Роберт Липаруло - И приидет всадник…
Брейди посмотрел на часы: он обещал сыну позвонить два часа назад. Он отыскал в кармане новую телефонную карточку и положил ее рядом с собой. Снял трубку, услышал гудок и набрал «девятку». Гудок на мгновение прервался, затем возобновился. Брейди ввел информацию с телефонной карточки, набрал номер Оукли.
Зак ответил сразу, раньше, чем успел окончиться первый звонок.
— Привет, ребятенок! — бодрым голосом сказал Брейди.
— Папа! Я заждался.
— Прости. Было срочное дело.
— Ладно. Где ты?
Брейди ответил не сразу. Но он не хотел, чтобы Зак думал, что отец до самого конца лгал ему.
— Ты не поверишь, — сказал он. — Я в Израиле.
— Там, где жил Иисус?! Ничего себе! Что ты там делаешь?
— Ну, помнишь того типа? Вот он теперь здесь.
— Ты арестовал его? — помолчав, спросил Зак.
— Еще нет.
— Это опасно?
— Да, но я буду осторожен.
— Помнишь, что ты обещал?
«Обещай, что ты не дашь ему тебя убить». Брейди зажмурился.
— Помню, конечно, помню, — ответил он, чувствуя, что у него вот-вот предательски дрогнет голос. — Но знаешь… если что-то случится…
— Мы же договорились! — перебил его сын.
— Зак, выслушай меня! Я хочу, чтобы ты знал…
— Да я и так знаю! — быстро сказал Зак, меньше всего на свете желавший слышать, что еще что-то может случиться.
Брейди замолчал, пытаясь подобрать слова, которые имело бы смысл сказать сыну в такой ситуации, не приводя его в ужас и не нагоняя смертную тоску.
— Ты меня любишь, — первым начал Зак. — И мама меня любит. И мне будет хорошо у дяди Курта и тети Кари. И все мы встретимся когда-нибудь на небесах…
— Сынок, я…
— Но я не хочу встречаться уже там! — закричал Зак со слезами в голосе. — Мама уже там! Хватит! Хотя бы ты останься!
Брейди услышал в отдалении встревоженный голос Кари, которая говорила что-то успокаивающее. Что-то стукнуло и зашуршало в трубке. Брейди уже ждал, что сейчас к телефону подойдет Кари и спросит, чем он умудрился довести сына до истерики. Вместо этого он услышал тихий шепот Зака:
— Ты обещал.
— Обстоятельства иногда…
— Ты дал слово.
Оба замолчали.
Все верно; он обещал, он дал слово. Ему страшно не хотелось оставлять Зака. Но он просто не мог оставить Алишу. Его сердце разрывалось на части, и боль от этого была почти физической.
— Зак!
— Что?
— Подожди секундочку… Не клади трубку…
Брейди положил трубку на кровать, зажал рот ладонью и отошел в другой конец комнаты.
Как же тяжело прощаться.
Он представил себе, как сын держит трубку, напряженно вслушиваясь, а слышит только стук собственного сердца.
Ему всегда нравилось слушать голос сына — такой тоненький и невинный. Зак читал ему вслух книжки, с тех пор как пошел в первый класс, минут по двадцать в день. Брейди всегда с нетерпением ждал этих минут.
Почему он вспомнил об этом сейчас?
Он словно наяву услышал, как сын читает ему из Доктора Сеуса… или что-то из недавнего…
Слова эти прозвучали в его сознании так же ясно, как если бы сын стоял в комнате и произнес их вслух.
Дилан Томас. Зак взял книгу его стихов из школьной библиотеки. Брейди казалось, что стихи сложноваты для четвероклассника, но Заку они нравились. Судя по его замечаниям и вопросам, он их прекрасно понимал.
Особенно ему нравилось следующее: «Не уходи смиренно в ночь благую эту. Дерись свирепо с умираньем света».
«Это про смерть, да?» — спросил тогда Зак.
«Да, — ответил ему Брейди. — О том, что нельзя сдаваться смерти без борьбы. Надо так любить жизнь, чтобы уметь показать смерти кулак и сказать: «Не лезь!»
«А мама так могла?»
«Да, конечно, она очень любила жизнь, — он обнял сына. — Иногда борьба эта длится очень недолго, и мы ее проигрываем, но жизнь всегда стоит того, чтобы за нее драться».
Неужели он это говорил? Да, и даже тогда, после смерти жены, сам верил в то, что говорил.
Драться. Не сдаваться.
Брейди вернулся к койке и взял трубку.
— Зак!
— Да, пап!
— Я давал тебе слово и собираюсь его сдержать, сделаю все возможное. Мне предстоит очень опасное дело. Я никак не могу этого избежать, от этого зависит жизнь другого человека. Но я буду осторожен и так просто не сдамся. О’кей?
— Я хочу, чтобы ты вернулся.
— Я тоже хочу вернуться. Я люблю тебя, сын.
— Я тебя тоже.
— Ну, до встречи, — и это тоже была правда. Должны ведь они когда-нибудь встретиться. Брейди положил трубку.
Надежда, это опять ты? Что ж, с возвращением.
Отчаянье — безжалостный мучитель.
Оно мешает сознанию найти выход из мрака. Оно твердило Брейди, что задача невыполнима, и он в это поверил. Но теперь понял, что это не так.
Теперь он точно знал, как пройти через лабиринт и найти Алишу.
77
В начале одиннадцатого Брейди вышел из отеля «Глория» на стоянку автомобилей за зданием гостиницы. Солнце закатилось два часа тому назад, над городом расстелилось черное бархатное одеяло. Свет фонарей падал на стены домов, выложенные из желтого и красного камня, и на серую булыжную мостовую, появившуюся здесь за тысячи лет до того, как электричество вмешалось в суточный режим человеческой жизни. Брейди забрался в свой «пежо», завел мотор и рванул с места, оставив на асфальте следы от паленой резины. На повороте в проулок, который вел от отеля к Латинскому патриархату, машина едва не опрокинулась, задрав в воздух два колеса. Брейди стукнулся головой о потолок: снова боль. У него и так все болело; где ныло, где дергало, где пульсировало в такт сердцебиению. Он стиснул зубы и отверг мольбы тела о помощи и облегчении страданий.
Однако по пути к семинарии он с разгону проскочил мимо магазина типа «тысяча мелочей» на другой стороне улицы и решил все-таки немного подлатать себя. Развернулся прямо там, где это пришло ему в голову, задействовав для разворота и часть тротуара. Какая-то парочка, прогуливавшаяся, взявшись за руки, шарахнулась от него на газон, хотя Брейди в их сторону не направлялся.
Подогнав «пежо» к магазину, Брейди припарковал его перед входом и направился к двери. Он почему-то ожидал, что дверь заперта на засов и ему придется ломиться в нее, требовать, чтобы открыли… Заранее злясь, он рванул дверь на себя — она оказалась открыта. Висевший над ней медный звоночек звякнул и, сорвавшись с крючка, полетел на витрину с оливками. Падая, он еще раз протестующе звякнул и угомонился. Мальчик, ровесник Зака, подметавший пол в магазине, ошеломленно посмотрел в сторону Брейди.
— Извините, — сказал тот, окинул взглядом магазин и убедился, что здесь есть все, что ему нужно. — Аспирин! — потребовал он для начала. Мальчишка бросил швабру и помчался по проходу между полками. Брейди пошел за ним. Взяв первый попавшийся флакон, на котором ему удалось найти слова «обезболивающее действие», он сорвал с него пробку и высыпал содержимое в рот. Разжевав таблетки (из мела они их, что ли, делают?), он подошел к холодильнику с напитками, взял одну банку, не выбирая, и запил. Густое месиво кое-как отделилось от зубов и прошло в горло. Но газированный напиток из банки, конечно, вспенился и попытался выбросить лекарство обратно. Пришлось глотать по второму разу.
Пока Брейди, гримасничая, всем этим занимался, мальчик смотрел на него, открыв рот.
— Клейкая лента есть? — спросил Брейди, давясь. Он сделал еще глоток из банки и повторил: — Клейкая лента! Широкая, для труб, для вентиляции!
Мальчишка развернулся, как танк — туловище повернулось, а голова продолжала глазеть на странного посетителя — и двинулся в другой отдел.
Брейди взял моток широкой липкой ленты для герметизации воздуховодов. Кроме того, он хотел запастись фонариком, но потом решил, что в этот раз фонарик ему не понадобится. Перед уходом он положил на прилавок пригоршню банкнот и монет.
Через тридцать секунд он был уже на парковочной площадке возле семинарии. Площадка была почти пустой. Брейди выбрал участок поближе к спуску в подземелье и заглушил мотор. Дорожка, что вела к лабиринту, не освещалась и была практически не видна. Он решил, что попробует прорваться через первую дверь, как только кто-нибудь ее откроет, а там уж заставит этого кого-нибудь открыть вторую. А пока Брейди сидел в машине и, глядя на пешеходов, снимал рубашку. Потом отклеил длинный кусок от мотка липкой ленты, налепил его на себя и начал обматывать ленту вокруг торса, особенно стараясь защитить те места, где болели сломанные ребра. Он делал виток за витком, пока не закрыл все пространство от пупка до середины груди плотным панцирем винила. Выйдя из машины, он сделал несколько наклонов в разные стороны, чтобы придать этому панцирю некоторую гибкость.
