Олег Коряков - Формула счастья
Обзор книги Олег Коряков - Формула счастья
Олег Коряков
ФОРМУЛА СЧАСТЬЯ
Он устрёмлен вперёд. Ведь он искатель.
Такого же искателя он ищет,
Который ищет вдалеке другого
И в нём себе подобного находит.
Вся жизнь его — искание исканий.
Он будущее видит в настоящем.
В нём жажда бесконечных устремлений.
ЗАДАЧА С ДВУМЯ НЕИЗВЕСТНЫМИ
Выйдя из воды, Ярослав пробежался по берегу, потом улегся на тёплых пластмассовых мостках. Пологие, плоские волны, взблёскивая солнцем, безостановочно катились из яркой, словно намалёванной сини озера. Собственно, это было не озеро, а пруд с давним, почти забытым названием Партизанский. Но все его звали просто Озером. Вдали бугрились чуть подёрнутые маревом невысокие Уральские горы.
Ветерок и солнце быстро сушили тело. Ярослав закрыл глаза. Волны плескались о берег мерно, и от этого шум сосен казался ритмически организованным. Ярославу почудилось даже, что он улавливает какую-то, пока неясную мелодию. В неё вплетался лёгкий сипловатый шумок пассажирских электролётов. Их стоянка была недалеко.
По мосткам мягко прошлёпали босые ноги и остановились. «Рано», — догадался Ярослав. Он представил, как она, чуть склонив голову, смотрит на него. Ему хотелось, чтобы взгляд был нежным.
— Дремлешь? — спросила Рано и села рядом.
— Слушаю мир, — сказал Ярослав, не открывая глаз.
— И что ты услышал?
— Многое. Плеск волн и шум деревьев. Стрёкот пассажирских козявок и грохот ракет, которые уходят в космос. И бесшумный лёт Земли и шорохи Юпитера. И то, как ты натягиваешь белую купальную шапочку.
— Как ты узнал, что белую?
— Она тебе идёт больше других. Золотистое тело, чёрные волосы и белая шапочка.
— Яр, тебе полезно валяться на солнце: оно будит в тебе поэта.
— Хо! — Ярослав стремительно сел. — Зачем его будить? Поэт всегда бодрствует во мне.
Светлые, коротко подстриженные волосы парня ещё не успели просохнуть и смешно торчали. Рано посмотрела на его стройное мускулистое тело и решила, что с завтрашнего дня («Почему с завтрашнего, а не сегодня?») заставит Андрея по два часа в день плавать. И в ту же секунду Ярослав спросил об Андрее:
— Где твой братец?
— С утра дежурил в школьной фонотеке.
— Это уже было три дня назад.
— Андрею нравится. Он хочет придумать какую-то новую систему программирования для киберучетчиков.
— Значит, придумает. — Ярослав сделал стойку на руках, потом опять сел. — Мой дед говорит, что характер мужчины определяется в шестнадцать лет. А у Андрея он определился в десять. Уже тогда — помнишь? — Андрей доказал, что он выполняет всё им задуманное.
— А у тебя характер определился? — улыбнулась Рано.
— Нет, ведь я нормальный человек. Подожду, когда исполнится шестнадцать. Ждать совсем недолго.
Рано опять улыбнулась чему-то своему, затаённо, и задумалась… Солнце медленно катилось меж высоких и лёгких перистых облаков. В парке было малолюдно. Кое-кто плавал в озере, другие отдыхали на мостках; на теннисных кортах глухо ударялись мячи.
— Ты будешь купаться? — спросил Ярослав.
— У тебя радик с собой? — вместо ответа поинтересовалась Рано.
— Со мной. Ты хочешь вызвать Андрея?
— Да. Он просил позвать его, если я встречу тебя. Что-то опять придумал…
Ярослав протянул ей карманный радиовидеотелефон. Пальцы Рано быстрыми лёгкими движениями прошлись по кнопочному циферблату настройки и вызова. Одна из плоскостей аппарата вспыхнула мягким фосфоресцирующим светом. Вскоре в ней появилось чуть одутловатое лицо Андрея. Угольно-чёрные волосы смешно топорщились, — видно, по обыкновению, он ерошил их. Андрей был недоволен: оторвали от дела.
Рано усмехнулась, но совсем не добродушно:
— Я не теряю надежды, Анд, что когда-нибудь ты приучишь себя начинать разговор с более приятным выражением лица.
— Это так важно?
— Разве ты живёшь вне общества? — Рано начинала сердиться.
— А я надеюсь, что когда-нибудь ты приучишь себя разговаривать со мной без нотаций.
— Не раньше, чем ты научишься вести себя.
— Это все, что ты хотела мне сообщить?
— Мы ждем тебя в парке, у главного эскалатора.
— «Мы» — это, надеюсь, с Яром?
— Конечно.
Лицо Андрея просветлело:
— Прости, я был неправ. Сейчас буду…
Рано возвратила радик Ярославу. И рассмеялась;
— Нет, характер Анда вовсе не определился. Во всяком случае, я его таким не приемлю. Потому что упорство — это ещё не характер. Анд не умеет уважать людей. Извиняться — не значит быть воспитанным. Быть воспитанным — значит не допускать того, за что необходимо извиняться.
— Ох и строгая сестра! — покрутил головой Ярослав.
— Справедливая, — поправила Рано.
Она была моложе их на год, и всё же они не могли не слушаться её. Может быть, потому, что она была почти безупречна и, значит, имела право на власть.
Их семьи издавна жили в одном микрорайоне, и ребята воспитывались в одном интернате. Рано для Ярослава была как сестра, Ярослав для неё — как брат. Она, пожалуй, любила его ещё больше, чем родного брата Андрея. Но, конечно, не показывала вида. Старалась не показывать. Ведь нехорошо, если мать отдает предпочтение одному из сыновей, а сестра — одному из братьев. Это древняя мудрость. В Рано она была.
В ней вообще было что-то древнее. Наверное, в глазах. Они были диковатые. О нет, не безумные и не бездумные, наоборот, в них светилась мысль, в её больших и темных, карих глазах. Но очень уж яркий, даже яростный огонь порой вспыхивал в них, хотя тут же, сдерживая себя, Рано тушила его. В том огне, думалось Ярославу, горят отблески великих страстей и бед, пережитых её далекими предками, и в кровавых битвах двадцатого века, и ещё раньше, в пламени народных восстаний, и ещё — в угрюмых походах и сечах полудиких азиатских орд.
А может, это только казалось Ярославу? Он любил думать о прошлом человечества. Его не переставала удивлять поразительная история людей — этих существ, которые в общем-то ещё совсем недавно ютились в пещерах и землянках, дубинками и камнями отбивались от четвероногого зверя, потом нелепо враждовали друг с другом и в то же время стремились к идеальному устройству общества.
Ярослав уже опубликовал две свои первые заметки в юношеском журнале археологов и не то шутя, не то серьёзно говорил, что когда-нибудь напишет труд, в котором обобщит закономерности общественного развития разумных существ Вселенной.
— Смотри-ка! — воскликнула Рано. — Мир меняется на глазах. Анд идёт по тропинке.
Ярослав оглянулся. Действительно, Андрей, на удивление, в этот раз не воспользовался эскалатором, бегущим к озеру, а спускался с горки, от остановки электролётов, по пешеходной тропе.
— Поздравляю, — с усмешкой встретила его сестра. — Ты, я вижу, решил-таки приобрести истинно спортивную закалку.
Андрей рядом с ней казался грузным и неповоротливым.
— Скажи, историк, — обратился он к Ярославу, девчонки всегда были такими? И в двадцатом веке, и раньше — в средневековье? Они такими будут и в двадцать втором столетии? Видимо, в них, где-то внутри, навечно запрятана мечта о восстановлении матриархата. Они хотят властвовать. Неистребимый пережиток древности.
— А тебе нужен патриархат? — сверкнула глазами Рано.
Ярослав усмехнулся:
— Ведь ты знаешь, Анд, что в переводе на русский имя Рано означает: шиповник, дикая роза.
Рано мгновенно повернулась к Ярославу:
— Ты хочешь сказать, что я похожа на розу или что у дикой розы есть колючки?
— Он говорит о колючках, — пожал плечами Андрей. — Видишь, историко-лингвистические данные помогли нам научно обосновать особенности твоего характера.
Глаза Рано блестели. Она любила перепалки.
— Ну, подождите, я свой характер покажу в воде!
Андрей присел под тент, сказал миролюбиво:
— К тому времени я тебя умаслю. Нет, серьёзно, Рано. Я должен признаться: кое в чём ты права. Сегодня я слушал запись последнего выступления профессора Беляева. Вообще он говорил о бионике, но между прочим привёл факты, которые заставили меня задуматься о себе. Как ни разумны люди и их образ жизни, человек как вид хиреет, если он слишком увлекается вот такими благами цивилизации. — Андрей кивнул на бегущую ленту эскалатора. — Беляев говорит, что совершенно необходимы постоянная закалка и тренировка.
— О люди! — с трагическим пафосом воскликнула Рано. — Но ведь именно это нам внушали с первых школьных лет.
— Я как-то не придавал этому значения, — признался Андрей.
Ярослав улыбнулся:
— До сегодняшнего дня Анд не слышал этого в своих ультрафонограммах.
То была шпилька. Книгам и лекциям Андрей предпочитал звукозапись. В их школе работала серия аппаратов, которые, преобразуя звуковые волны в электромагнитные определенной силы и частоты, позволяли воспринимать запись непосредственно мозгом. Усвоение «услышанного» было очень быстрым и прочным. Ярослав же больше любил чтение: оно позволяло наслаждаться самим процессом познания.
