Патрик Бовен - Цирк монстров
Конни пристально взглянула на меня, ожидая ответа.
— Думаете, эта женщина на видеозаписи — Баба-яга? — спросил я.
— Нет. Если бы это было так, зачем рисковать, поворачиваясь к нам лицом?
— Она ведь не знала, что ее снимает камера.
— И все-таки…
Конни нахмурилась.
— Даже не знаю, — призналась она наконец. — Возможно, это ложный след… Она постарела… и, может быть, изменилась к лучшему? Кош узнал ее историю. Может быть, он захотел подражать ей. Но она отказалась ему помогать. Пригрозила выдать его полиции. Они поссорились. Тогда она решила направить нас по его следу.
Я не отвечал.
— Да что с вами такое? — нетерпеливо спросила Конни.
— Я просто слишком ошеломлен…
— Вы уверены, что не знаете эту женщину?
— Уверен, — солгал я.
Конни слегка побарабанила пальцами по рулю. Потом сказала:
— Ну что ж. Тем хуже. Я передам всю информацию Альтману. Посмотрим, что он сможет из нее извлечь.
Мы выехали из города монстров, когда уже начало темнеть.
С момента отъезда я не произнес ни слова.
Я смотрел на удаляющиеся огоньки в зеркале заднего вида, чувствуя, как мое сердце застывает, будто солнце, опускающееся в ледяное море.
Как я мог быть до такой степени слепым?! И какое решение должен был принять сейчас? Ведь я узнал эту женщину — еще бы не узнать! Но не решился признаться в этом Конни, потому что до сих пор не отошел от шока, вызванного недавним открытием. Эту высокую тощую фигуру, эту шею, стиснутую глухим черным воротником, я сразу узнал бы даже в густой толпе.
Это была мисс Скорбин, моя бывшая учительница.
И нынешняя учительница Билли.
Глава 89
Шейлу Лебовиц разбудил какой-то шум. Точнее, почти музыкальное позвякивание.
Клинг… клинг…
Она попыталась открыть глаза, чтобы увидеть, что происходит, но веки почему-то оказались настолько тяжелыми, что ей это не удалось.
Вчера она, как обычно, легла поздно и к тому же выпила лишнего. Довершили дело несколько таблеток снотворного. Было утро субботы, и Шейла лежала в постели на животе, обхватив руками подушку.
Потом она лениво вытянула ногу и провела ею по другой стороне кровати. Никого. Это означало, что Герман, ее муж, снова ночевал не дома, а у какой-нибудь потаскушки.
Шейла вздохнула.
Добро пожаловать в дивный мир Германа Лебовица, удачливого торговца недвижимостью, — в тот мир, где цены на приобретенное вами жилье стремительно растут день ото дня.
Клинг… клинг… клии-и-инг…
На сей раз шум звучал резче. Шейла вновь попыталась открыть глаза, но у нее появилось ощущение, что веки чем-то залеплены.
В гостиной на первом этаже послышались чьи-то шаги.
— Герман?..
Шаги смолкли.
Шейла прислушалась: тишина.
Она хотела убрать волосы с лица, но почему-то не смогла пошевелить рукой. Что-то соединяло ее запястья. Что-то грубое, узловатое… веревка?..
Ее сердце резко заколотилось.
Она привязана к кровати!
Но почему?
Первое объяснение, пришедшее ей на ум, было наиболее очевидным: это какая-то эротическая игра. Герман не изобретал ничего в этом духе несколько последних недель — и вот, очевидно, сегодня у него разыгралась фантазия.
Клинг… кли-и-инг!..
Шейле по-прежнему не удавалось разомкнуть веки, и она запаниковала. Но зато поняла, что за звуки до нее доносятся: это равномерно колыхалась занавеска из жемчужных нитей на окне.
Раздумывая, почему колышется занавеска, Шейла одновременно пыталась освободить запястья.
Разве она оставила окно открытым?..
Нет. Она вспомнила, что вчера ночью разразилась гроза — слышала сквозь сон, как дождь хлещет в стекла. Но, может быть, занавеску раскачивал большой вентилятор, вращающийся под потолком. Хотя он, кажется, был выключен…
Заскрипели деревянные ступеньки, ведущие на второй этаж.
— Герман?.. — снова окликнула Шейла.
И снова шаги замерли.
— Черт! — раздраженно сказала она. — Во что ты играешь?
Она попыталась стащить с запястий веревку, но узел был завязан крепко. Шейла оставила это безнадежное занятие и коснулась пальцами век. На них обнаружилось какое-то застывшее вещество. Шейла принялась отскребать его ногтями. Неужели это… клей?
Кто-то залепил ей глаза клеем!
О господи, но зачем?!
Шаги послышались уже в коридоре.
Шейлу охватил ужас. Она принялась лихорадочно тереть глаза, и наконец ей удалось их открыть.
Видела она не очень четко: глаза слезились, в них ощущалась сильная резь, как будто кто-то насыпал в них толченого стекла.
Но она старалась не закрывать хотя бы один глаз.
И этим глазом она смутно разглядела вращающийся под потолком, прямо над ней, силуэт.
Какой-то человек был подвешен к вентилятору головой вниз.
— О боже… нет!..
Клинг… клинг… — позванивали жемчужные нити на окне каждый раз, когда голова человека их задевала.
У Шейлы замерло сердце. Краем глаза она смутно различила пару черных мокасин, появившихся в поле ее зрения.
Перед ней возник незнакомец.
— Здравствуйте, миссис Лебовиц, — сказал он. — Где находится Клэр Беккер?
— К-кто вы?.. — пролепетала она. — Я вас не вижу…
— Это к делу не относится.
Незнакомец схватил ее за волосы и резко откинул голову назад. Шейла почувствовала, как хрустнули шейные позвонки. Боль, пронзившая позвоночник сверху донизу, была такой сильной, что у нее перед глазами заплясали искры. Она не смогла даже закричать.
— Еще одно движение — и ваши конечности будут парализованы.
С этими словами незнакомец еще сильнее запрокинул ее голову.
От боли у Шейлы помутился рассудок. Но в этот момент она наконец разглядела непрошеного гостя. И труп.
— Пол Беккер нанес мне непоправимый ущерб, — продолжал Кош. — И я боюсь, что мне не осталось ничего, кроме мести. Вы знаете, где сейчас его жена: я недавно видел вас вместе на улице. Сначала я попытался расспросить вашего мужа, но он оказался не в курсе. — Кош поднял глаза к потолку. — Он вообще слегка рассеянный, вы не находите? Витает в облаках…
Глава 90
Десятки вопросов лихорадочно крутились у меня в голове по дороге обратно в Неаполь.
Конни время от времени пыталась меня разговорить — задавала вопросы, рассказывала смешные истории… Она даже рискнула остановиться пообедать в ресторанчике «Крекер’с Баррелл», где играла живая музыка в стиле кантри (несмотря на полное отсутствие посетителей, которых, очевидно, распугала гроза).
Но несмотря на это, я чувствовал, что она расстроена и обескуражена. Конни машинально пыталась меня приободрить, но ее мысли и чувства были далеко. Что касается меня… мне так и не удалось увидеться с Билли и Клэр. А сейчас меня везли в тюрьму.
Я через силу пытался улыбаться Конни, подозревая, что мою немногословность она относит на счет враждебности. Но на самом деле мне просто необходимо было побыть наедине со своими мыслями.
Потому что, чем дольше я размышлял, тем сильнее меня беспокоила фраза, которую произнесла Ла Орла: «Значит, вы где-то допустили ошибку».
Об этих словах я главным образом и думал.
Вот представьте: перед вами лежит почти полностью собранный пазл.
Вы хорошо представляете себе общую картину. Видите, как сочетаются ее отдельные элементы.
Но при этом вы чувствуете, что самая главная, ключевая деталь отсутствует.
Мы продолжали ехать, уже в ночи. Конни по телефону рассказала Альтману обо всем, что нам удалось узнать, — и, судя по всему, эти сведения не привели его восторг. Она со вздохом прервала соединение, затем, поколебавшись, сказала, что ей снова придется надеть на меня наручники. «Обычная предосторожность», — прибавила она. После этого мы немного поспали в машине, затем продолжили путь. Конни выбрала шоссе US 41 — старое доброе «Тамайами Трейл», словно чтобы предоставить мне возможность вернуться по своим же следам. Не стану утомлять вас перечислением тех эмоций, какие я испытывал, глядя на знакомые места с мыслью о том, что, возможно, не увижу их в ближайшие лет двадцать, а то и больше.
На рассвете мы проехали Форт Майерс.
Я продолжал размышлять.
За окнами замелькали улицы Бонита-Спрингс.
Я все еще размышлял, углубившись в воспоминания.
Наконец мы въехали в предместье Неаполя.
Я размышлял, восстанавливая в памяти события последних одиннадцати дней, опрокинувших всю мою жизнь. Перебирал их в уме тщательно, скрупулезно, минуту за минутой.
На улицах было тихо и безлюдно — субботнее утро еще только начиналось. На тротуарах виднелись непросохшие лужи и обломанные ветки — следы вчерашней грозы.
И лишь когда мы оказались в центре города, меня осенило. Я наконец нашел единственную отсутствующую деталь и соединил ее с другими.