Майкл Грубер - Ночь Ягуара
Во всяком случае, Дженни с Кевином слышали их так же хорошо, как если бы находились с ними в одной комнате: восклицания и стоны Луны и Скотти были для них таким же привычным звуковым фоном ночи, как и голос пересмешника.
До приезда в La Casita Дженни в этом отношении вела себя тихо, но здесь и сама приучилась подкреплять эти ночные звуки собственными стонами, порой вполне искренними. Кевин, похоже, находил подобную полифонию забавной.
Ширли, как всегда при появлении Руперта, подала голос из своей клетки. Луна тут же велела ей заткнуться, и она заткнулась. Как и большинство местных обитателей, самка гиацинтового попугая ара почти всегда делала то, что велела Луна.
Подошедший Скотти уселся рядом с Луной. Сейчас, выполняя не сексуальную, а социальную функцию, он отпускал легкие ремарки относительно погоды, высказывался насчет подрезки фруктовых деревьев и выслушивал обычные комплименты Руперта насчет цветов. За завтраком все рассказывали друг другу, как собираются провести день. Руперт и Луна говорили о почтовой рассылке, о приобретении адресных баз у других экологических организаций и о чем-то по компьютерной части, чего Дженни не поняла.
Они проводили разоблачительную кампанию, рассылая письма, обличающие находившуюся на севере насосную станцию, которая закачивала грязную воду в болота Флориды, нанося ущерб живой природе. Скотти говорил о вышедшем из строя культиваторе и прочих ремонтных и сантехнических работах, а потом у них завязался небольшой спор о том, что с чем совместимо, а что нет. Дженни пропускала разговор мимо ушей, давая ему слиться с шепотом легкого ветерка в стройных пальмах, которые поднимались над внутренним двориком, и звуками водопада. Она кивнула и улыбнулась, когда Луна, назвав ее на манер Кевина «миссис Роботика», сообщила о полученном от администрации района Кокосовая роща разрешении развернуть выставку и поставить агитационный столик на маленькой площади перед зданием библиотеки. Эванджелина Варгос должна будет встретить ее там, а Кевин поведет фургон.
— Если только ты не захочешь помочь Скотти с культиватором, — подчеркнуто добавила Луна.
— О нет, мэм, — ответил Кевин, — крутить баранку — это как раз по мне, с этим я точно справлюсь. Всегда надеялся, что, когда вырасту, мне доверят развозить людей, которые смогут раздавать маленькие брошюры и листовки против рубки деревьев. Напечатанные, что ценно, на бумаге, изготовление которой потребовало рубки тех самых деревьев, ради защиты которых издаются эти писульки. По моему убогому разумению, логика тут безупречная.
— Брошюры печатают на бумаге, переработанной из макулатуры, — сказала Луна с типичным для нее преувеличенным вздохом.
— Я знаю это, Луна. И это прекрасно. Я уверен, что наша программа переработки вселяет ужас в сердца тех долбаных ублюдков из лесопромышленных корпораций, которые изводят дождевые леса. У бедняг с перепугу зуб на зуб не попадает.
— И что же, Кевин, по-твоему, нам делать? — спросила Луна. — Взорвать Панамерикэн-бэнкроп-билдинг?
— Это было бы хорошим началом, — отрезал Кевин.
— О, ради бога, Кевин, нельзя ли без выпендрежа? — буркнула Луна.
За столом, как бывало всегда, когда Кевин выпускал пар, воцарилось молчание, которое нарушил Руперт.
— Дженнифер, — спокойно, с расстановкой произнес он, — будь добра, узнай, почему задерживается Найджел?
Дженни сразу же встала, втайне радуясь возникшей возможности отлучиться, и ушла, огорченная размолвкой, омрачившей такое славное утро и их завтрак. Происходило что-то такое, чего она не понимала и что ей не нравилось, и дело было не в дурацком выпендреже Кевина. Взгляды, которыми обменялись Луна и Кевин в ходе своей пикировки, наводили на мысль, что они, при всей видимой оппозиции, каким-то образом подпитывали друг друга, и один получал от другого своего рода нездоровую энергию. Правда, это было всего лишь ощущение, неизвестно на чем основанное, которое она даже не могла облечь в слова.
Найджел Кукси занимал весь юго-восточный угол дома, маленькую спальню, ванную и комнату побольше, соседнюю с офисами Альянса, которую он использовал в качестве своего рабочего кабинета и депозитария. Дженни знала, что он настоящий профессор, и о влажных тропических лесах ему было известно все, ибо он прожил там много лет. Еще она знала, что Руперт и Кукси относились друг к другу с величайшим уважением. Кевин называл его профессор Аист, но считал все его ученые штудии пустой тратой времени, ибо на кой черт надо выяснять, что да как в этих хреновых джунглях, если к тому времени, как все это будет опубликовано, от этого леса и пеньков не останется. Обычно Кукси или работал в одиночку, или часами беседовал с Рупертом, обсуждая стратегию Альянса.
«Парочка старых гомиков» — так отозвался об этих двоих Кевин, когда они с Дженни год назад приехали в усадьбу. Но она с ним не согласилась и, хотя сначала Кевин над ней посмеивался, оказалась права. Может быть, Руперт и был малость со странностями, но совершенно гетеросексуален: у него была парочка подружек, с которыми он время от времени развлекался в своей спальне в «башне», и звуки, которые оглашали в такие ночи сад, ясно свидетельствовали о том, что обладатель столь внушительного члена орудовал им весьма умело.
Что представляет собой Кукси, она еще не разобралась. Может, он и правда был геем, но и в этом отношении никак себя не проявлял. Можно было подумать, что его вообще не привлекал секс, хотя, когда она обдумывала эту идею, мысли ее слегка буксовали. Порой ей приходило в голову, что с ним что-то не так: единственный из всех обитателей усадьбы, он никогда не купался обнаженным, и никто знать не знал, какая у него штуковина. Кевин предположил, что огромная, пурпурная, с шипами и закорючками, как у демонов в дурацких комиксах, но Дженни склонялась к тому, что профессор просто одинок, и всегда была с ним мила. Он ей нравился, особенно его голос, похожий на голос кого-то из телевизионных комментаторов тех программ, которые она никогда не смотрела, но на которые порой попадала, прежде чем переключиться на канал со своим шоу. Эти люди говорили по-особенному, отстраненно, будто ничто в мире их не касалось и никто на свете не имел для них никакого значения.
Она постучалась в дверь спальни Кукси и, не получив ответа, подошла к следующему примыкавшему к холлу помещению — его кабинету. Она просунула голову в царство коробов, клетей, бочонков, неустойчиво громоздившихся стопок книг, высившихся прямо на полу, высоких, чуть не до потолка, книжных шкафов, на которых стояли скелеты и чучела животных, и старых каталожных ящиков разного размера. Над всем этим медленно вращался вентилятор в оплетке, и пылинки, светясь, танцевали в проникавших в окна зеленоватых солнечных лучах, просочившихся сквозь кроны деревьев. Найджел Кукси сидел, откинувшись на деревянном, вращающемся кресле и забросив обутые в сандалии худые, узловатые ноги на загроможденный невесть чем стол. В комнате висел особый, характерный для закоренелого ученого холостяка запах. Запах старой бумаги, формалина, виски и не полностью разложившихся органических веществ.
— Хм… профессор? — подала голос Дженни, прочистив горло.
Ноги ученого слетели со стола, кресло резко развернулось вокруг своей оси, попутно задев деревянную клеть, и Кукси оказался сидящим лицом к ней. Удивленное выражение на этом лице придавало ему сходство с мордами чучел обитателей джунглей, стоявших на высоких полках. Маленький белый предмет с грохотом покатился по полу. Дженни наклонилась, чтобы поднять его — это оказался гипсовый слепок ступни животного, — и отдала профессору.
— Прошу прощения, я от Руперта. Он хочет встретиться с вами.
— Ох, надо же! Неужели уже девять часов?
На книжной полке стояли деревянные часы, но циферблат загораживали стопки журналов. Дженни отодвинула их и сказала:
— Полдесятого. Сон сморил?
— О, вовсе нет, нет. Просто глубоко задумался.
«Ага, в этаком-то дыму», — отстраненно подумала Дженни. Кукси, единственный из всех, курил табак, из-за чего белые стены рабочего кабинета приобрели коричневый налет. Как обычно, он посмотрел на нее в упор, внимательно, словно на какое-то существо, ставшее объектом наблюдения. Глаза у него были серые, глубоко посаженные и печальные.
— «Юноша страстный, локоном медным над ухом твоим доведен до слез. Но он не саму тебя любит, бедный, а сияние рыжих твоих волос». Йетс.
— Прошу прощения?
— Ничего, моя дорогая. Все то же — размышления. Что ж, я должен пошевеливаться.
Он положил слепок на письменный стол.
— Что это за слепок? След?
— Да. Тапира. Tapirus terrestris. Можно многое узнать о крупных млекопитающих по отпечаткам их лап. Их вес, конечно, и порой пол и возраст. Это самец, примерно двухлетнего возраста.
