Тэми Хоуг - Прах к праху
Господи, какое же неудачное время выбрала любовь, чтобы вновь свалиться им на головы! Впрочем, что им еще оставалось, учитывая профессию и образ жизни? Оба слишком хорошо знали: ничто не вечно в этом мире. Слишком хорошо усвоили преподнесенные жизнью уроки, помнили, чем пришлось пожертвовать, и потому боялись начать все сначала. Да и как не бояться, когда на их пути стояли страх, гордость и боль…
Кейт представила жизнь каждого, словно смотрела на обоих откуда-то сверху, из другого измерения. Все последние пять лет она только и делала, что судорожно пыталась построить «нормальную» жизнь, состоящую из работы, нескольких хобби и людей, с которыми встречалась по общепринятым поводам и праздникам. Ничего более личного. Механическое повторение привычных действий, попытка не обращать внимания на пустоту в душе. И все время искренне пыталась убедить себя: это — лучшее, на что можно рассчитывать.
Что касается Джона, то его жизнь наполняла работа, работа и еще раз работа. Стараясь заполнить пустоту внутри, он взваливал на себя все больше и больше ответственности, пока этот груз не стал грозить раздавить его. Он как одержимый постоянно заполнял память подробностями расследований и фактами — до тех пор, пока был способен хранить их в относительном порядке. Прятался от самого себя и маскировал то, от чего не удавалось убежать, пока наконец не запутался — где маска, а где он сам. Растрачивал запас душевных сил, который когда-то казался неисчерпаемым.
И оба отказывали себе в том, в чем на самом деле нуждались больше всего на свете, — друг в друге.
Просматривая страницы дел, разложенные на кофейном столике, Кейт задумалась о том, как же ужасна боль, которую люди причиняют себе и другим. Четыре жизни, поломанные и загубленные Крематором. Пять, если считать Эйнджи. Несчастные, потому что все как одна нуждались в любви, но не смогли обрести ее и довольствовались сомнительной заменой. Мечтали о большем, нежели имели. Довольствоваться малым оказалось проще, чем добиваться большего. В глубине души они даже не верили, что достойны лучшей участи. А те, кто, по идее, должен был их поддержать, посматривали свысока. Каждая из них была женщиной, а в американском обществе это всегда потенциальная жертва.
Все вместе взятые факторы и сделали из них жертв.
Впрочем, каждый — жертва чего-либо. Разница лишь в том, что мы делаем с этим. Кто-то смиряется, кто-то преодолевает трудности и двигается дальше. У женщин, чьи дела лежали перед Конлан, не будет этого «дальше».
Кейт подвинулась ближе к столику и просмотрела отчеты. Она позвонила на работу и предупредила, что берет выходной по личным обстоятельствам. Ей сказали, что Роба тоже нет, и по этой причине по их отделу ходили сплетни, что они якобы подрались и не явились на работу, дабы не демонстрировать синяки и ссадины. Кейт рассмеялась и предположила, что Роб скорее строчит дома письменную жалобу, которую намерен пришить к ее делу.
По крайней мере, сегодня он не будет ее беспокоить. Этого достаточно, чтобы считать день идеальным, вот только, как назло, необходимо просмотреть фотографии обожженных и обезображенных тел — жертв маньяка-убийцы. Что вряд ли поспособствует хорошему настроению.
Все четверо составляли весьма грустный список. Проституция, наркотики, алкоголь, вечные унижения, насилие и даже инцест — если то, что рассказал Ковач о Джиллиан Бондюран, было правдой. Жертвы преступлений, жертвы воспитания.
На первый взгляд дочь миллиардера составляла исключение: не занималась проституцией и вообще никак не связана со сферой оказания интимных услуг. Однако, с точки зрения психологии, у нее немало общего с Лайлой Уайт или Фон Пирс. Непонятное и противоречивое отношение к мужчинам и сексу. Низкая самооценка. Эмоциональная зависимость. И хотя, в отличие от уличных проституток, она жила вполне нормальной жизнью и ей не грозило насилие, которое таит в себе панель, страдать в тишине, пытаясь подавить боль и душевные травмы, чтобы сохранять лицо семьи, тоже нелегко.
По словам Куинна, факт смерти Джиллиан еще достоверно не установлен, но это не значит, что она не являлась жертвой. Если же была сообщницей Коптильщика, то оказывалась жертвой иного рода. Даже сам убийца в свое время был жертвой. Надругательства в детском возрасте — пожалуй, один из мощнейших факторов превращения человека в серийного убийцу.
Кейт пролистала собственные заметки по делу Эйнджи. В основном это догадки, основанные на многолетнем опыте изучения людей, помогавшие понять, что повлияло на развитие и становление личности. Личность Эйнджи Ди Марко сформировало насилие. Судя по всему, еще в раннем детстве. Она ждала от людей только худшего и, чтобы доказать собственную правоту, сама их на это провоцировала. И это, по всей видимости, случалось снова и снова, потому что окружавшие Ди Марко люди всегда оправдывали самые худшие ожидания. Как и сама Эйнджи.
Она ожидала, что ее будут недолюбливать, не доверять ей, станут обманывать и использовать в своих целях. И делала все, чтобы именно так с ней и поступали. Даже это расследование не являлось исключением. Сэйбину и полиции она нужна лишь постольку-поскольку, и они сделали Кейт своим орудием. Исчезновение Эйнджи явилось лишь очередной неприятностью, но никак не трагедией. Если бы не ее статус свидетельницы, разве стали бы предлагать вознаграждение за информацию о ней и показывать по телевизору ее фото в рубрике «Разыскиваются»? Но даже и так полиция не перетрудилась, пытаясь ее найти. Все силы разыскного отдела были брошены на поиски подозреваемого, а не внезапно пропавшей свидетельницы.
Видела ли Эйнджи свое фото по телевизору? Если да, то ей, должно быть, понравилось внимание к своей персоне. И она даже притворилась, будто поверила, что кому-то небезразлична.
«Почему вам не все равно, что со мной случится?» — помнится, спросила она Кейт, когда они стояли возле двери в ее рабочий кабинет. «Потому что остальным все равно».
«Но я недостаточно заботилась о ней, — с тяжелым чувством подумала Кейт. — А все потому, что боялась. Точно так же, как боялась вновь впустить в свою жизнь Джона. Боялась вновь искренне полюбить. Боялась боли, которую могла принести эта любовь».
Как же глупо так жить! Нет, это даже не жить — существовать.
Кейт встала с дивана и принялась мерить шагами комнату, гадая, жива ли Эйнджи. Или же все-таки мертва? Ее похитили или она сбежала сама? Или же надо утратить всякий реализм, чтобы допустить возможность того, что девушка все еще жива?
Она видела лужу крови. Слишком большую, чтобы этому нашлось безобидное объяснение.
Но как Коптильщик мог узнать, где находится Эйнджи? Какова вероятность того, что он заметил ее в здании полицейского управления и проследовал за ней в «Феникс»? Крайне маловероятно. Значит, он узнал это другим путем. А это может означать лишь одно: его проинформировал кто-то, имеющий отношение к расследованию… или знакомый самой Эйнджи.
Кто был в курсе, где находится девушка? Сэйбин, Роб, детективы, несколько полицейских, Эрскин, адвокат Питера Бондюрана, а следовательно, и сам миллиардер.
Эрскины знали первую жертву и имели косвенное отношение ко второй. Они не были знакомы с Джиллиан Бондюран, но связь ее убийства с двумя предыдущими дала Тони Эрскин возможность лишний раз засветиться в прессе.
В тот вечер, когда Кейт доставила Эйнджи в приют, Грег был в «Фениксе». Там оставались только он и производившая полное впечатление марионетки Эрскинов Рита Реннер, дружившая с Фон Пирс.
Кейт знала Эрскинов не первый год. Тони вполне могла довести любого человека до того, что тот схватился бы за нож; но чтобы эта парочка сама практиковала подобное кровавое хобби — нет, не похоже. С другой стороны, когда в Торонто прошла череда убийств, никто не заподозрил чету симпатичных на первый взгляд людей, этаких милашек Барби и Кена, на чьей совести были такие ужасные преступления, что выступавшие свидетелями матерые копы рыдали в суде как дети.
Подумать, что Эрскины создали приют для женщин не из соображений доброты и сострадания, а в качестве прикрытия для садистских игр, — нет, это просто чудовищно. Но даже будь это так, они не настолько глупы, чтобы выбирать жертв из числа собственных подопечных. Ведь это автоматически сделало бы их подозреваемыми. И вообще, если тот человек, которого Эйнджи видела в парке, был Грегом Эрскином, то по логике она должна была узнать его, встретив в «Фениксе».
Кейт вспомнила расплывчатый фотопортрет Коптильщика и, мысленно проанализировав его еще раз, пришла к выводу, что тот не дает никакой конкретной информации. Почему Эйнджи с таким трудом составила портрет убийцы? Потому что сильно напугана, как показалось тогда Кейт? Или потому, что в парке было темно, сам Крематор в капюшоне, и вообще все произошло слишком быстро? Или же этому есть иное объяснение?
