Джим Томпсон - Сейчас и на земле. Преступление. Побег
Они поехали в машине капитана, Док — на переднем сиденье, между ним и человеком из его команды, а Кэрол — на заднем, между двумя другими членами экипажа. Над Сан-Диего сгущался туман, медленно опускаясь на залив. Машина осторожно пробиралась сквозь него, въехав на причал с севера, потом объехав по кругу административный центр города и вернувшись с юга.
Судно было пятидесятифутовым крепышом, пришвартованным примерно посредине длинной пристани. По обе стороны от него располагались два других морских судна, сейнер для ловли креветок и катер для увеселительных прогулок, но на обоих царили тишина и мрак. Капитан припарковал машину и положил ключи в бардачок. (Их предстояло забрать его родственнику.) Он открыл дверцу, быстро заговорил на португальском и английском:
— А теперь нам нужно спешить, так чтобы выбраться отсюда с приливом. Но мы не бежим. Мы торопимся не спеша, да?
Его зубы блеснули в напряженной улыбке. Он вышел, остальные последовали за ним и с неторопливой поспешностью двинулись по набережной. Капитан запрыгнул на борт, протянул руки Кэрол. Док приземлился на палубе на секунду позже ее, и капитан, отдавая негромкие команды через плечо, показал им на свою маленькую каюту. Она переходила в их пользование на время путешествия, сам он будет спать с командой.
Он закрыл за собой дверь; раздался гул голосов и невнятная мешанина из звуков. Потом рев — быстро стихший — парных судовых дизелей. И они поплыли в залив.
* * *Капитан вернулся, задернул шторы на иллюминаторах и включил свет.
— Вы будете вести себя очень тихо, да? — Он улыбнулся своей белозубой, нервной улыбкой. — На воде звук разносится далеко.
Он снова ушел. Почти незаметно судно набирало скорость. Они погружались все глубже и глубже в туман, и его серая масса смыкалась позади них.
Док рыскал по каюте, машинально осматривая ее, как он осматривал бы любое незнакомое место. Он не искал чего-то конкретного. Просто смотрел — большинство преступников экстракласса имеют такую привычку. Она несколько раз спасала Доку жизнь, соответственно унося чью-то другую жизнь или чьи-то другие жизни.
Он проверил маленькую книжную полку и аптечку. Заглянул под койку, виновато улыбнувшись Кэрол, которая уже улеглась на нее. Порылся в ящичках для бумаг письменного стола, отыскал кольцо с ключами, открыл и осмотрел все выдвижные ящики. Снова закрыл их на ключ, оставив содержимое в точности в том виде, в каком его нашел, — и тут обратил внимание на тяжелый сундук у изголовья койки.
Он был закрыт на висячие замки с обоих концов. Док перебрал ключи на кольце, с первой попытки нашел нужные и поднял тяжелую дубовую крышку. Внутри лежало некоторое количество серых шерстяных одеял, а также уложенные между ними несколько коробок с патронами, две магазинные винтовки и два двуствольных дробовика 12-го калибра. У Дока загорелись глаза. Потом, с почти рассеянным видом, он зарядил дробовики, положил их поверх сундука и опустил крышку. Он снова вставил замки в скобы — не запирая, хотя по виду казалось, что они заперты. На этом его осмотр и непосредственно вытекающие из него действия закончились, он снова спрятал ключи в ящичек для бумаг и налил себе выпивку.
Лежа на койке, Кэрол какое-то время наблюдала за своим мужем, потом повернулась на бок и закрыла глаза. Его поведение было всего лишь еще одной из разновидностей нормы. Если бы за этим крылось нечто большее, он сказал бы ей. Когда и если возникнет необходимость в том, чтобы сказать.
Она заснула.
Но почти немедленно, как показалось сразу, она опять проснулась.
Где-то там, в ночи, раздавалось странное эхо судовых дизелей. Или нет — это было не эхо, а нарастающее урчание другого двигателя. А за зашторенными иллюминаторами упрямо пробивался сквозь густой туман размытый луч света.
В каюте было темно. Стояла тишина — напряженная, выжидающая, а потом раздался резкий шепот Дока. Теперь Кэрол могла рассмотреть его, почувствовав, что он сидит подле нее. А возле двери она разглядела поблескивающие белые зубы капитана.
— Делай то, что я тебе сказал, Пит. Моя жена и я будем отдыхать.
— Нет! Пожалуйста, сеньор! Я не могу — в этом нет необходимости! Только маленький катер, не больше трех человек, я знаю! Все...
— Тем лучше.
— Пожалуйста! Говорю вам, у нас нет в этом необходимости! Я клянусь, что это так, да к тому же я знаю этих людей из береговой охраны. Я что — чужой для них? Разве я не делал такие же ходки много раз? Мы, возможно, поболтаем некоторое время, и...
— И они задержат тебя на какое-то время. Выяснят, кто ты такой, куда держишь курс. Выведают все, что им нужно, чтобы нас заарканил крейсер.
— Но... но... — В темноте раздался всхлип отчаяния. — А потом, сеньор? Как быть с этим? Его местонахождение будет известно, и будет известно, что я, мое судно были...
— Ты можешь все валить на меня. Моя жена и я пробрались на борт без твоего ведома и завладели вашими стволами и патронами.
— Ха! Да чтобы они поверили в эту историю?!
— А почему нет? Она очень даже неплохая. — Док зловеще замолчал. — На самом деле я бы сказал, что она гораздо лучше, чем другая.
— Вот сказали! Сказать просто — какая другая?
— Та, что тебе придется рассказать Ма Сантис. Хотя вряд ли тебе от этого будет какая-то польза, Пит. Что бы ты ей ни рассказал, от этого не будет никакого проку.
— Но...
Капитан тяжело вздохнул. Урчание моторного катера превратилось в монотонный гул.
— Мне это тоже не нравится, Пит, — искренне сказал Док. — Я ненавижу убийство, и особенно ненавижу это. Но что еще я могу сделать?
— Что еще? — Это теперь едва ли напоминало прежний капитанский голос. — Да, что еще, сеньор? Что может быть дороже собственной жизни?
Он повернулся и ушел. Момент спустя раздался крик:
— Эй, на судне! Эй, «Елена Изабелла»!
Потом легкий стук и скрип дерева об дерево.
Док взвел курки у дробовиков. Протянул один из них Кэрол и молча открыл два иллюминатора. На катере было три человека: стрелок, рулевой и капитан, молодой младший лейтенант. Он стоял обхватив одной ногой борт своего судна, в фуражке, сдвинутой на затылок. Рулевой ссутулился рядом с ним, перекинув руку через ветровое стекло. Засунув руки в карманы, стрелок стоял около установленного на корме пулемета.
Док пригляделся к нему, положил ладонь на руку Кэрол, сдерживая ее:
— Подожди! Возможно, эти трое расположатся кучнее.
— Что за спешка такая, Пит? — Лейтенант говорил дружелюбно, растягивая слова, словно друг обращался к другу. — Ты, часом, не пытался от меня сбежать, а?
— С-сбежать? — Капитан засмеялся, преодолевая дрожь. — Кто это бежит? Кто спешит?
— Ты сегодня вечером не забрасывал сеть, а? Почему?
— Почему? Потому что я делал это сегодня днем. А еще я запасся льдом, топливом, продовольствием, поцеловал свою жену...
— Ладно, ладно! — хмыкнул лейтенант. — Есть у тебя кофе на камбузе? Джек, сходи-ка туда с нашей лоханкой.
Стрелок вышел вперед с жестяным котелком. Лейтенант протянул его наверх, держась для устойчивости за стрелка.
— Давай! — сказал Док.
Он снял двоих из них, почти разрезав их пополам в талии одним двойным выстрелом. Они согнулись, повалились в темную воду между двумя судами. Кэрол попала рулевому в лицо и грудь. Он все еще был жив, когда два человека из команды рыболовного судна выбросили его за борт, и, ослепший, без лица, он сумел выплыть на поверхность. Один из людей милосердно размозжил ему череп топором. Потом они пробили дыру в днище катера и снова запрыгнули на борт своего собственного судна.
Дизели яростно взревели. Судно устремилось на волны, подобно испуганному существу. Мчась так, будто все никак не могло убежать достаточно далеко, будто ему предстояло убегать вечно. А потом, по прошествии часов, замедляя свой ход. Поскольку что сделано, то сделано, и сейчас, по крайней мере, не было никакой необходимости бежать. А что касается Кэрол и Дока...
Они лежали в объятиях друг друга, пресытившиеся, наконец воссоединившиеся. И Док очень крепко прижимал ее к себе, покровительственно гладя ее по голове. Потому что она была его женой, гораздо более дорогой для него, чем среднестатистическая жена для среднестатистического мужа. И если обстоятельства вынуждали его временами думать о ней как о противнике — а он не был уверен, что это так, пока еще нет, — то думал он о ней с не меньшей любовью и с огромной долей сожаления.
Она дрожала, приникнув к нему, издавая приглушенные звуки, прижавшись к его груди. Он произнес несколько подобающих мужу «ну что ты, что ты», пробормотал, что теперь все в порядке. Потом, поняв, что она смеется, нежно поцеловал ее:
— Эй, что тебе так смешно, а?
— Т-ты!.. Я... я... Не сердись, Док, но...
— Конечно, я не рассержусь. Так что же я сделал такого, что тебя так развеселило?
