Титания Xарди - Лабиринт розы
Через несколько минут все они ушли, и тот же приглушенный голос Алекса позвал ее:
— Люси…
Он нагнулся к ней, давая понять Шан, что ее дежурство окончено. Когда Алекс впервые увидел эти прелестное черты, обрамленные черными шелковистыми волосами — почти год прошел с тех пор! — ее девчоночья стрижка вызвала у него улыбку. Тогда ее глаза показались ему огромными на исхудавшем и бледном лице. Теперь, по истечении месяцев, волосы отросли ниже плеч, а на щеках заиграл здоровый полнокровный румянец, придав особую выразительность скулам. Но, увидев ее нынче ночью — с тенью на лице и дымкой чрезмерной усталости во взгляде,— Алекс понял, насколько она уязвима.
— Люси,— повторил он и подхватил ее на руки.
* * *
— Люси! — громко произнес где-то рядом Алекс.
Дверь тихо приоткрылась, заскрипели половицы, но Люси очнулась лишь тогда, когда спальню затопил солнечный свет. Она вздрогнула и, выпростав руки из-под одеяла, заслонила глаза ладонями. Тут же она почувствовала струю свежего воздуха, услышала, как кто-то возится со шпингалетом, затем рядом послышалось непонятное царапанье. От любопытства Люси заставила себя приподнять веки.
Он поставил на столик рядом с кроватью чашку с чаем, а рядом положил белоснежную розу на длинном стебле в окружении тугих и ярких пунцовых бутонов.
— «Мадам Харди».
Она почувствовала тепло его руки у себя на лице. Его голос больше не казался ей приглушенным.
— Первая белая роза в этом сезоне, из старого английского сада. Расцвела недели на две раньше срока.
Он поцеловал ее и вышел из спальни, а Люси принялась приводить мысли в порядок. Она проснулась в комнате Алекса в Лонгпэрише, куда вернулась накануне около трех часов утра. Ей снился сон, населенный проказливыми персонажами, потом она долго куда-то ехала, стремясь вернуться к нему… Вспомнив все, она поняла, что больше никуда спешить не надо.
Люси еще раз взглянула на эротичные очертания цветка подле нее. Дамасская изысканность, подумала она, всматриваясь в полуоткрытое зеленое «око» в окружении бесчисленных лепестков. Оно раскроется полностью, но позже, днем… Роза источала стойкий, но отнюдь не назойливый аромат.
Глотнув чаю, Люси взяла со столика наручные часы и обнаружила, что уже перевалило за десять утра. Она поспешно натянула платье и подошла к окну. Генри подстригал газон. Садик пестрел яркими бутонами и первоцветами, а сквозь раму беззастенчиво заглядывали в комнату свисающие соцветия глицинии.
Когда Люси сошла в кухню, она увидела, что Алекс сидит там в одиночестве, с чашкой кофе в одной руке и с серебряным ключиком Уилла — в другой. Перед ним на светлом ясеневом столе возвышался знакомый сундук, с которого Алекс не сводил задумчивого взгляда. Он поднял на нее глаза и сообщил:
— Джеймс Макферсон привез это сегодня утром вместе с маминой Библией. Отмахал такой путь нарочно, чтобы отдать нам.
— А он удостоверился, что на него не претендует британская комиссия по наследию? Что сундук — наша собственность?
— Это выяснилось еще раньше, в лавке. И ее хозяйка Сьюзи, и владельцы дома, где был паб, сразу отклонили всяческие притязания на него.— Алекс с усталой улыбкой взглянул на Люси и поставил чашку на стол.— Все они весьма великодушно сошлись на том, что нам будет вполне по силам установить его подлинное происхождение, хотя предупредили, что, если мы пожелаем продать его содержимое за границу, придется прежде предложить все обнаруженное местному музею.
Люси некоторое время безмолвно взирала на сундук, с виду совершенно безобидный, но тем не менее вызвавший столько распрей, треволнений, зависти и горя, пусть и невольно. Она заметила на пыльной крышке отчетливый грязный отпечаток ботинка Фицалана Уолтерса: коснувшись золотой и металлической обвязки, он наступил прямо на красную розу. Может быть, все-таки над кладом тяготеет неведомое проклятие? Люси отвернулась, чтобы поставить чайник греться на конфорку.
— Мы будем открывать его? — нерешительно спросил Алекс.
— Время не совсем подходящее. Все так перепуталось… Слишком много событий на сегодня.— Она подошла к Алексу и положила руки ему на плечи.— Слышно что-нибудь о Уолтерсе и Ги Тампле?
— О, этим прохвостам ничего не сделалось,— иронически усмехнулся Алекс— Макферсон арестовал водителя машины, который напрочь отказывается объясняться по-английски. Анджело сейчас в Паддингтон-Грин[141]; видимо, ему не удастся уйти от обвинения в похищении и даже, возможно, в убийстве. Пусть хоть кто-нибудь из них получит по заслугам. У Тампля случился очередной небольшой приступ — в том месте, где у него, по идее, должно быть сердце. Но сегодня его переводят в Бромптон — мы и там не будем спускать с него глаз.
— А что с Уолтерсом? — Люси машинально массировала ему плечевые мышцы.— Честно говоря, я решила, что он умер.
Он накрыл ее ладонь своей.
— С Уолтерсом мороки побольше, чем с остальными. Ему повезло, что нож замкнуло о ламповый патрон, а самого его отбросило далеко в сторону. Насколько я знаю, входное отверстие все же обнаружили — небольшую ранку на запястье. Но ЭКГ и «эхо» у него очень обнадеживающие. Сегодня утром мы обсуждали с Амалем терапию для Тампля, и я заодно упомянул об электрическом шоке у Уолтерса. Амаль уверяет, что в таких случаях не избежать серьезного повреждения нервной системы, но я что-то сомневаюсь… Видно, дьявола так просто не убьешь! — попытался сострить Алекс.— Думается мне, он нарочно выживет и еще ох как повоюет!
— И отомстит всей нашей компании! — вздрогнув, добавила Люси.
Она взглянула на Алекса, скрывая свои чувства. Он по-прежнему рассматривал серебряный ключик.
— Ты хочешь открыть сейчас? — волнуясь, спросила она.
Алекс отвлекся от захвативших его размышлений по поводу явного сходства между Фицаланом Уолтерсом и Мальволио и ответил с привычной иронически-спокойной улыбкой:
— Компания тоже хотела поприсутствовать. Сейчас все разбрелись спать и собирались спуститься позже; но, может, нам вовсе не обязательно присутствие массы статистов, если мы собираемся осуществить Вознесение из обычной гемпширской кухни?
— Пандора[142], наверное, чувствовала то же самое?
Она улыбнулась, и оба, не сговариваясь, обступили сундук. Люси сняла с шеи цепочку с золотым ключиком — ее пальцы едва приметно дрожали. Алекс на всякий случай еще раз внимательно осмотрел замки, затем они, немного стесняясь торжественности момента, вставили серебряный ключик в серебряную скважину, а золотой — в золотую, с противоположной стороны. Алекс кивнул, и оба совместными усилиями провернули ключи.
Механизм внутри щелкнул, и Алекс приподнял крышку. Оба ахнули: что бы ни хранилось в сундуке, оно было на фут утоплено в плотную массу бледных розовых лепестков, издающих поразительной густоты аромат. Впечатление было такое, будто из цветущего летнего сада вынули всю эссенцию ароматов и запечатали в этот компактный сундук.
— Роза дарит нам то, что нетленно,— промолвила Люси.— Мне сказал об этом Джон Ди.
Алекс взглянул на нее, не задавая вопросов, казавшихся сейчас излишними. Некоторое время оба неподвижно стояли, рассматривая засохшие соцветия. Каждый по-своему гадал о том, что спрятано под ними. Сундук был доверху полон, но рыхлая масса лепестков вряд ли скрывала значительный по величине предмет. Поворошив ее рукой, Люси обнаружила небольшой пергаментный сверток. Получив молчаливое одобрение Алекса, она осторожно, чтобы не повредить содержимое, развернула обертку и, протянув ему исписанный клочок, положила себе на ладонь миниатюрную золотую вещицу — прелестное украшение размером всего в несколько сантиметров, инкрустированное дюжиной жемчужин, таким же количеством рубинов и черным сапфиром в центре. И Люси, и Алекс тотчас узнали знакомые очертания: полумесяц над солнечным диском, наложенные на крест, или, иначе, всеобъемлющие альфа и омега, одна вверху, другая внизу,— переплетенные символы Венеры и Марса, женщины и мужчины. Перед ними была монада Джона Ди, незамысловатая эмблема, приветствующая любую веру и религию, от античности до современности, и по-прежнему вселяющая надежду на общечеловеческие братские узы.
Пока Люси держала ее в руке, Алекс прочел вслух написанное на клочке пергамента:
— Это какая-то цитата, я ее не узнаю: «Когда вы сделаете двоих одним, и когда вы сделаете внутреннюю сторону как внешнюю сторону, и внешнюю сторону как внутреннюю сторону, и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним… тогда вы войдете в царствие».
Они поглядели друг другу в глаза, наслаждаясь истинным пониманием: остальное следовало отложить до более подходящего, приличествующего случаю дня. Алекс стиснул Люси в объятиях, и долгое время оба молчали. Она знала, что его помыслы в этот момент направлены к матери, к Уиллу, к ней самой, и ощущала их особенную хрупкость, возбраняющую любые слова. Все это она постигала по небывалой сродственности их мыслей, чувств и переживаний. Наконец он задал ей простой вопрос:
