Тэми Хоуг - Прах к праху
— Она была моей подопечной, — прошептала Кейт. — Мелани Хесслер. Я умудрилась за один вечер потерять сразу двоих. Как тебе это?
— Кейт, — произнес Куинн и, подойдя сзади, обхватил руками, такими теплыми, такими сильными. — Почему ты мне не позвонила?
«Потому что мне страшно. Страшно, что я привыкну к тебе. Страшно, что потеряю тебя». Но вслух сказала:
— Дела. Ты бы все равно не смог мне помочь.
Куинн развернул ее, убрал с лица волосы. Впрочем, вынуждать смотреть ему в глаза не стал.
— Я бы мог тебе помочь, — прошептал он. — Приехать, обнять, согреть.
— Сомневаюсь, что это помогло бы, — тихо возразила Кейт.
— А почему нет?
— Потому. Ты здесь для того, чтобы помочь раскрыть убийство. У тебя есть свои дела, и они куда более важные.
— Кейт, я люблю тебя.
— Все равно.
— Неправда. Не все равно.
Она отстранилась и сразу ощутила, как ей не хватает его.
— Я знаю, что пять лет между нами ничего не было — ни звонка, ни письма, ничего. И вот теперь через полтора дня снова возникла любовь. А через неделю тебя вновь здесь не будет. И что тогда? — спросила Кейт, нервно расхаживая по комнате. — Скажи, о чем, по-твоему, я думаю?
— Думаю, ни о чем хорошем.
Кажется, она обидела его, хотя и в мыслях не было этого делать. Кейт тотчас мысленно отругала себя за горячность, за неумение щадить чужие чувства. Наверное, просто разучилась это делать. А еще ей страшно. Страх мешает, толкает на необдуманные слова.
— Я тоже думаю о каждом мгновении в течение пяти лет, когда мне хотелось снять трубку, но я этого так и не сделал, — произнес Куинн. — И вот теперь я здесь.
— Случайно. Неужели тебе не понятно, что пугает меня, Джон? Если бы не это расследование, разве ты приехал бы сюда? Разве позвонил бы?
— А ты сама?
— Нет, — сказала Кейт без малейших колебаний и, покачав головой, добавила, уже не так резко: — Нет. Той боли, что я пережила, с меня хватило на всю оставшуюся жизнь. Так что к чему мне было искать новую? Лучше вообще не буду ничего чувствовать. Ты же вновь заставляешь меня, — сказала она сдавленным голосом. — Но что будет, когда ты снова уедешь отсюда? Снова ни звонка, ни письма?
— Не надо так, — Джон поймал ее за руку и развернул лицом к себе. — Посмотри мне в глаза, Кейт.
Она не стала этого делать. Не осмелилась. Ей хотелось быть где угодно, лишь бы не стоять перед ним с заплаканным лицом.
— Кейт, посмотри на меня. Неважно, что мы оба сделали или не сделали. Главное, что сейчас мы вместе. Главное, что мы чувствуем то же самое, что и тогда, пять лет назад. И то, что мы занимались любовью сегодня утром, это так естественно, так прекрасно — как будто этих пяти лет не было вообще. Вот что самое главное. А все остальное… Я люблю тебя. Поверь мне, — прошептал он. — Это и есть самое главное. Скажи, ты ведь тоже любишь меня?
Кейт кивнула, не осмеливаясь поднять глаза, как будто ей стыдно в этом признаться.
— Люблю и всегда любила, — сказала она, чувствуя, как слезы предательски катятся по ее щекам. Куинн поймал их большим пальцем и стряхнул.
— Вот это и есть самое главное, — прошептал он. — Пойми, Кейт, с тех пор, как ты уехала, в моей жизни образовалась пустота. Я пытался заполнить ее работой, но она лишь съедала меня, а пустота с каждым днем делалась все больше и глубже. Я же работал, как сумасшедший, пытаясь хотя бы чем-то ее заполнить, и такое чувство, будто от меня уже ничего не осталось. Но когда рядом со мной ты, я прекрасно знаю: именно этого мне не хватало — той части себя, которую я отдал тебе.
Кейт пристально посмотрела на него. Видно, что Куинн не кривит душой. Пусть, когда дело касалось работы, он превращался в хамелеона, то и дело меняя цвета, если это шло на пользу расследованию, но с ней он неизменно бывал честен — по крайней мере, пока длились их отношения, пока оба не облачились в броню, чтобы скрыть кровоточащие сердца. Кейт отлично понимала, чего ему стоило вновь сбросить защитный панцирь. Джон Куинн не любитель обнажать уязвимые места, впрочем, как и она сама. И вот теперь она ощущала, как пульсируют и ноют в груди душевные раны, как накопившаяся боль рвется наружу.
— Тебе не кажется, что у нас с тобой вечно все не вовремя? — спросила Кейт, и Джон улыбнулся в ответ. Он прекрасно понимал: тем самым она пытается оттолкнуть их обоих от опасного края. Небольшая шутка помогла частично снять напряжение, а также дала понять, что Кейт еще не готова, ни морально, ни физически, взвалить на себя груз отношений.
— Ну, я не знаю, — произнес Куинн, ослабляя объятия. — Мне казалось, что сейчас тебе неплохо в моих руках, мне же приятно держать тебя. И главное, это здорово у нас получается.
— Наверное, — сказала она и рискнула положить голову ему на плечо.
Впрочем, разве что-то другое ей оставалось, даже если она сама не решалась в этом признаться? Кейт слишком устала, чтобы сопротивляться, а если честно — ей самой этого страшно хотелось. Разве была у нее в последнее время такая возможность? Впрочем, сама виновата. Вечно пыталась убедить себя, что слишком занята, что в жизни для полного счастья ей не нужен мужчина. Правда же заключалась в другом: такой мужчина был, но только один. И никто другой, кроме него, ей не нужен.
— Поцелуй меня, — прошептал Куинн.
Кейт подняла голову, подставляя слегка приоткрытые губы. Как и при каждом их поцелуе по телу тотчас разлилось приятное, расслабляющее тепло, а также удивительное спокойствие, умиротворение. Казалось, она уже давно, затаив дыхание, ждала этого момента и вот теперь наконец смогла снова расслабиться и сделать выдох. Как же приятно ощущать эту завершенность!
— Ты нужна мне, — прошептал Куинн, проводя губами по ее щеке.
— А ты — мне, — прошептала она в ответ, чувствуя, как желание бьется внутри, словно волны о скалы. А внутренний голос нашептывал поверх страха, что через пару дней это все кончится для нее новой душевной болью.
Куинн поцеловал ее снова — жарче, глубже, как будто его желание сбросило невидимые путы. Кейт ощутила это по тому, как напряглись ее мышцы, по исходившему от него жару, по вкусу его губ. Его язык жадно искал ее язык, рука скользнула вниз по спине, крепче прижимая ее, чтобы она могла почувствовать, как сильно он ее хочет. Кейт издала сдавленный стон, слегка удивленная не столько силой его желания, сколько собственной жаждой, собственной страстью.
Наконец Куинн оторвался от нее и, слегка отстранившись, окинул ее взглядом. Глаза пылали огнем, губы слегка приоткрыты. Сам он задыхался, как будто после быстрого бега.
Кейт взяла его за руку и повела в коридор. У первой ступеньки лестницы он вновь притянул ее к себе и впился жадным поцелуем в губы. Прижав Кейт спиной к стене, подхватил край черного свитера и потянул вверх, обнажая тело, открывая путь к нему. Кейт ахнула — это пальцы Куинна оттянули в сторону чашечку ее лифчика, чтобы стать чашей для холмика ее груди.
Кейт было все равно, что они стоят слишком близко к окну, что кто-нибудь может увидеть их сквозь жалюзи. Желание заслонило разум и предусмотрительность. Была лишь страсть — жгучая, первобытная.
Губы Джона легли на сосок, и она ахнула снова, всем телом подалась вперед, прижимая к себе его голову. Тем временем подол юбки скользнул вверх, черные колготки — вниз. А в следующий момент уже не было никакого расследования, никакого прошлого, ничего — одно лишь желание. Пальцы Куинна скользили по ее телу, ласкали, изучали, нащупывали самые чувствительные точки.
— Джон, — прошептала она, впиваясь ему в плечи — Джон… Я хочу тебя. Боже, как я хочу тебя…
Он выпрямился, быстро, но крепко ее поцеловал и посмотрел вверх, на лестницу, затем снова на нее. Затем оглянулся на открытую дверь ее кабинета. Настольная лампа отбрасывала янтарный свет, который едва достигал старого кожаного дивана.
В следующий момент они были рядом с диваном. Куинн стащил ей через голову свитер, Кейт тем временем освободила его от галстука. Еще пара мгновений — и их одежда лежала ворохом на полу. Не разжимая объятий, они опустились на диван, и тотчас оба шумно втянули воздух, ощутив под собой прохладную кожу. Но уже в следующий миг этот холодок испарился от жара их тел, их страсти.
Стройные ноги Кейт обвили Куинна, и он одним плавным движением вошел в нее, наполняя ее собой физически, проникая в душу. Они двигались, словно танцоры в ритмичном танце, тела дополняли друг друга. Страсть звучала, словно симфония, нарастая в оглушительном крещендо.
А затем, достигнув пика, они, не разжимая объятий, несколько мгновений парили на вершине блаженства, нашептывая что-то ласковое друг другу на ухо. В душу Кейт уже закрался страх, что им не выдержать встречи с реальностью, однако она старалась не разрушать волшебных чар, не нарушать обещания, что «все будет хорошо». Она знала, что им обоим хочется в это верить — хотя бы ради того, чтобы понежиться в этих нескольких минутах блаженства, прежде чем реальный мир вновь вторгнется в их жизнь во всей своей жестокости.
