но так или иначе, а была полная победа, и теперь каждый год третье сентября — праздник, нерабочий день… Ой!.. Да как же он забыл? Это же завтра! Совсем вылетело из головы из-за истории с капсюлем!.. Значит, завтра не надо идти в школу! А послезавтра эта история, скорее всего, забудется. Нина Григорьевна — она вовсе даже не злопамятная! Стасик на радостях дрыгнул ногами, завалился на бок и… не удержался на выступе, покатился кубарем.
Нет, плохого не случилось. Кувыркнулся несколько раз, уцепился за бурьянные стебли, сел. Головой помотал: ф-фу ты, приключение какое… Помигал и увидел перед собой отвесную глинистую проплешину.