А. Й. Казински - Последний праведник
— Ну что, куда отправимся сегодня? — вслух спросил Нильс, пробегая глазами список друзей он-лайн. Аманда из Буэнос-Айреса. Рональдо из Мехико. В Европе ночь, так что европейцев в Сети нет — кроме Луиса из Малаги, но тот вообще всегда в Сети, не исключено, что у него нет никакой жизни за пределами экрана компьютера. С тех пор как Нильс нашел этот форум, он почувствовал себя не таким психом, почти нормальным. Форум для людей, которые не могут путешествовать, которые по большей части никогда не покидали пределов родной страны. Фобия, судя по всему, существует во множестве разных проявлений: Нильсу приходилось разговаривать даже с людьми, которые никогда не выезжали из города, в котором родились. После таких разговоров Нильс чувствовал себя совершенно нормальным — он-то бывал и в Гамбурге, и в Мальмё! И даже в свадебном путешествии в Любеке. Неприятные ощущения в теле начинали всерьез нарастать только на подъездах к Берлину. Катрине однажды удалось его туда затащить, но он заболел и дрожал все выходные.
— Это пройдет, это пройдет, — монотонно повторяла она, пока они шли по бульвару Унтер-ден-Линден. Но нет, это не прошло. Никто, кроме пары сотен людей с форума, этого не понимает. Может быть, остальные просто делают вид, что не понимают, фобия ведь не такая уж и редкая. Air and travel fobia, боязнь перелетов и путешествий. Нильс кучу всего об этом прочел и знал, что, по мнению некоторых исследователей, в той или иной форме этой фобией страдает каждый десятый житель Земли. Все это он пытался объяснить Катрине: стоит ему отъехать от дома дальше чем на пару сотен километров, как его организм начинает барахлить. Сначала отключается пищеварение, у него начинается запор, поэтому речь никогда не идет о чем-то большем, чем поездка на выходные. Вслед за кишечником отказало дыхание, он стал задыхаться. Еще на подъездах к Берлину тело начало сопротивляться на мышечном уровне. Все эти подробности они обсуждали на форуме. Нильс знал, что именно из-за фобии у него склонность к депрессиям, из-за нее он порой полностью выключается из жизни. Он не мог путешествовать, и бывали дни, когда ему казалось, что к его поясу привязана бетонная плита весом с тонну. Но бывали, напротив, периоды, когда он чувствовал прилив энергии и видел в жизни только хорошее. Окружающим тогда казалось, что он находится в маниакальной фазе.
— Hi, Niels!!! How are things in Copenhagen?[11]
Аманда из Аргентины, ей двадцать два года. Учится в Академии художеств, никуда не выезжала из Буэнос-Айреса уже пятнадцать лет. Ее мама погибла в авиакатастрофе, когда Аманде было семь, так что у ее фобии по крайней мере имелось психологическое объяснение. У других никаких объяснений не существовало. Нильсу, во всяком случае, ничего о них известно не было. Как и в его собственном случае. Он пробовал все что только можно. Работал с психологом, подвергался гипнозу — все без толку, никто не смог найти никаких причин. Он просто не мог путешествовать, и все.
— Hello, beautiful, it is colder than where you are.[12]
Он пожалел о том, что написал «красавица», это было так старомодно. Хотя Аманда и правда красавица. Он любовался ее фотографией — миндалевидные глаза, густые черные волосы, пухлые губы. Красной помады для этого снимка она не пожалела.
Ответ Аманды появился внизу экрана:
— Wish I could be there and warm you.[13]
Нильс улыбнулся. Они все часто флиртовали здесь на форуме. Господи ты боже мой. Несколько сотен людей, которые никогда друг друга не увидят и которые так горячо мечтают путешествовать. Они посылали друг другу фотографии своих стран, рассказы о своих впечатлениях, рецепты национальных блюд. Нильс даже выложил на форум для общего пользования рецепт старого доброго датского печеночного паштета, который стал хитом. Сам он готовил как-то паэлью по рецепту матери Луиса, слушая в процессе запись двенадцатиструнной испанской гитары, сделанную Луисом же, и это было почти как побывать в Испании. Самое прекрасное в их форуме — что они говорят вовсе не о том, чего не могут делать: путешествовать, ездить, летать. Никаких постоянных разговоров о болезни, вместо этого они обсуждают все то, что умеют и любят: рассказывают о себе, своих странах и культурах. Через собеседников на форуме они открывают для себя мир.
Нильс поболтал с Амандой о каких-то пустяках, и она засобиралась на учебу, предварительно пообещав сделать фотографию академии и той скульптуры, над которой работает.
— Bye, Niels. Handsome mаn,[14] — написала она и отключилась прежде, чем он успел ответить.
Он как раз собирался тоже выключить компьютер, когда на экране появилась Катрине.
— Нильс?
Экран немного подрагивал, как будто ему нужно было какое-то время, чтобы окончательно синхронизироваться со своим африканским коллегой.
— Не спишь? — Ее голос звучал немного сдавленно.
— Я только что вернулся.
Она закурила и улыбнулась ему — за неимением детей сигареты были тем, что их объединяло. Нильс видел, что она чуть навеселе.
— Заметно, что я выпила?
— Да нет, вроде нет. Ты ходила куда-то вечером?
— Может, ты выключишь битлов? Я почти не слышу тебя.
Он выключил музыку и повернул экран поудобнее, рассматривая ее лицо.
— Что-то случилось? — спросила она.
— Да нет. Все в порядке.
Катрине улыбнулась. Нильс не хотел говорить, как провел вечер, он всегда был уверен, что незачем множить плохое, и ненавидел, когда кто-то рассказывал ужасные истории об искалеченных или мертвых детях. Все эти автомобильные аварии, утопленники, катастрофы — зачем другим об этом знать?
Катрине поправила свою веб-камеру. Она сидела в своем гостиничном номере, Нильс пытался определить источник легкого мерцания у нее за спиной. Что это — городские огни? Лунный свет, задевающий Столовую гору? Мыс Доброй Надежды? Может быть, эти маленькие мигающие световые пятна — это корабли, идущие из Индийского океана?
— Я тебе рассказывала про Криса и Мэрил? Пара американских архитекторов, они недавно приехали. Дико талантливые, кто-то из них работал с Даниэлем Либескиндом. Ну так вот, у них сегодня было что-то вроде новоселья… Да ты и сам их скоро увидишь, они пригласили нас в гости на субботу.
Она взглянула на него подбадривающе.
— Ну что же, я с радостью.
— Ты купил таблетки?
— Да. Конечно.
— Покажи.
Нильс поднялся и вышел в ванную. Когда он вернулся, Катрине сидела перед своим компьютером в одном лифчике, сбросив белую рубашку. Нильс прекрасно понимал, к чему она клонит.
— Жарко у тебя там? — спросил он, поддразнивая.
— Здесь прекрасно, Нильс, это лучший в мире климат. И тебе обязательно понравится их красное вино. Давай, покажи таблетки.
Он поднес маленькую упаковку к камере.
— Чуть ближе.
Он послушался. Катрине прочла вслух:
— Диазепам. 5 мг. Успокаивающее средство, против аэрофобии.
— У Аллана есть друг, которому они очень помогли.
— У Аллана?
— Из отдела по борьбе с убийствами.
— Я-то думала, ты единственный полицейский, который не может летать.
— Я могу летать. Мне просто сложно путешествовать.
— Это, конечно, большая разница. Давай-ка прими таблетки. Две, сейчас, чтобы я видела.
Нильс засмеялся, покачал головой, положил на язык две маленькие таблетки.
— Твое здоровье.
— Глотай быстрее.
Как только таблетки исчезли в сопровождении половины бокала вина, настроение Катрине, как он и ожидал, изменилось.
— Ну что, поиграем?
— Ты хочешь?
— Ты же знаешь, что я хочу, чего ты дразнишься. Раздевайся.
* * *Катрине жила в Кейптауне уже полгода. Сначала она не хотела уезжать, вернее, делала вид, что не хочет. Нильс понимал и принимал ее игру, он с самого начала чувствовал, что ее нерешительность призвана прощупать его реакцию. Что он скажет, если она решит уехать?
Когда решение наконец-то было принято, Нильс почувствовал огромное облегчение — не потому, что его радовала перспектива прожить без Катрине целый год, но потому, что неизвестность закончилась. Перед ее отъездом он порой даже ловил себя на том, что радуется своему предстоящему одиночеству. Ей он никогда об этом не рассказывал и сам толком не мог понять причин этой радости, он ведь прекрасно знал, что одиночество и тоска тяжело ударят по нему. В последний вечер перед ее отъездом они крупно поссорились, потом занялись любовью на диване. Затем Катрине плакала, говорила, что не сможет без него, и порывалась позвонить шефу и все отменить — но разговоры, конечно, так и остались разговорами.
Они попрощались ранним утром у машины. Воздух был густым от мелкого, почти невидимого дождя. Нильс чувствовал абсолютную пустоту внутри, у него рябило в глазах. Катрине подалась вперед, чтобы поцеловать его мягкими и горячими губами, и прошептала ему на ухо что-то, чего он не смог разобрать, и весь день после ее отъезда он пытался понять, что же она такое сказала. Если мы больше не увидимся… Причем в глубине души он почему-то чувствовал, что это только хорошо, что он не сумел расслышать последние слова.
