Карл Хайасен - Хворый пес
Благодаря известности и старшинству Нильс Фишбэк исполнял ведущую роль в петиционном движении против острова Буревестника. В эйфории первого всплеска планов по переустройству острова, именовавшегося тогда Тарпоньим, Фишбэк неблагоразумно, как выяснилось позже, истратил все сбережения на покупку тридцати трех участков. Нильс Фишбэк мечтал покинуть Майами и удалиться в безмятежный райский уголок, окруженный водами Мексиканского Залива. Он предполагал оставить за собой четыре самых живописных участка и на деньги, полученные от высотного проекта, выстроить для себя и жены роскошную усадьбу в плантаторском стиле. К несчастью для Фишбэка, проект «Башни Тарпоньего острова» всплыл брюхом кверху вскоре после отливки первой домовой панели и внезапного ареста главных спонсоров строительства – двух юных кузенов из Барранкильи. К тому времени Фишбэк успел лишь отделать клочок земли шестьдесят на шестьдесят футов, где воздвигли киоск по продаже участков Тарпоньего острова – весьма скромное ландшафтное сооружение, за которое Нильс Фишбэк все-таки ожидал получить вознаграждение. Денег не получили ни он, ни другие субподрядчики. Дальше – хуже: за восемь лет провалились еще три попытки переустройства Жабьего острова, а у Фишбэка еще оставалось семнадцать участков бесплодной земли из первоначальных тридцати трех. Дом-мечта по-прежнему оставался в чертежах, а Фишбэк одиноко жил в развалюхе, которая не интересовала даже отдел по реализации имущества лопнувших компаний.
Жена Фишбэка давно распростилась с мечтами и умотала на континент, предоставив мужу одиночество и свободное время в количестве, вредном для здоровья. Фишбэк прошел через полосу запоев, когда переставал бриться, мыться, чистить зубы и менять белье. Целые дни он проводил на пляже, отчего кожа его потемнела и сморщилась, как грецкий орех. Однажды утром, когда пьяный Нильс Фишбэк мочился со старого деревянного моста, к нему подошел впечатлительный молодой человек, писавший очерки для сент-питерсбергской газеты. На следующей неделе появилась большая статья под заголовком «Мэр Жабьего острова». Хотя Фишбэк не помнил, чтобы он давал интервью, и чего вообще наврал, но рьяно воспринял новый звучный титул. Он отпустил бороду и вытравил ее до снежной белизны, щеголял голым по пояс, босым и в ярких банданах. Фишбэк лихо преобразился в отшельника, несгибаемого защитника Природы, который обитает на острове исключительно из-за его великолепия и не желает разорять постройками. Он радостно позировал фотографам, делая вид, что целует крохотную полосатую жабу, давшую название острову. У него хорошо получалось произносить полные горечи и любви речи о гибели старой Флориды. Потому он на годы стал желанным персонажем для «Вашингтон Пост», «Ньюсуик», «Си-эн-би-си» и телестанций Тернера, не говоря уже о местных средствах массовой информации. Так Фишбэк превратился в эксцентричную знаменитость здешних краев.
По правде, ему было глубоко плевать, что делается с тварями, обитающими на Жабьем острове. Самым прекрасным и поразительным зрелищем в Царствии Божьем для него стал бы чек в 510 000 долларов от компании Роберта Клэпли – такую несуразную цену запрашивал Фишбэк за свои семнадцать сиротских участков. Разумеется, он бы с восторгом принял и вдвое меньшую сумму и убрался с Жабьего острова еще до заката. Фишбэк изобразил ужас, когда бульдозеры Клэпли стали утюжить жабью родину, однако втайне возрадовался. Жаб он терпеть не мог, особенно в их брачный период, когда ночь напролет в голове отдавались пронзительные песнопения. Но что важнее, механизированная атака Клэпли на маленьких амфибий мощно подпитывала информацией петиционное движение: какое же чудовище, не правда ли? Тысячами давит невинные существа! На такие случаи у Фишбэка имелась картотека редакционных телефонов для связи с корреспондентами. Он лично проведет телевизионные бригады по старому мосту и дороге на пляж к месту бойни, покажет, где установить камеры. Компания «Остров Буревестника» не выдержит столь ужасной рекламы! За часок до этого Фишбэк уведомит Клэпли, чтобы тому хватило времени позвонить в банк и перевести деньги.
Единственно неясный вопрос – когда звонить? Если протянуть со звонком, бойня закончится, и телевизионщикам нечего будет снимать. С другой стороны, вмешаешься слишком рано, и жабья зараза сильно не уменьшится, а через несколько недель у нее весенний брачный период.
Фишбэк встал и отряхнул на заднице обрезанные штаны. Вынул из морозилки две банки пива, одну открыл, другую сунул подмышку. Неторопливо спустился с холма к рощице, где заправлялся большой желтый бульдозер. Фишбэк передал неоткрытую банку водителю и спросил:
– Долго еще коноёбиться?
– Долго, батя, – пробурчал бульдозерист. – Привыкай.
– Нет, я имею в виду, сколько будете валандаться? – Фишбэк махнул костлявой рукой, походившей на вытащенную из воды корягу. – Жаб-то когда передавите?
– Ты про че? – сощурился водитель.
– Глянь на башмаки, приятель. Там жабьи кишки, если не ошибаюсь.
Водитель отступил, вытирая подошвы о палую хвою.
– Ты че, мужик, рехнулся?
– Ладно! – нетерпеливо вздохнул Фишбэк. – Будем считать, поскакунчики здесь не водятся. Просто скажи, сколько это еще протянется.
Бульдозерист взглянул на преподнесенную банку холодного пива. Да черт с ним! Это старый безвредный пердун. Наверное, его грохот достал.
– Неделю, – ответил водитель. – Так в наряде сказано.
– Отлично. – Фишбэк показал на рощицу. – С четверть мили отсюда по этой тропке будет прудок с пресной водой. Славное местечко для свалки. Подгрести б туда побольше грунта.
– Ну? – заинтересовался бульдозерист.
Нильс Фишбэк заговорщически подмигнул.
– Ага! Прямо Жабий Центр, напарник.
5
На следующей неделе согласовательная комиссия Законодательного собрания Флориды одобрила ассигнование 9,2 миллиона долларов для реализации на юго-западе Майами окружного проекта «Общественный центр поддержки Вилли Васкес-Вашингтона». Та же комиссия дала добро на выделение 27,7 миллиона долларов для проектирования и строительства величавого бетонного моста с четырьмя дорожными полосами взамен деревянной двухполосной развалюхи, соединявшей Жабий остров с материком. Губернатор Дик Артемус заявил о решительной поддержке обоих проектов и воздал хвалу законодателям за «внепартийную приверженность прогрессу».
Через несколько дней Нильс Фишбэк и еще двадцать два человека, подписавшие петицию «Нет – острову Буревестника!», встретились с Робертом Клэпли и его адвокатами в кабинете фешенебельного кубинского ресторана в Ибор-Сити. Состоялась сделка: Клэпли покупал семнадцать участков Фишбэка за 19 000 долларов каждый, что на 16 500 долларов превышало ранее истраченную Фишбэком сумму. Другие «защитники» Жабьего острова получили и с готовностью приняли сопоставимые предложения. Всех отправили домой самолетом, а следующим утром Нильс Фишбэк собрал у старого деревянного моста пресс-конференцию. Горстке корреспондентов местных изданий «мэр» сообщил, что снимает все претензии петиционного движения, поскольку «компания «Остров Буревестника» уступила практически всем требованиям». Шурша ворохом с виду официальных бумаг, Фишбэк обнародовал письменное обязательство Роберта Клэпли сохранить природу острова и обеспечить биологическое, ботаническое и гидрологическое наблюдение на всех фазах строительства. Кроме того, Клэпли выдвинул неслыханную компенсационную программу, согласно которой каждый акр деревьев, принесенных в жертву строительству, возмещался тремя акрами новых посадок. Нильс Фишбэк не сообщил прессе, что по закону Клэпли не обязан восстанавливать растительность Жабьего острова, и потому новые лесопосадки могут проводиться в любом месте Флориды, включая далекий округ Путнэм, где Клэпли владеет девятьюстами акрами недавно раскорчеванного лесного участка, нуждающегося в восстановлении.
Вдохновителем умиротворяющей аферы был не кто иной, как Палмер Стоут. Неделя выдалась весьма продуктивной. Губернаторские дружки получали новый мост, Вилли Васкес-Вашингтон – новый общественный центр, а наглая контролерша с развязки Йихо – пинок под зад. Из Таллахасси Стоут прибыл домой самолетом и сразу направился в свой любимый сигарный бар «Поклонник», чтобы отпраздновать удачу. Здесь, среди румяных молодых юристов, финансовых управляющих, владельцев галерей и бывших профессиональных спортсменов, он ощущал себя сильным и значительным. Ему нравилось смотреть, как они обучают новых подружек осторожненько обрезать кончик контрабандного «боливара» – любовная прелюдия яппи девяностых. Стоут возмущался, что жена не желала переступать порог «Поклонника», а ведь как бы она там смотрелась – сидит, закинув ногу на ногу, и оправляет черное вечернее платье в обтяжку. Но Дези говорила, что от сигар ее тошнит. Она нещадно пилила его за курение дома – дескать, дурная и вредная привычка. А сама каждый раз сворачивала косячок, когда они трахались, и Палмер не возражал. «Пажалста, мэм! – весело говорил он. – Лишь бы ночка пролетела!» «Слушай, ты не заткнешься?» – отвечала Дези. И только так она позволяла оседлать себя – совершенно молча. Шалости с «поляроидом» она терпела, но стоило Палмеру произнести хоть слово, как вся любовь кончалась. Такое вот было у Дези железное правило. Стоут приучился пару раз в неделю затыкаться в спальне на пятнадцать-двадцать минут. Приноровился. К тому же были и другие – особенно штучки из администрации, которые позволяли ему балаболить от начала до конца. И вопить, будто на скачках. Бармен поставил стаканчик бренди.
