Джон Гришэм - Время прощать
— Хорошо.
Шагая по проходу, Невин заметил, что адвокаты смотрят на него так, словно он только что кого-то убил. Они продолжали так же смотреть на него, и когда он занял указанное место. Все как один.
Невин Дарк. Белый, пятьдесят три года, фермер, женат, имеет двоих взрослых детей, не принадлежит ни к какому приходу, не является членом каких-либо клубов, высшего образования не имеет, на учете в полиции не состоит. Джейк выставил ему семь баллов, и они с Порцией заглянули в свои заметки.
Гарри Рекс, стоящий в углу возле ложи присяжных, изучал свои. Их идеальным присяжным был чернокожий мужчина (или женщина) любого возраста, но среди кандидатов таких было очень мало.
За столом «протестантов» Уэйд Ланье и Лестер Чилкотт сверили свои записи. Их идеальным присяжным был белый мужчина в возрасте от сорока пяти лет и старше, выросший в каком-нибудь захолустье глубоко на Юге во времена сегрегации и категорически нетерпимый по отношению к черным. Невин Дарк им нравился, хотя и им известно о нем было не больше, чем Джейку.
Номером два оказалась Айви Грэммер, тридцатиоднолетняя белая секретарша. Судья Этли неторопливо разворачивал бумажки, вчитывался в них, чтобы правильно произносить имена, и ждал, пока каждый займет место и осознает свое новое положение.
Когда первый ряд заполнился, перешли ко второму. Присяжной номер восемь была Шерри Бентон, первая чернокожая из уже вызванных кандидатов.
Примерно час ушел на то, чтобы отобрать пятьдесят человек. Когда все они сидели на своих местах, судья отпустил остальных, предупредив, что те обязаны оставаться в пределах досягаемости, пока не поступят другие распоряжения. Кое-кто ушел, но большинство осталось, влившись в ряды зрителей.
— Прервемся на пятнадцать минут, — объявил судья, ударив молоточком.
Грузно поднявшись, он заковылял к задней двери, оставляя позади себя хвост из развевающейся черной мантии. Адвокаты мгновенно собрались группками и возбужденно заговорили, все одновременно. Джейк, Порция и Гарри Рекс проследовали прямиком в совещательную комнату присяжных, которая в тот момент пустовала.
Как только Джейк закрыл дверь, Гарри Рекс сказал:
— Мы погибли, вы это сознаете? Отвратительная жеребьевка. Ужасно, просто ужасно.
— Поживем — увидим, — возразил Джейк, бросая на стол блокнот и хрустя пальцами.
— Из пятидесяти человек мы имеем одиннадцать черных, — заметила Порция. — К сожалению, четверо из них сидят в заднем ряду. Так что наш ряд — последний.
— И вы еще шутите? — рявкнул на нее Гарри Рекс.
— Ну да, мне кажется, это вполне уместно.
— Не будем пререкаться, хорошо? — урезонил их Джейк. — Сомневаюсь, что мы пройдем дальше сорокового номера.
— Я тоже, — согласился Гарри Рекс. — И просто к сведению: я вел бракоразводные дела против номеров семь, восемнадцать, тридцать один, тридцать шесть и сорок семь. Они не знают, что я работаю на вас, мистер Брайгенс, да я и сам не могу сказать, зачем я это делаю, потому что уверен, черт меня побери, что мне ничего не заплатят. Понедельник, утро, моя контора кишит разводящимися супругами, кое у кого имеется оружие, а я болтаюсь здесь, вроде Чака Рея, и ничего за это не имею.
— Будьте любезны, заткнитесь, — прорычал Джейк.
— Если вы настаиваете…
— Положение небезнадежно, — успокаивающе произнес Джейк. — Жеребьевку не назовешь удачной, но она и не катастрофична.
— Так и вижу, как Ланье со своими подручными улыбается при этих словах.
— Я вас не понимаю, друзья, — вклинилась Порция. — Почему всегда надо противопоставлять белых и черных? Я смотрела на этих людей, вглядывалась в их лица, и мне не показалось, что это свора бессердечных расистов, которые точно не признают завещание и отдадут все противной стороне. Среди них есть вполне вменяемые, разумные люди.
— И много невменяемых и неразумных, — добавил Гарри Рекс.
— Я согласен с Порцией, но мы еще очень далеки от финальной дюжины. Давайте отложим грызню на потом.
После перерыва адвокатам было разрешено передвинуть свои стулья к другому концу стола, чтобы они могли наблюдать за кандидатами во время отбора. Судья Этли занял свою скамью без предварительного ритуального: «Встать, суд идет!» и начал с краткого изложения дела. Он сказал, что надеется завершить процесс за три-четыре дня, а уж к концу пятницы — точно. Потом представил адвокатов, всех без исключения, но не их помощников. Джейк стоял один перед лицом целой армии.
После этого судья Этли сообщил, что будет задавать общие вопросы, потом позволит адвокатам задать уточняющие. Начал он со здоровья — есть ли среди кандидатов больные, проходящие курс лечения, или такие, кто не в состоянии сидеть и слушать в течение долгого периода времени. Одна женщина встала и сказала, что у нее муж в больнице в Тьюпело и ей нужно быть рядом с ним.
— Освобождаю вас, — с большим сочувствием произнес судья Этли.
Дама поспешно покинула зал. Ушел также номер двадцать девять. У сорокового оказалась позвоночная грыжа, видимо, воспалившаяся в минувшие выходные, он испытывает изрядную боль в спине и принимает обезболивающее, которое вызывает сонливость.
— Освобождаю вас, — кивнул судья Этли.
Можно было подумать, что он готов легко отпустить всех, у кого имелись на то законные основания, однако оказалось вовсе не так. Когда он задал вопрос, не помешает ли исполнение обязанностей присяжного чьей-то работе, джентльмен в пиджаке и при галстуке встал и сказал, что просто не может долго отсутствовать на работе. Будучи управляющим местного филиала фирмы, производящей стальные конструкции, он имел весьма высокое представление о собственной важности. Намекнул даже на то, что может потерять должность. Судья Этли прочел ему пятиминутную лекцию о гражданской ответственности и отверг его претензии, закончив свою речь словами:
— Если вы потеряете работу, мистер Кроуфорд, дайте мне знать. Я вызову вашего босса в суд, поставлю его перед собой и, не сомневайтесь, это будет один из худших дней в его жизни.
Мистер Кроуфорд сел, униженный, словно его выпороли. Больше охотников соскочить, ссылаясь на работу, не нашлось. А судья Этли перешел к следующему пункту: доводилось ли присутствующим прежде участвовать в процессах в качестве присяжных? Несколько человек ответили утвердительно: трое избирались присяжными в суде штата, двое — в федеральном. Ничто в их предыдущем опыте не препятствовало участию в текущем деле.
Девять человек признались, что знают Джейка Брайгенса. Четверо в прошлом были его клиентами — их отпустили. Две дамы посещали ту же церковь, что и он, но не считают, что этот факт может повлиять на их решение. Их оставили. Нашелся дальний родственник. Коллега Карлы по школе сказала, что слишком хорошо знакома с Джейком, чтобы сохранять объективность, и была отпущена. Последним оказался однокашник по старшим классам карауэйской школы, который признался, что не виделся с Джейком уже лет десять. Парня временно оставили, пообещав вернуться к его кандидатуре позднее.
Затем тот же вопрос судья задал обо всех прочих адвокатах, заново их представив. Никто не знал ни Уэйда Ланье, ни Лестера Чилкотта, ни Зака Зейтлера, ни Джо Брэдли Ханта, что никого не удивило, поскольку все они были иногородними.
— И последнее, — сказал судья Этли. — Завещание, о котором пойдет речь, написано человеком по имени Сет Хаббард, ныне покойным, разумеется. Был ли кто-нибудь из вас знаком с ним?
Поднялись две руки. Один мужчина встал и сказал, что вырос недалеко от Пальмиры и водил знакомство с Сетом в молодости.
— Сколько вам лет, сэр? — спросил судья.
— Шестьдесят девять.
— Знаете ли вы, что человек старше шестидесяти пяти лет имеет право требовать освобождения от обязанностей присяжного?
— Да, сэр, но я не обязан это делать, если не ошибаюсь?
— О нет. Если вы желаете исполнить свой долг — прекрасно. Благодарю вас.
Вставшая следом женщина сказала, что когда-то работала на лесопилке, принадлежавшей Сету Хаббарду, но это не создаст никаких проблем.
Судья Этли назвал имена двух жен Сета и спросил, знает ли кто-нибудь их. Одна женщина сообщила, что ее сестра дружила с его первой женой, но это было очень давно. Затем он попросил встать Гершела Хаббарда и Рамону Хаббард-Дэфо. Те встали, натужно улыбнулись судье и будущим присяжным, сели снова. Судья Этли методично опросил всех на предмет знакомства с ними. Поднялось несколько рук — все эти люди оказались их однокашниками по старшей клэнтонской школе. Затем председательствующий задал каждому еще одну серию вопросов. Все отвечали, что о деле знают очень мало, а то, что им известно, не окажет на них никакого влияния.
Пока судья задавал каждому одни и те же вопросы, занимающие несколько страниц в его записях, зал охватила невыносимая скука. К полудню двенадцать из пятидесяти человек получили освобождение — все белые. Из оставшихся тридцати восьми черными были одиннадцать — никто из них ни разу не поднял руку.
