Джоди Пиколт - Последнее правило
Он не касается меня, не обнимает, чтобы успокоить, как сделала бы мама. Как поступил бы любой другой человек. Джейкоб продолжает вертеть рукой, как вентилятор, а потом повторяет мои слова: «Прости. Прости» — словно эхо, лишенное своей музыки, словно дождь по жестяной банке.
Это просодия. Особенность больных синдромом Аспергера. Когда Джейкоб был маленьким, он повторял вопросы, которые я ему задавал, и бросал их в меня, словно бейсбольный мяч, вместо того чтобы ответить. Мама сказала, что это сродни его цитатам из фильмов — вербальной самостимуляции. Так Джейкоб смакует во рту слова, когда не знает, что сказать в ответ.
Тем не менее я позволил себя убедить, что этим своим механическим, монотонным голосом он просил и моего прощения.
ДЖЕЙКОБ
В тот день, когда мы вернулись домой после суда, я вместо «Блюстителей порядка» решил посмотреть другое видео. Это домашняя видеосъемка, когда я был еще крошкой, мне всего один год. Должно быть, праздновали мой день рождения, потому что наличествовал торт, а я улыбался и хлопал в ладоши, что-то лепетал, похожее на «мама», «папа» и «молоко». Каждый раз, когда меня окликали по имени, я смотрел прямо в объектив.
Я выгляжу нормальным.
Мои родители счастливы. Папа рядом, его нет ни на одном видео, где мы с Тео. У мамы еще не залегла морщинка между глаз. В конце концов, многие снимают домашнее видео, чтобы запомнить счастливые мгновения, а не для того, чтобы что-то забыть.
Далее на видео записаны отнюдь не счастливые мгновения. Внезапно, вместо того чтобы засунуть пальцы в торт и широко улыбнуться, я сижу, раскачиваясь, перед стиральной машинкой и наблюдаю, как крутится одежда. Лежу перед телевизором и, вместо того чтобы смотреть программу, выстраиваю части конструктора «Лего». Больше в фильме папа не появляется; вместо него мелькают другие, незнакомые мне люди: какая-то женщина с вьющимися желтыми волосами и футболке с изображением кота. Она садится со мной на пол и удерживает мою голову, чтобы я сосредоточился на головоломке, которую она предлагает. Дама с ярко-голубыми глазами о чем-то беседует со мной, если это можно назвать беседой.
Дама: Джейкоб, хочешь пойти в цирк?
Я: Хочу.
Дама: Что ты хочешь увидеть в цирке?
Я молчу.
Дама: Скажи: «В цирке я хочу увидеть…»
Я: В цирке я хочу увидеть клоунов.
Дама (угощая меня драже «М&М»): Я люблю клоунов. Тебе нравится цирк?
Я: Да. Я хочу увидеть клоунов.
Дама (угощая меня тремя драже): Джейкоб, это просто отлично!
Я запихиваю драже себе в рот.
Эти фильмы мама снимает как доказательство того, что я стал другим, не таким, как раньше. Не знаю, о чем она думала, когда записывала. Разумеется, она не собиралась сидеть и пересматривать снова и снова эти фильмы — зрительный эквивалент пощечины. Может быть, в ней живет надежда, что однажды на ужин пожалуют фармацевты, просмотрят кассеты и выпишут ей чек за «моральный вред».
Внезапно на экране вспыхивает серебристая полоска, я тут же зажимаю уши, а потом начинается другой отрезок фильма. Его случайно записали на оскароносный фильм о малыше-аутисте. Здесь я уже намного старше. Снимали всего год назад, когда я собирался на школьный бал.
Снимала Джесс. Она заглянула в тот день, когда я готовился к балу, чтобы увидеть окончательный результат наших подготовок. Я даже слышу ее голос: «Джейкоб, ради бога, подойди к ней. Она тебя не укусит». Изображение качнулось, словно аттракцион в парке, и я вновь слышу голос Джесс: «Вот так, вот так!».
Мама берет фотоаппарат и снимает меня с моей спутницей. Девушку зовут Аманда, она учится со мной в одной школе. На ней оранжевое платье — вероятно, именно поэтому я отказываюсь близко к ней подходить, хотя обычно делаю то, что велит Джесс.
В телевизоре, как будто я смотрю реалити-шоу, и Джейкоб не я, он — персонаж. Это не я закрываю глаза, когда мама пытается сфотографировать меня на лужайке. Это не я подхожу к машине Аманды и забираюсь, как всегда, на заднее сиденье. «Ой, нет!» — раздается мамин голос, а Джесс начинает смеяться. «Совершенно вылетело из головы», — признается она.
Внезапно камера быстро поворачивается, и лицо Джесс ужасно близко.
— Привет всем! — восклицает она и делает вид, что хочет проглотить камеру. Джесс улыбается.
Потом бежит красная полоска, которая словно штора опускается на экран. Внезапно мне опять три года, я ставлю зеленый кубик на голубой, венчает это все желтый, как показывала мне психотерапевт. «Джейкоб! Молодец!» — восклицает она и в качестве награды сует мне игрушечный трактор. Я переворачиваю его и верчу колеса.
Я хочу, чтобы на экране опять показалась Джесс.
— «Хотел бы я знать, как тебя потерять».
Внезапно внутри у меня все съеживается — как будто я стою с группой ребят в школе и понимаю, что я один не понял смысл шутки. Или что я сам — предмет насмешек.
Я начинаю думать, что сделал что-то дурное. По-настоящему дурное.
Не зная, как с этим справиться, я беру пульт и перематываю кассету прямо на начало, к тому времени, когда я был таким, как все.
ЭММА
Дорогая тетушка Эм!
Как привлечь внимание парня? Я совершенно не умею флиртовать, а вокруг столько девушек намного красивее и умнее меня. Но я уже устала оттого, что на меня не обращают внимания. Может быть, мне как-то измениться? Что мне делать?
Растерянная из Беннингтона
Дорогая Растерянная!
Не нужно быть никем иным, а только самой собой. Нужно просто заставить парня посмотреть на тебя еще раз. Для этого существует два пути:
1. Перестань ждать, возьми инициативу в свои руки и заговори с ним. Спроси, знает ли он ответ на задачу под номером 7 в твоем домашнем задании по математике. Скажи, что он был великолепен на школьном смотре талантов.
2. Начни повсюду ходить голой.
Выбор за тобой.
С любовью, Тетушка Эм
Когда мне не спится, я натягиваю поверх пижамы кардиган, сажусь на крыльце и представляю, как могла бы сложиться моя жизнь.
Мы с Генри и Джейкобом ждали бы ответа из приемных комиссий колледжей. Я бы откупорила бутылку шампанского и разрешила сыну выпить стаканчик, когда он принял бы окончательное решение, куда поступать. Тео не прятался бы в своей комнате и не старался изо всех сил сделать вид, что он не член нашей семьи. Наоборот, он сидел бы за кухонным столом и разгадывал кроссворды в газете. «Три буквы, — сообщал бы он и читал вопрос: — Там часто обретают надежду». Мы все стали бы отгадывать. Бог? Небо? Арканзас? Но правильно угадывает Джейкоб: ДОМ.
Наши сыновья каждую четверть попадали бы в перечень «Наша гордость». И люди в магазине смотрели бы мне вслед не потому, что у меня ребенок-аутист, или еще хуже, убийца, а потому что завидовали бы моему счастью.
Я не верю в жалость к себе. Думаю, что жалеют себя те, у кого много свободного времени. Вместо того чтобы мечтать о чуде, надо учиться делать чудеса своими руками. Но Вселенная знает способ наказать за потаенные секреты и желания; и чем сильнее я люблю своего сына — чем больше Джейкоб становится звездой, вокруг которой вращается моя жизнь, — тем чаще представляю себе, кем могла бы стать, представляю себе женщину, которая как-то затерялась в рутине воспитания ребенка-аутиста.
Будьте осторожны в своих желаниях.
Вот представлю свою жизнь без Джейкоба, и желание может исполниться.
Сегодня я слушала показания свидетелей. И, как и говорил Оливер, наш черед еще не настал. Но я видела лица присяжных, когда они смотрели на Джейкоба, — такое выражение я видела и тысячу раз до этого. То же мысленное дистанцирование, то же едва уловимое понимание, что «с этим парнем что-то не так».
Потому что он общается не так, как они.
Потому что он горюет не так, как они.
Потому что он говорит и двигается не так, как они.
Я изо всех сил боролась за то, чтобы Джейкоб учился в обычной школе, — не только для того чтобы он видел, как общаются другие дети, а для того чтобы дети видели его и понимали, что «другой» не значит «плохой». Но, говоря откровенно, не могу сказать, что его одноклассники усвоили урок. Они часто ставили его в сложные социальные ситуации — «Заставь дурака богу молиться…» — а потом всю вину возлагали исключительно на его плечи.
И сейчас, после всей проделанной мною работы в обычной школе, он в зале суда «погряз» под уступками, на которые пошел суд, чтобы удовлетворить его особые потребности. Его шанс на оправдание — диагноз «аутизм». Настаивать в данный момент на том, что он такой, как все, — значит, своими руками засадить его за решетку.
