Юрис Юрьевикс - Ледяной ад
Лязгнув, лифт замер. Бесцветный швейцар рывком распахнул полированные двери. Подчеркнуто игнорируя его грубость, адмирал вышел из кабины. Дверь и бронзовая решетка — модерн и декор — с грохотом захлопнулись. «Когда-нибудь я пристрелю этого неисправимого троцкиста», — подумал Руденко, перекладывая пакет из руки в руку и роясь в карманах пальто в поисках ключа.
Оказалось, его квартира открыта.
— Георгий Михайлович, — раздался знакомый бас.
Второй заместитель министра Панов возник из тени кресла, стоящего у декоративного камина, и поднял стакан, приветствуя старого соперника.
Сняв пальто, Руденко расплылся в широкой искренней улыбке и кинулся к другу с распростертыми объятиями.
— Евгений Александрович! — Он похлопал Панова по плечам и расцеловал в обе щеки.
— А это что такое? — Панов изобразил изумление. — Уж не думаешь ли ты огреть старого друга дохлой рыбой? — Он ткнул пальцем в пакет, который Руденко положил на сервант.
Адмирал рассмеялся и, захватив пакет, прошел на кухню.
— Давно ждешь? — крикнул он Панову.
— Да нет, — отозвался тот из комнаты. — Приехал пораньше. Меня впустил уборщик. Надеюсь, ты не против?
Руденко положил копченую рыбу, банку икры и батон ароматной колбасы — плотной, с вкраплениями перца — на поднос, достал из буфета стаканы и тарелки и вернулся, нагруженный всем этим, в гостиную.
— Признаюсь: чтобы скоротать время, я вскрыл запас твоего английского скотча. — Панов пристыженно поднял стакан.
Руденко отмахнулся от шутливого извинения.
— Может быть, еще стаканчик, чтобы икра лучше шла? Будь добр, налей нам обоим. — Он снял китель и повесил на спинку стула.
Панов наполнил стаканы. Эти двое соперничали большую часть жизни, начиная с тех пор, как были командирами подводных лодок. До чего быстро пролетело время! Волею судеб они стали основоположниками ведущей военной отрасли Советского Союза. Однако с возрастом рвения у них поубавилось, и молодые технократы обошли их. Пока товарищи Руденко и Панов, словно заядлые нумизматы, собирали медали на ежегодных торжественных мероприятиях, посвященных давно минувшим победам, бумажные рыцари аппарата продвигались по служебной лестнице, щеголяя сотовыми телефонами и сертификатами о работоспособности.
Выпили.
Адмирал наполнил стаканы заново и устроился на маленьком диванчике напротив Панова. На сей раз отметили неожиданное воссоединение. Раньше появление Панова означало, что в каком-то захудалом царстве-государстве нужен любезный, представительный военно-морской атташе с жалованьем, равным дотации на адмиральскую форму. Порой Руденко везло, и он попадал в приличную страну. Так, он провел три незабываемых года в Италии в качестве второго секретаря посольства. На Западе он пил, наслаждался обществом любовницы-англичанки, жадно впитывая ее прекрасный язык, вдыхая ее культуру и аромат. Больше, чем за выдающиеся военные заслуги, его ценили за лингвистические способности.
— За Папу, — сказал Руденко и поднял стакан.
— За Папу. — Панов задержал взгляд на большом, писанном маслом полотне, висящем на противоположной от камина стене.
— А-а, — заметил он, — еще картин подсобрал…
— Да. Инга Добенская.
— Не вполне в духе соцреализма, — хихикнул Панов. — Полуголые девицы на… э-э… пляже?
Руденко пожал плечами:
— Она была молоканкой. А кому дано постичь душу молоканских христиан? Тем не менее сильный живописец. Впечатляет, даже если не до конца понимаешь. Эта картина напоминает мне о днях юности, прошедших на морском побережье. И еще кое о чем… — Мысль ускользнула.
— Да-да, теперь и я вспоминаю, — подхватил Панов. — Ты привел меня на вечеринку в Ленинграде. Бальный вечер в Адмиралтействе в тысяча девятьсот пятьдесят каком-то. Сколько нам было? По двадцать с небольшим?
— Кажется, это было в пятьдесят втором. — Руденко поднял глаза на картину. — Мы только познакомились.
— И где она теперь?
— Ее давно уже нет.
— На Западе? — Панов налил себе виски.
Сделав глоток, Руденко замотал головой и высоко поднял стакан.
— На небесах, — пояснил он и, привалившись к диванной спинке, расстегнул воротник рубашки. — А как твоя семья?
— В общем, неплохо. Спасибо, что спросил. Внук только что вернулся домой с Дальнего Востока, отработал последний год по контракту. Разбогател, как Крез. Там это пока возможно без помощи мафии.
Панов, чуть привстав с кресла, зачерпнул ложкой черных жемчужин из банки и намазал на ломтик мягкого белого хлеба с маслом. Он был в форме, соответствующей должности. Впрочем, и без регалий в нем легко было опознать военного — по решительным манерам, по безукоризненной выправке. Воин душой и телом. Но адмирал видел, как постарел Панов с их последней встречи. Сияющая мальчишеская улыбка померкла, кожа стала сухой и какой-то серой, вокруг глаз залегли глубокие морщины.
— Поужинаешь со мной? — пригласил Руденко. — Могу чего-нибудь поджарить. А еще есть бутылка чистейшего скотча, которую я собирался послать тебе на именины.
Делая глоток, Панов отрицательно покачал головой:
— Извини, начальник. Я и тебе спутаю планы на вечер. Нам нужно поговорить.
— Вот оно что! Тогда выкладывай.
— Задание от моего департамента. Необходимо знание некоторых мест проведения работ и умение максимально хорошо разбираться в подводных судах.
Руденко выпрямился и хлопнул Панова по колену:
— Евгений Александрович, я ведь старше тебя. Поздно мне записываться в пираты. Я и с бумажной-то работой еле справляюсь.
Качнув головой, Панов дал понять, что не принимает возражений, и поставил стакан на поднос.
— Северное море. Мы должны выяснить, что произошло с одной из наших лодок. Она пропала в районе, который ты хорошо знаешь… знал раньше.
В комнате стемнело. Руденко зажег электрическую лампу на письменном столе. Ему хотелось видеть лицо Панова.
— Пропала еще одна лодка? Ничего об этом не слышал.
— И не услышишь. Информация разглашению не подлежит.
Руденко кивнул.
— Где именно лодка отклонилась от курса?
— В фьорде Согне. Помнишь?
«Согне. Стеклянная чернота. Когда в последний раз я был там?» — подумал Руденко.
— Помнишь, Георгий Михайлович, — продолжал Панов, — как мы благодарили черта за те непокрытые льдом фьорды?
Руденко улыбнулся. Во время войны он играл в смертельные прятки. Он выныривал из воды и уходил на глубину, нанося неожиданные удары по нацистским военным кораблям. Однажды он даже торпедировал немецкую подлодку, пока та скользила по поверхности. Много лет спустя на занятиях в военном училище он объяснил, почему вражеская субмарина не погрузилась, чтобы избежать удара: на свою погибель она тащила гондолу. Руденко навсегда запомнил мутно-зеленый глаз посреди мелководья — окно в будущее, открытое оружейниками рейха, — нос тонущей ракеты.
— Что известно о пропавшей подлодке? — спросил адмирал.
Замминистра поставил стакан на журнальный столик возле кресла.
— Называется «Владивосток», индекс К-517, принадлежит ко второй эскадре. Тип «Акула». Она модифицирована: атомный двигатель, высокая маневренность, бесшумность. Снабжена специальным гидролокационным и наблюдательным оборудованием. Имеет на борту траулер СБ-4.
— А траулер зачем?
Панов пожал плечами:
— Они должны были выполнить какие-то работы на дне.
— Вооружение?
Панов выдохнул:
— Чисто символическое — только торпеды. Ракет нет. Обычная артиллерия. Численность команды — восемьдесят девять человек; офицеров — пятеро. Есть одно гражданское лицо — ученый, которого забрали с полярной станции.
— Кто командир?
— Рачевский. Возможно, ты его знаешь. Он из-под Кеми.
— Да, отличный офицер. А лодка точно в пределах норвежских вод?
Панов кивнул.
— Последняя передача состоялась вчера утром: никакой конкретной информации, только сигнал о помощи.
— Ты захватил документы? — поинтересовался Руденко, оглядываясь в поисках чемодана.
— Ради Бога! — Панов едва улыбнулся. — Сегодня вечером тебя ожидает краткий инструктаж в военно-морском министерстве. Из Петербурга прилетает Чернавин. Для тебя составят любой протокол, какой пожелаешь.
Все это свидетельствовало о мерах по сохранению инцидента в строжайшей секретности.
— Лодка оснащена весьма приличной системой регенерации кислорода, — продолжал Панов, — и может поддерживать пригодные для жизни условия в течение длительного времени. Шеф хочет, чтобы команду спасли…
— В самом деле? — усомнился Руденко.
— Да. Но не поднимая на поверхность.
— Вот оно что? — протянул Руденко.
Много лет назад он участвовал в поиске атомной субмарины, пропавшей в Атлантике. В те времена корпус лодки конструктивно сильно уступал нынешнему. Никто даже не надеялся спасти команду. Они спустили магнетометры и камеры на длинных проводах. При больших усилиях и не меньшей удачливости лодка наконец была обнаружена — ну или ее подобие. Спустя несколько недель специалисты выдвинули такую версию катастрофы. Субмарине не удалось сбросить балласт, и двигатель оказался не в состоянии преодолеть силу тяжести. Когда отказал винт, лодку повлекло на глубину. Она начала стремительно погружаться: двести миль в час… триста, четыреста… На шестистах корпус треснул, словно яичная скорлупа. Милостью Божией команда к тому моменту была мертва: полопались кровеносные сосуды. Останки разметало по дну на несколько километров.
