Питер Страуб - Коко
– Когда вы уезжаете?
Майкл сказал, что сегодня собирается заказать билеты на воскресенье и рассчитывает, что поездка займет не больше пары дней.
– Через неделю мы открываем ресторан.
– Это займет не больше одного-двух дней, причем, вполне вероятно, что мы ничего не найдем.
– Тогда зачем же мне ехать?
– Потому что мне бы очень этого хотелось.
– Тогда я еду. Перезвоните мне, сообщите, когда вылетаем. приеду прямо в аэропорт. Там и отдам вам деньги за билет.
Вешая трубку, Майкл улыбался.
Он обернулся и увидел Конора, который стоял теперь лицом лицу с женщиной, которая была, наверное, примерно на дюйм выше его. У женщины были вьющиеся каштановые волосы, одета она была в клетчатую рубашку, длинную жилетку и выцветшие облегающие джинсы. Конор кивнул в сторону Майкла, и женщина обернулась. У нее был высокий лоб, изрезанный глубокими морщинами, четко очерченные брови и лицо, выдававшее ум и силу характера. Она вовсе не походила на то, что ожидал увидеть Майкл.
– Это – тот парень, о котором я тебе рассказывал, – пояснил Конор. – Доктор Пул, известный также как Майкл. А это Эллен.
– Привет, доктор Пул, – Эллен пожала ему руку.
– Надеюсь, вы будете называть меня Майкл. Я тоже много слышал о вас и рад познакомиться
– Пришлось сбежать ненадолго из дома, чтобы повидать своего мальчика, – сказала Эллен.
– Если у вас когда-нибудь будут дети, думаю, вам лучше всего попросить меня быть их врачом.
3
Когда Майкл протиснулся на одно из мест в последнем ряду в церкви Святого Роберта, служба уже началась. Два первых ряда были заполнены детишками, которые были, должно быть, одноклассниками Стаси. Все они казались выше, старше, чем Стаси, и одновременно более наивными и более светскими. Родители Стаси, Уильям и Мэри, напоминавшие всем, кто видел их впервые, студентов колледжа, сидели в другой стороне церкви вместе с группой родственников. Уильям обернулся и посмотрел на Майкла глазами, полными благодарности. Свет падал через витражи с обеих сторон церкви. Майкл вдруг почувствовал себя здесь призраком, будто бы он постепенно становится невидимым, прямо здесь, посреди залитой светом церкви, где священник произносил какую-то очередную прочувственную банальность о смерти.
По окончании службы он встретился с Тэлботами в дверях церкви. Уильям Тэлбот был мясистым добродушным человеком, нажившим состояние на банковских инвестициях.
– Я рад, что вы пришли, Майкл, – сказал он.
– Мы слышали, что вы собираетесь оставить практику, – в утверждении Мэри Тэлбот звучал, тем не менее, вопрос и, как показалось Майклу, что-то вроде осуждения. В мире Уэстерхолма докторам не полагалось оставлять свой пост, пока они не уйдут на пенсию либо не упадут замертво.
– Да, я думаю об этом, – ответил он Мэри.
– Вы пойдете с нами на кладбище?
Мэри Тэлбот выглядела теперь как-то странно – взволнованной и беспокойной.
– Конечно, – сказал Майкл.
* * *В Уэстерхолме было два кладбища, расположенных в разных концах города. Более старое – Барр Гроув, – где закончили хоронить незадолго до второй мировой войны, и теперь это был холмистый, тенистый, усыпанный листьями кладбищенский дворик с рядами покосившихся плит прошлого столетия. Мемориал Парк, современное, разбитое на четкие прямоугольные сектора кладбище, занимало длинное ровное поле, окруженное со всех сторон лесом, около северного выезда из Уэстерхолма. Оно было аккуратным, очень ухоженным, но не имело ни своего шарма, ни вообще своего характера. На Мемориал Парк не было покосившихся памятников, не было статуй ангелочков, собачек, женщин, рыдающих и рвущих на себе волосы от горя, не было мраморных мавзолеев, свидетельствующих о доходах покоящихся под ними купеческих семейств. Только прямые ряды небольших белых камней и длинные ровные полоски еще не занятой земли.
Место под могилу Стаси Тэлбот было отведено в дальнем уголке уже почти что заполненного сектора. Развороченная земля была покрыта искусственной травой неестественного ядовито-зеленого цвета. Молоденький священник из церкви Святого Роберта лицедействовал, явно получая весьма суетное удовлетворение от сознания собственной элегантности. Школьников видимо сочли еще слишком маленькими для того, чтобы присутствовать на самой процедуре захоронения. Уильям и Мэри Тэлбот стояли с опущенными головами. окруженные родственниками и соседями. Пул знал больше половины этих людей, толпа которых на кладбище казалась почему-то намного больше, чем в церкви. Они были родителями его пациентов, а некоторые из них и его соседями. Но он был здесь только доктором – ни один из этих людей не был ему другом. Джуди была слишком занятой и слишком нервной, чтобы приглашать кого-то к ним в дом, она тайно презирала этих людей и их амбиции. Во время службы Пул заметил, что некоторые из них наблюдают за ним. Невнятный шепоток, несколько взглядов и улыбок.
Это были похороны ребенка, и Пул поймал себя на том, что вспоминает Робби. Но душа его была высушена другим, более свежим горем. Казалось, что целая эра его жизни, наиболее спокойная и в каком-то смысле наиболее продуктивная, будет сейчас опущена в землю вместе с гробом Стаси Тэлбот. У него болело сердце за Уильяма и Мэри Тэлбот, у которых не было больше детей, а их девочка была такой умной и такой храброй. На мгновение это горе пронзило его как будто стрелой: девочку поглотила бездна, монстр обвил ее своими щупальцами, вселился в ее тело, убивая его клеточка за клеточкой. Пулу захотелось вдруг, чтобы рядом был кто-то, кого можно обнять и заплакать, но вместо это он стоял среди толпы чужих людей и плакал один.
Скоро все закончилось, и люди, пришедшие попрощаться со Стаси Тэлбот, вернулись к своим машинам. Уильям Тэлбот подошел к Майклу, крепко обнял его и отошел, слишком растроганный, чтобы что-то говорить. Мэри Тэлбот приблизила свое утонченное благородное лицо и тоже обняла его.
– О, мне будет так не хватать Стаси, – сказал Майкл.
– Спасибо, – прошептала Мэри.
“В темноту”, – подумал Пул, забыв на какую-то долю секунды, где он слышал или видел эту фразу раньше.
Пул распрощался с Тэлботами и прошел немного дальше по одной из узких тропинок, бегущих между рядами белых надгробных камней.
Раньше он приходил сюда каждую неделю. Как-то пару раз к нему присоединялась Джуди. Но затем она перестала ходить, заявив, что эти визиты просто ужасны. Может, это действительно было ужасно, но Майклу было все равно – эти визиты были ему необходимы. Но постепенно он перестал ощущать эту необходимость. Последний раз он приходил сюда перед тем, как отправиться в Вашингтон на встречу с Гарри, Конором и Тино.
Майкл слышал, как за спиной хлопали дверцы машин.
Ему хотелось бы, чтобы Тим Андерхилл оказался сейчас рядом – именно его общество было сейчас необходимо Майклу. Андерхилл смог бы правильно оценить то, что с ним происходит, он воздал бы должное его горю. Пул чувствовал себя так, будто все похороны девочки простоял как бы в апатии, в полусне, от которого очнулся только в последнюю минуту. Майкл свернул с тропинки и пошел по невидимой дорожке между двумя могилами в сторону леса, который был как бы естественной границей кладбища.
“В темноту”, – снова подумал Майкл и вспомнил свой сон о мальчике, кролике и холодной бурной реке.
Ему вдруг стало дурно, в глазах потемнело.
Затем в ноздри ему ударил запах цветов и солнечного света, настолько сильный, что Майкл, вдыхая его, чуть не поднялся над землей и не полетел, а потом, как при яркой вспышке света, он увидел человека наверное шести с половиной футов ростом, который стоял между ним и могилой Робби. Человек улыбался Майклу. У него были светло-каштановые волосы и стройное мускулистое тело. Он производил впечатление человека, который мог при желании двигаться очень быстро. Пул почувствовал вдруг какую-то необъяснимую любовь к этому человеку и только потом понял, что это вовсе не человек. Время остановилось. Майкл и его видение были как бы заключены внутрь огромного пузыря, состоявшего из тишины. Существо вежливо подвинулось в сторону, чтобы Майкл мог взглянуть на могилу сына...
...и услышать очередной звук захлопывающейся дверцы машины и приглушенные голоса вокруг могилы Стаси. Стайка воробышков, пролетев над головой Майкла, уселась на землю, чтобы через секунду подняться и опять лететь в сторону леса. У Пула все еще кружилась голова и болели глаза. Он сделал шаг вперед и вновь почувствовал запах цветов и солнечного света, но явившееся ему существо уже исчезло.
Перед ним был белый надгробный камень Робби: полное имя Робби, которое казалось слишком официальным, даты его небольшой жизни.
Неземной запах окончательно испарился, но Майклу показалось, что, как бы в качестве компенсации, все обычные земные запахи приобрели двойную силу. Его окружали теперь запахи травы, сырой земли, аромат роз, стоящих в специальной вазе около следующего надгробия с надписью “Элис Элисон Лиф, 1952-1978”, и даже запах пыли, исходящий от гравия, которым была посыпана дорожка. Цвета менялись и прыгали перед глазами Майкла. На какой-то момент мир раскололся, раскрылся, как персик, явив сочащуюся соком сладкую сердцевину.
