Джей Брэндон - Волк в овечьем стаде
Я кивнул. Разговор с четой Поллард был самым тяжелым и самым легким одновременно. У меня были письменные соглашения со всеми родителями. Всем нам, включая защиту, было на руку, чтобы дело прошло без шума.
— Давай покончим с этим, — внезапно сказал я, — соберем все показания и поторопимся с обвинением. — Помолчав, я добавил: — Чего ты от меня хочешь? В моей воле обвинить того, кто уже что-то совершил. Все остальные должны сами решать свои проблемы. Я ответственен за происходящее в мире не более тебя, Кэрен. — Я выпалил тираду жестче, чем хотел.
Когда все устремлены к одному, препятствия устраняются быстро. Я передал дело судье Хернандесу на той же неделе, и час спустя получил три обвинительных акта. Мы с Остином заглянули к нему, чтобы оговорить ход разбирательства, и судья с удовольствием пошел нам навстречу. Мы назначили суд за неделю до Дня независимости.
Единственной неожиданностью стал звонок от миссис Поллард. Она говорила взахлеб, как будто боялась, что отнимает у меня время или что кто-то войдет и вырвет трубку у нее из рук.
— Я знаю, что нам не надо приходить в суд и что это будет закрытое заседание, но мне хотелось узнать, можно ли нам все-таки присутствовать. Кевину и мне. Просто посмотреть. Мне кажется, Кевину поможет, если он увидит этого типа в наручниках. Он все еще… Иногда мне приходится спать с ним вместе. Он…
Это меня не касалось.
— Конечно, — сказал я. — Можете прийти. Но вы действительно думаете…
— Кевин не будет находиться от него близко, не так ли? Я никогда не была в суде. — Она сказала это извиняющимся током, как будто призналась, что не закончила школу.
— Нет, мадам. Вы с Кевином будете сидеть среди публики, за перегородкой, а обвиняемого введут через боковую дверь. Это не слишком близко.
— Хорошо. Тогда мы придем.
Мне хотелось спросить, будет ли с ними отец Кевина, но мой тон выдал бы, что я знаю о несогласии в их семье. Пусть думают, что смогли всех одурачить.
В день судебного заседания мы собрались по двое, будто на подпольное собрание. Судья Хернандес любезно предоставил нам будний день, свободный от других мероприятий. Жарким летним днем здание было почти безлюдно. Мои шаги отдавались эхом на лестнице.
Перед залом судебных заседаний на третьем этаже собралось несколько репортеров. Мы не держали процесс в секрете, наоборот, освещение события входило в наши планы. Это было частью предвыборной кампании, и мне пришлось ответить на пару вопросов: «Да, Джим, я могу уделить минуту, чтобы заверить твоих зрителей, что я собираюсь судить справедливо и служить людям…» — лучше не придумаешь для криминальных новостей. Зрителей не было. Процесс не представлял интереса для любопытствующих. Не было и намека на борьбу, которая обычно разворачивалась в суде. Я надеялся, что все пройдет гладко.
На полпути я заметил слева темноволосую макушку, которая едва доставала до спинки кресла. Рядом, развернувшись в мою сторону, сидела миссис Поллард. На ее лице ничего не отражалось. Кэрен сидела рядом, на всякий случай. Мужа не было.
Я мрачно кивнул им, проходя мимо, подумав, что не стоит афишировать их присутствие. Когда я миновал их, другой человек привлек мое внимание. Я прибавил шагу, когда он повернулся в мою сторону.
— Элиот! — Я пожал ему руку. — Не знал, что ты придешь.
— Просто искал тебя, — тихо ответил он.
Мы немного поговорили, и я вспомнил, что мы находимся в уголовном суде, где Элиот столько раз выступал на стороне обвинения. Интересно, как Элиот воспринимал происходящее со стороны?
Появилась Бекки Ширтхарт. Как главный судебный прокурор, именно она должна была предъявить обвинение. Она выглядела довольно уверенно. Это дело напрямую ее не касалось, просто формальность, ей не о чем было беспокоиться. Но я вспомнил то время, когда она только пришла в прокуратуру, а я еще был юристом от защиты, и потом, когда я стал ее начальником, а у нее уже была репутация непреклонного обвинителя, который продумывает каждую деталь. Она стала профессионалом и свободно чувствовала себя в зале суда. Бекки была одета по-летнему, в длинном легком платье вместо делового костюма. Ее каштановые волосы, падавшие на плечи, не много выгорели на солнце. Впервые я заметил, что глаза у нее карие, с легким неуловимым оттенком, который менялся в зависимости от того, откуда падал свет.
Я представил ее Элиоту. Бекки была не промах, этим она выгодно отличалась от моих молодых помощников и хорошо знала историю. Она моментально догадалась, кто перед ней, и не стала делать вид, будто Элиот частное лицо, случайно оказавшееся в зале суда. Элиот, который был одного роста с Бекки, рядом с ней казался старше своих лет, несмотря на стройную фигуру и великолепный загар. Он посмешил нас рассказом о некоем судье, с которым ему пришлось столкнуться в должности окружного прокурора.
Я смотрел через плечо Бекки на публику. Кевин изменился в лице, видимо, что-то произошло. Он вдруг сжался в кресле. Кэрен склонилась к нему.
По проходу шел Остин Пейли, вертя головой в разные стороны, довольный тем, что обнаружил в зале мало народу. Этот процесс не принесет ему лавров, поэтому не было резона, чтобы многие знали о его участии. Он замедлил шаг, поравнявшись с двумя женщинами и Кевином, бросил на них неодобрительный взгляд и поспешил в нашу сторону. Он сделал вид, что не замечает Элиота и меня. И тут Крис Девис вошел в зал через боковую дверь и занял место подсудимого.
Он был одет в тюремную робу белого цвета, руки скованы наручниками. Они, похоже, тянули его руки вниз, обнажая внутреннюю незагорелую сторону, дряблые мышцы.
Он даже не побрился перед судом. Теперь он выглядел на пятнадцать лет старше, чем в прошлый раз. Глаза покраснели, нос утончился, так что казалось, он с трудом пропускает воздух, а волосы были гладкими и редкими. В тюремных штанах его тонкие ноги выглядели ужасающе костлявыми.
Я снова посмотрел на Кевина. Никогда не видел, чтобы кто-то так пугался при виде заключенного, но Кевин явно боялся. Кэрен и мать обняли его, но мальчик казался потерянным в незнакомом месте. Он поднял к лицу левую руку, так что видны были только глаза.
— Ты должен был меня предупредить, что будут зрители, — бросил Остин резко.
— Мать решила, что для мальчика так будет лучше, — спокойно ответил я.
— Будем надеяться, что так будет лучше для всех нас, — сказал Остин. — Привет, Элиот.
— Остин, как странно видеть тебя здесь.
— И тебя, — отпарировал Остин. — Просто хочу убедиться, что мой клиент доволен.
Он подошел к обвиняемому, чтобы обговорить детали, Элиот занял свое место, а мы с Бекки снова принялись за обсуждение выдвигаемого обвинения. Судья Хернандес заставил нас всех ждать. Я смотрел то на Криса Девиса, то на Кевина. Обвиняемый ни разу не взглянул на мальчика. Он не сделал ничего пугающего, но Кевин так и не мог успокоиться. Он уставился на скамью подсудимых, где сидел Девис со своим адвокатом. Вид обвиняемого, наверное, поверг его в смятение. Девис и сам выглядел уничтоженным и беспомощным. Невозможно было представить, чтобы Кевин приблизился к этому мужчине.
Наконец вошел судья Хернандес, мужчина средних лет и более чем средних размеров, и все мы в разных концах зала поднялись со своих мест, чтобы поприветствовать его.
— Штат Техас против Кристофера Девиса, — объявил судья.
— Обвинение готово, — сказал я.
Бекки встала и подошла к судье, чтобы представить стороны.
— Обвиняемый тоже готов, ваша честь, — сказал Остин официальным тоном, как того требовали обстоятельства. Он подвел своего подзащитного к судье и поставил между собой и Бекки.
— Готово ли соглашение? — спросил судья Хернандес.
После того как Бекки прочла все пункты и Остин подтвердил, что согласен, я отошел в сторону, чтобы лучше видеть обвиняемого. Это позволяло мне время от времени поглядывать на Кевина. Началось чтение обвинения — ритуал, который я подготавливал или проводил тысячи раз, пока это не потеряло не только смысл, но и реальность. Но испуганное лицо Кевина Полларда оживляло судебное разбирательство. Оно должно было закончиться через десять минут. Кевину, видимо, было этого недостаточно.
Обвиняемому тоже требовалось больше времени. Я заметил, как Крис Девис жмется в стороне, отстраняясь от Остина. Остину пришлось взять его за руку. Девис ожидал приговора. Он, наверное, вплоть до этого момента втайне надеялся выйти на свободу, даже после своего согласия на пятнадцать лет заключения. Я видел многих обвиняемых, слышал их выступления. Многие из них верят до последнего, что, когда придет время, они смогут что-то сказать или на их лицах появится такое выражение, что отвратит гнев правосудия и вызовет у судьи сострадание.
Признание своей вины наряду с тем, что давало единственную возможность подсудимому заработать более легкий приговор, также отбирало право оправдаться. Это означало, что присяжные услышат только детали обвинения, но не смягчающие обстоятельства. Обвиняемый теряет шанс разбудить к себе симпатию, заставить людей убедиться, что все произошло случайно, что он стал жертвой обстоятельств, как и все остальные. Иногда я замечал, как они меняются в лице от желания высказаться.
