Детлеф Блюм - Тайна придворного шута
— Вот и отлично. — Мальц поднялся с кресла. — Захватишь с собой Клаудиу, если у нее найдется время?
— Ты же знаешь мою дочь. Скачки ее не интересуют. Это было мягко сказано. Клаудиа именовала соревнования скакунов не иначе, как «изысканное живодерство».
— Может, хоть на этот раз тебе удастся ее уговорить. У меня есть один свободный билет. Ну ладно, мне действительно пора. Привет Клаудии.
Хартвиг Мальц исчез. Симон только сейчас вспомнил, что хотел справиться у него о Франциске. Ну ладно, время еще было. Он захватит с собой сигнальный экземпляр романа госпожи Хансен и на досуге познакомится с этим произведением подробнее. Надо было еще связаться с Клаудией. Симон уже протянул руку к телефону, но тут аппарат зазвонил.
— Шустер. Слушаю вас. Добрый день.
— Симон, дружище, это Ганс Хильбрехт из Дрездена. Как ваши дела?
— Вот так сюрприз! Спасибо, хорошо… А как у вас?
— Тоже неплохо. Симон, только что мне сообщили, что в следующий понедельник в Берлине состоится совещание ректоров высших учебных заведений страны и я должен участвовать.
— Так, значит, вас можно поздравить? Вас назначили ректором Технического университета Дрездена?
— Еще нет. Пока нет. Но наш ректор заболел, а из трех его заместителей только я в достаточной степени владею информацией, чтобы заменить его. Мы могли бы встретиться, если вы не против, даже у вас дома.
— Разумеется. Я попрошу Джулию приготовить нам что-нибудь вкусненькое.
— Великолепная мысль. Совещание продлится часов до шести вечера. Потом небольшой прием. Я мог бы подъехать часам к восьми, возможно, чуть позже.
— Договорились. Ганс, знаете, это очень удачное совпадение, что вы собрались в Берлин именно сейчас. Я даже хотел звонить вам по одному делу. Если позволит время в перерывах между подготовкой к совещанию, составьте мне, пожалуйста, маленькую справочку о личности некоего Иоганна Эрнста Шнеллера.
— Вы имеете в виду придворного шута Фридриха Августа II Саксонского?
— Именно.
— Я понял. Нет проблем. Особенно много готовиться мне не придется, да и времени скорее всего не будет. Но все, что знаю, расскажу.
— Отлично. Тогда до встречи в понедельник в двадцать ноль-ноль. Может, мне удастся познакомить вас с дочерью.
— Буду рад. И постараюсь не наедаться, чтобы прийти к вам голодным.
— Чудесная мысль. До встречи.
После этого разговора Симон позвонил наконец Клаудии и договорился поужинать с ней в ресторане Джанни. Он решил прогуляться до Фазаненплац, где жила его дочь, пешком. Хозяин ресторана как раз принимал заказ у одного из посетителей, но, заметив вошедшего господина Шустера, повернулся к нему.
— Клаудиа уже звонила! — крикнул он Симону и указал на один из свободных столиков. — Аперитив?
Симон кивнул, и тотчас возник официант с бокалом и бутылкой вина. Симон с наслаждением откинулся на спинку стула и наблюдал за происходящим на прилегающей к ресторану городской площади. По ее периметру росли огромные каштаны. Симон считал Фазаненплац одной из самых красивых площадей в Берлине. В сквере на аккуратно подстриженных газонах резвились дети и собаки, прогуливались мамаши с колясками и праздношатающийся люд. Шум от проезжавших мимо машин почему-то совершенно не тревожил Симона. Наоборот, слегка суетливая атмосфера пятничного вечера наполняла его каким-то умиротворением. Ему даже показалось на некоторое время, что он оказался в театре под открытым небом.
— Какие новости? Я просто сгораю от нетерпения. — Клаудиа вихрем ворвалась в ресторан, чмокнула отца в щеку и уселась за столик спиной к площади.
— Существует дневник шута. В нем кое-какие сведения о его жизни за последние два года до самоубийства. Начало этого дневника я уже читал.
— Что? И ты так спокойно говоришь об этом? Где тебе удалось его найти? И где эти бумаги?!
Официант принял у них заказ, и, пока они ждали, когда принесут блюда, Симон рассказал дочери о своем визите к Хёфлю, звонке Ганса Хильбрехта и о том, что он успел прочесть в бумагах, которые дал ему посмотреть Хёфль.
— Вот видишь, — радостно тараторила Клаудиа, — как далеко мы продвинулись. А еще в воскресенье ты был настроен так скептически!
— Я по-прежнему настроен скептически, — возразил Симон, — мы пока на стадии сбора информации. Что последует дальше, известно одному Богу.
— А, — махнула рукой девушка, — главное — есть прогресс.
Больше об этом деле они не говорили. Слишком хорош был вечер, чтобы им не наслаждаться.
ГЛАВА 4
— Дорогая госпожа Бертрам! Я не раз имел возможность оценить ваши кулинарные способности, но сегодня вы превзошли себя. За всю свою жизнь мне не доводилось есть ничего подобного. Ваши спагетти… Откуда у вас рецепт?
Джулия искренне радовалась тому, с каким аппетитом Симон, Клаудиа и Ганс Хильбрехт поглощали приготовленный ею ужин.
— Спасибо. Но вы ведь знаете, спагетти — национальное блюдо моей родины. А вообще все дело в соусе. Мы кладем туда черные оливки, каперсы, анчоусы, помидоры, чеснок и перец.
Экономка начала убирать со стола посуду. Симон поднялся, пригласил гостя в соседнюю комнату и предложил сигару. Хильбрехт устроился в большом кресле и с наслаждением перекатывал пальцами «Корону». Во время ужина в перерывах между блюдами он произнес небольшую речь, в которой «как старший по возрасту» предложил Симону перейти на ты. При этом гость подчеркнул, что «такая необходимость назрела очень давно».
Симону это не особенно понравилось, он предпочел бы соблюдать в отношениях с этим человеком определенную дистанцию, но сил противиться у него не было, да и ставить Хильбрехта в неловкое положение, тем более в присутствии Клаудии, ему не хотелось.
— Ганс, — фамильярность в общении с трудом давалась Симону, — мне совершенно точно известно, что ты корифей в вопросах, касающихся саксонской истории…
— Верно. Сегодня вечером, как и обещал, я расскажу вам все, что мне известно об Иоганне Эрнсте Шнеллере. Итак. Исторические источники довольно скудно освещают его жизненный путь. Некоторые факты биографии до сих пор покрыты мраком. Поэтому мое повествование будет содержать в себе как точно проверенные факты, так и ряд научных гипотез. — Он отхлебнул из своего бокала немного виски. — Шнеллер — фигура достаточно колоритная. Представьте высокого, светловолосого, абсолютно безусого человека, с мясистыми губами, носом с горбинкой и белозубой улыбкой. Такая белизна зубов была явлением для того времени достаточно редким, поэтому упоминается почти во всех хрониках. Современникам импонировала его интеллигентность. Однако они отмечают, что временами Шнеллер был вспыльчив и довольно злопамятен. Его взлет при дворе курфюрста Саксонии был стремителен. Но еще более стремительным было его падение. Поэтому я начну с рокового дня 31 августа 1756 года. Ранним утром некий человек, личность которого до сих пор не установлена, осведомился у слуги, дома ли его господин. Получив утвердительный ответ, посыльный показал письмо, которое надлежало незамедлительно вручить Шнеллеру. Впоследствии посыльный отметил в протоколе следователя, что вручил Шнеллеру послание в десять часов утра. Письмо не нашли, но в его содержании можно не сомневаться: Шнеллера предупреждали о возможном аресте незадолго до наступления темноты. В содержание письма придворный шут посвятил своего секретаря и шеф-повара, обоим он, несомненно, доверял. Они о чем-то посовещались в библиотеке. Около одиннадцати часов шеф-повар объявил прислуге, что господин не поедет кататься верхом, как это было заведено, а целый день будет дома. После этого двое слуг были посланы на рынок за продуктами. По их возвращении повар начал готовить роскошный обед. Шнеллер и его секретарь Август Пфайль несколько часов разбирали в кабинете шута его документы, большую часть из них сожгли в камине. Запах гари распространился по всему дому, несмотря на то что окна были раскрыты настежь, а двери плотно закрыты. В семнадцать часов подали первые блюда. Прислуга была удивлена — Шнеллер пригласил за стол не только Пфайля, но и шеф-повара. Около двадцати часов шеф-повар вышел из столовой, чтобы принести сыры и еще несколько бутылок вина. Прислугу отпустили. Шнеллер запер дверь в столовую. В доме все стихло. С наступлением темноты раздался стук в двери дома. Слуга, принимавший утром посыльного, открыл дверь и увидел драгун из свиты курфюрста. Они отстранили его и прошли в дом, потребовав немедленно проводить их к Шнеллеру. Однако дверь в столовую была заперта. На стук и крики никто не отзывался. Дверь в конце концов сломали. Картина, открывшаяся их глазам, напоминала поле битвы: огромное количество грязных тарелок, пустых бокалов, остатки закусок на серебряных блюдах, разбросанные повсюду пустые бутылки… Все трое — Шнеллер, Пфайль и повар — были мертвы.
— Яд? — Щеки Клаудии от волнения порозовели.
