Андрей Измайлов - Трюкач
Долг платежом красен.
Ты, дорогой, лишил нас украшения «Востока»?
Мы, дорогой, лишим тебя украшения «Запада». Или как ты переназвал наш «Восток»? Как бы ни переназвал – он был и останется «Востоком».
На какую-то долю секунды раньше прозвучал выстрел в Зою Лапиньш. И выстрел был и остался один.
«Айвер Джонсон» так и не сказал своего слова. Блеснул блесной в воздухе – высоко, очень высоко. Прямое попадание – стекло вдребезги. И успокоился на полу, на ковре, среди мягкой мебели. Обрел прежнего хозяина – Юрия Аврумовича Чилингарова. Только хозяина и нету, и не будет…
Казалось бы, буквально вчера (позавчера? позапозавчера?) бесился в пьяном горе, в пьяной ненависти Юрия Чилингаров – здесь же, в своем гнездышке. Опустело гнездышко. Опечатано.
19
Гуртовой внимателен и сосредоточен: это не просто бумага, это документ, заявление.
Если по уму, если скрупулезно следовать установленному порядку, то подобные заявления надобно заявителю подавать на имя прокурора или – первая инстанция – участковому, по месту жительства, Сердюкову тому же.
Но вот… сидит перед Гуртовым заявитель… заявительница. Она в тонкостях субординации и прочих тонкостях не разбирается. Пришла сама в управление и положила на стол капитану Гуртовому исписанный листок. Почему-то выбрала именно его, Гуртового. И сидит истуканом, изящной нецке – и в глазах у нее полнейшая безучастность, сколь бы ни пронизывал ее Гуртовой взглядами исподлобья, бросая их поверх листка-документа.
– Хорошо, гражданка Ким. Рассмотрим. У меня к вам несколько вопросов. Вы готовы на них ответить?
Гражданка Ким готова на них ответить.
– Когда вы последний раз видели сестру?
Гуртовой – зам. А тот, чей он зам, стоит навытяжку перед селекторным телефоном и пришибленно оправдывается-докладывается:
– Товарищ генерал-майор! Мы принимаем все меры! Мы прилагаем все силы!
– Гроша выеденного не стоят все твои меры, подполковник, гроша выеденного! Мне и в Москву звонят, а вы все там у себя… херней занимаетесь! Что там за Гуртовой у тебя?! Он хоть чем-нибудь у тебя занимается?!
– Точно так, товарищ генерал-майор!
– Херней он у тебя занимается! Ну-ка, дай его к телефону! Непосредственно! Где он у тебя?!
Он, Гуртовой, в своем кабинете. С гражданкой Ким.
– Гуртовой! Срочно! Ко мне! – гавкает селектор.
– Я занят.
– Что-о-о? Капитан-н!!!
– Е-есть! – и малому Степе, объявившемуся на пороге – Евсеев, побудь. Вот, прочти пока.
Малой Степа остолбенел было, обнаружив гражданку Ким. Готовый соблюсти при задержании особую осторожность.
Однако сказал бы товарищ капитан столь буднично «побудь», если бы это была она, та самая?
Однако – вдруг та самая?!
Юность всегда готова на подвиг. Подвиг – остаться один на один с опасным правонарушителем. Но… не осрамиться бы, не сесть бы в лужу – вдруг… не та самая?!
Малой Степа и зарефлексировал: выражал всем видом, что – начеку, но и… просто выполняет распоряжение старшего по званию – он пока побудет, прочтет пока, стараясь при этом не выпускать из поля зрения эту… ту самую? не ту самую? И Степа Евсеев весь – то ли опасливый восторг, то ли плохо изображаемая суровость, то ли растерянность младшенького, которому на голову нежданно-негаданно свалилось…
Он будет за старшего. Он деловито, как за свой, усядется за стол капитана Гуртового. Бестолково попереставляет канцелярские принадлежности, хмуро изучит бумагу (сказано: «Прочти пока!»), взросло шевеля бровями, проницательно посматривая на заявительницу – хоть бы шевельнулась! Он побарабанит пальцами, повертит авторучку, схватится за трубку телефона. Служба, служба! И опасна и трудна! Он пощелкает тумблерами селекторной связи… За старшего оставлен, работы невпроворот-невпрогреб. И – селекторная связь после щелчка нежданно- негаданно донесет обрывок начальственного нагоняя:
– Гроша выеденного не стоит твоя работа, Гуртовой, ты меня понял?! Ни твоя работа, ни ты сам! Гроша выеденного, понял?! Повтори!
– Так точно, товарищ генерал-майор! Яйца ломаного!
– А-а-а?!!
– Повторяю, товарищ генерал-майор. Ваши слова стоят ломаного яйца. Вашего, товарищ генерал-майор! Или я не так понял?..
Обрывок. Потому как малой Степа, лихорадочно дергая тумблеры, не сразу попав, оборвал селекторное вещание, не предназначенное для чужих ушей.
А чужие уши расслышали. И реакция какая-то… При всей прежней истуканности и безучастности. Какая-то… реакция.
«Гроша выеденного!». Голос. Фигура речи. Интонация.
Мыло. Кафель. Ванна. Лицо под водой. Пар. И никаких пузыриков. Гостиница.
… И уровень воды в ванне – понижающийся, уходящий в слив – скворчание, фырканье. Вода дырочку найдет. И «восстание из мертвых» папы-динамы с похожим скворчанием, фырканьем.
Ч-черт! Затылок! Бодун! Полный был отруб! Бр-р! Пивка бы.
А близняшки? Где? Сбежали.
Оно и к лучшему. Подкидыши. Бродяжки по крови. Большая драма для тренера: он из них сотворил экстракласс, а они… позарились на медальки и сбежали. Воришки мелкие! Ищи их теперь, не ищи… Сколько ни корми – в лес смотрят! «Гроша выеденного!».
– Товарищ капитан! – подскочил малой Степа, Гуртовой влетел обратно в кабинет злющий, взвинченный, цедящий сквозь зубы;
– Генерал липовый! Волос-сатая рука! С- спортивная гордость! – и Степе, таращащему глаза: – Одна твоя лычка всех его звезд стоит! Деш- шевка! Баскаков, видите ли! Ну-ну! Хрен ему в сумку, а не Баскаков!
Капитан Гуртовой по роду службы должен уметь владеть собой и владеть ситуацией. А он так и делает. Умеет. Не без каких-то своих соображений цедит сквозь зубы, вроде бы утеряв контроль над собой и над ситуацией. А не утерял. Он все видит. Даже спиной. И гражданку Ким видит. Спиной. И малому Степе – экзаменующе:
– Прочел? И заявление, и показания?
– Да-а… Товарищ капитан! Гражданка Ким должна здесь на показаниях написать «С моих слов записано верно». И дату. – Насмотрелся детективов малой, многозначительно подсказал Гуртовому.
– Верно! – как о неважном буркнул капитан. – Напишите, пожалуйста: «С моих слов записано верно». И дату.
Взяла авторучку. Бесстрастно.
– Значит, завтра с утра я вас жду. Вам есть где ночевать? Можем устроить.
Не ответила. Сказала молча. Спасибо.
– Товарищ капитан! Она ведь, может быть, не Яна, а та… – и напоказ, кончиками пальцев сняв со стола авторучку: отпечатки! запросто проверяется! запросто ловится!
– А, спасибо! – принял Гуртовой у Степы авторучку. Небрежно, всей ладонью. Небрежно вытер, прокатав между ладонями, пихнул в нагрудный карман.
– Т-товарищ кап… А если она завтра не придет?!
– Придет.
Нет, недоступны малому Степе соображения старшего по званию, капитана Гуртового.
20
Баскаков, а почему вдруг так в тюрьму захотелось?
– Я же говорю, Виктор Тарасыч, мое место там, где я есть. Да и не так здесь неуютно.
– Конечно. На воле гораздо неуютней.
– Да. Честному человеку шагу не ступить: убийства, погромы, стрельба.
– Конечно. Честному человеку гораздо лучше в тюрьме.
– Да. Виктор Тарасыч, что вы в самом-то деле от меня-то хотите?! Ну искалечил человека, так ведь случайно. Свидетели опять же… Вы бы делом занялись: убийства, погромы, стрельба. Вас сроки не поджимают?
– Еще нет. На ваш срок хватит. Вы же хотите по двести одиннадцатой пойти?
– Я н-не знаю Кодекса, Виктор Тарасыч. Нужды как-то не возникало до сих пор. Был бы жив мой юрист… Вы убийцу задержали, кстати?
– Двести одиннадцатая. Нарушение правил безопасности движения… и так далее. До трех лет… Я понимаю, понимаю, Баскаков, показания свидетелей, потерпевший претензий не имеет… Да! Глеб Леонидович некий привет просил передать. Лично вам. Знаете такого?
– О-о! Само собой, само собой! И ему от меня, Виктор Тарасыч.
– Передам. Непременно… А скажите, Баскаков, вы здесь себя в безопасности ощущаете?
– В относительной, Виктор Тарасыч. Но в большей, чем… чем не здесь. Вы бы подсуетились с этой… Анной Ким.
– С Анной? Хм! То есть с Яной, что ли? Ким?
– Хм! Не которая… – и Баскаков показал рукой «лебединое озеро», – а которая… – и обозначил «ниндзю».
– Да? А что вы можете сказать, Баскаков, о… – и Гуртовой передразнил «лебединое озеро».
– Нич-че-го. Мы же говорили как-то на эту тему, помните? С ней что, случилось что? Не могу ли я чем-нибудь помочь?
– Помню. Значит, гражданин Баскаков, вы себя здесь в безопасности ощущаете? – повторил. – Двести одиннадцатая, да? А то – по двести второй?
– Я же говорю: Кодекс для меня – темный лес.
– Это – незаконное пользование знаками Красного Креста и Красного Полумесяца.
– Ха. Ха. Ха. – раздельно произнес Бакс. Мол, понял шутку, но и оскорбиться могу.
