Стивен Кинг - Темная половина
У каждого на коленях сидело по близнецу.
— Сколько у нас есть времени, пока кто-то из полиции не почует неладное и не решит проверить это место? — спросил Тэд Алана, стоящего рядом с Лиз, в двери. — Скажи честно и как можно точнее. Вы должны мне верить, когда я говорю вам, что это наш единственный шанс.
— Тэд, посмотри на него? — дико крикнула Лиз. — Ты что, не видишь, что с ним происходит? Он хочет, чтобы ты не просто помог написать книгу! Он хочет украсть у тебя жизнь! Ты что, не понимаешь это?
— Ш-ш-ш! — сказал он. — Я знаю, чего он хочет. Наверно, я с самого начала знал. Это единственный выход. Я знаю, что делаю. Так сколько, Алан?
— Может, до того, как моя жена позвонит и спросит, где я, — сказал он. — Может, больше. Она не вчера стала женой полицейского. Долгие часы ожидания и бессонные ночи для нее — дело привычное, — ему не нравилось слышать то, что он сам сейчас говорил. Это был совсем не тот способ, каким следовало играть в эту игру, а по сути — прямо противоположный.
Его вынуждали к этому глаза Тэда. Старк вообще, казалось, не слушал; он взял в руки пресс-папье, лежавшее поверх старой, неровно сложенной рукописи в углу стола, и принялся играть с ним.
— Как минимум, часа четыре, — сказал Алан, а потом добавил неохотно: — А может, и вся ночь. Я оставил дежурить Энди Клаттербака, а Клат не из породы вундеркиндов. Если кто-то и начнет рыть носом землю, то скорее всего, тот парень, Харрисон, который висел у вас на хвосте, или еще один, из Полицейских казарм. Его зовут Генри Пэйтон.
Тэд посмотрел на Старка.
— Этого нам хватит?
Глаза Старка — драгоценные камни в разрушенной оправе лица — были где-то далеко. Его перевязанная рука рассеянно играла с пресс-папье. Он положил его на место и улыбнулся Тэду.
— А как ты думаешь? Ты знаешь об этом столько же, сколько я.
Тэд обдумал это. Мы оба знаем, о чем говорим, но не думаю, чтобы кто-то из нас смог выразить это словами. Мы не собираемся здесь писать. На самом деле нет. Письмо — это лишь ритуал. Мы говорим о передаче какого-то жезла. Обмен силой. Или, точнее говоря, сделка: жизни Лиз и близнецов в обмен на… Что? Что именно?
Но, конечно же, он знал. Было бы странно, если бы нет, ведь он размышлял над этим не так уж много дней тому назад. Это его глаз нужен был Старку. Вот что он просил — нет, требовал. Этот странный третий глаз, который, будучи похоронен в его голове, мог смотреть только внутрь.
Он снова почувствовал тот ползающий зуд, напрягся и вышвырнул его из себя.
Нечестно подсматривать, Джордж… У тебя есть револьвер, а все, что есть у меня, это стая маленьких птичек. Не честно подсматривать.
— Я думаю, хватит, — сказал он. — Мы ведь будем знать, когда это произойдет, правда?
— Да.
— Как качалка: когда один конец идет вверх… Другой — опускается, так?
— Тэд, что ты прячешь? Что ты скрываешь от меня?
Наступило мгновение наэлектризованной тишины в комнате, показавшейся вдруг слишком тесной для заполонившего все ее пространство напряжения.
— Я мог бы задать тебе тот же самый вопрос, — в конце концов ответил ему Тэд.
— Нет, — медленно возразил Старк. — Мои карты все на столе. Скажи мне, Тэд, — его холодная гниющая рука обхватила запястье Тэда с непреодолимой силой стального наручника. — Что ты скрываешь?
Тэд заставил себя повернуться и взглянуть Старку прямо в глаза. То ползучее ощущение было теперь повсюду в его теле, но центр его находился в ране на руке.
— Ты хочешь сделать эту книгу или нет? — спросил он.
В первый раз Лиз увидела, как непоколебимое выражение лица Старка, — то, что было не на лице, а внутри него, — изменилось. Неожиданно в нем засветилась неуверенность. И страх? Может быть. А может быть, и нет. Но даже если сейчас — нет, то он был где-то рядом и ждал своего часа.
— Тэд, я приехал сюда не чаи с тобой распивать.
— Тогда ищи сам, — сказал Тэд. Лиз услыхала чье-то тяжелое дыханье и только потом поняла, что задыхается сама.
Старк мельком глянул на нее и вновь перевел взгляд на Тэда.
— Не дави на меня, Тэд, — тихо выговорил он. — Лучше тебе не давить на меня, старина.
Тэд рассмеялся. Это был холодный звук, полный отчаяния, но… не совсем лишенный веселья, и Лиз услыхала в этом смехе Джорджа Старка точно так же, как раньше она видела Тэда Бюмонта в глазах Старка, когда он играл с малышами.
— А почему бы и нет, Джордж? Я знаю, что мне терять. Тут мои карты тоже на столе. Так что ты хочешь, писать или болтать?
Старк раздумывал почти минуту, не отрывая своих похожих на две пули глаз от лица Тэда. Потом он сказал:
— A-а, хрен с ним. Пошли.
Тэд улыбнулся.
— Почему бы и нет?
— Ты останешься с легавым, — повернулся Старк к Лиз. — Теперь сыграют одни мальчишки. Пришел наш черед.
— Я возьму детей, — услышала Лиз свой собственный голос, и Старк засмеялся.
— Это уже забавно, Бет. Дети — моя страховка. Как заглушка от стирания на дискете, верно, Тэд?
— Но… — начала было Лиз.
— Все в порядке, — оборвал ее Тэд. — С ними все будет нормально. Джордж последит за ними, пока я раскачаюсь. Он им нравится. Ты что, не видела?
— Конечно, я видела, — произнесла она тихим, полным ненависти голосом.
— Только не забывай, что они здесь, с нами, — сказал Старк Алану. — Держи все время это в голове, шериф Алан. И ничего не выдумывай. Если вздумаешь что-нибудь выкинуть, здесь будет настоящая бойня. Нас всех вынесут вперед ногами, ты понял меня?
— Понял, — кивнул Алан.
— И закрой за собой дверь, — Старк повернулся к Тэду и коротко бросил, — Пора.
— Верно, — сказал Тэд и взял в руку карандаш. Потом он повернулся к Алану и Лиз, и глаза Джорджа Старка глянули на них с лица Тэда Бюмонта. — Давайте отсюда.
8Лиз так внезапно остановилась посреди лестницы, что Алан чуть не наткнулся на нее. Она уставилась через всю комнату в огромное, во всю стену, окно.
Там не было видно ничего, кроме воробьев. Они заполонили балкон; склон, ведущий к озеру весь чернел от них в заходящем солнце; небо над озером тоже все было черно, потому что все новые и новые стаи приближались к летнему дому Бюмонтов с запада.
— Боже мой… — тихо произнесла Лиз.
Алан схватил ее за руку.
— Тихо, — сказал он. — А то он услышит.
— Но что…
Осторожно держа ее за руку, он помог ей сойти вниз по лестнице. Когда они оказались в кухне, Алан рассказал ей финал той истории, которую поведал ему доктор Притчард, около полудня… тысячу лет назад.
— Что же это значит? — прошептала она. Лицо ее было серым от страха. — Алан, я так боюсь.
Он обнял ее за плечи и, хотя сам испытывал сильный страх, почувствовал, как много в ней чисто женского.
— Этого я не знаю, — сказал он, — но знаю, что они здесь, потому что их позвал либо Тэд, либо Старк. И я почти уверен, что — Тэд. Он должен был видеть их по пути сюда. Он их видел, но ничего про это не сказал.
— Алан, он — не тот, что прежде.
— Я знаю.
— Какая-то его часть любит Старка. И эта часть в нем любит в Старке его… черноту.
— Я знаю.
Они подошли к окну в холле, возле столика с телефоном, и выглянули наружу. Дорожка была вся покрыта воробьями. И лес. И небольшое пространство вокруг сарая, где по-прежнему был заперт в шкафу револьвер 22-го калибра, «фольксваген» Рауля исчез под плотным черным саваном из воробьев.
Однако на черном «торнадо» Старка воробьев не было. И вокруг машины оставался узкий круг пустого пространства, словно на это место распространялся неведомый воробьиный карантин.
Одна птичка подлетела к окну и легонько ударилась о стекло. Лиз слабо вскрикнула. Все остальные птицы всколыхнулись — волна прокатилась от дома и по всему склону, — а потом снова затихли.
— Даже если они принадлежат Тэду, — сказала она, — он может и не воспользоваться ими против Старка. Алан, часть Тэда сошла с ума. Какая-то часть его всегда была ненормальная. Он… Ему нравится это. Я… знаю.
Алан ничего не ответил. Он тоже это знал.
— Все это, как кошмарный сон, — она всхлипнула. — Если бы я только могла проснуться. Если бы я могла проснуться, и все было бы так, как прежде. Не так, как все было до Клаусона, а так, как было до Старка.
Алан молча кивнул.
Она подняла на него глаза.
— Так что же нам остается делать?
— Нам остается самое трудное, — сказал он ей. — Ждать.
9Казалось, вечеру этому не будет конца. Медленно опускались сумерки, солнце заходило за горную гряду на западной стороне озера — гряду, уходящую вдаль, где она смыкалась с Президентским пастбищем в нью-гемпширской расселине.
